Евгения Михайлова - Струны черной души

— Что ты сказала? Ты уверена? Как? Что с ним сейчас?

Десять тысяч экспертов-психологов не уличили бы его в притворстве и лицемерии.

Я в этом уверена, потому что никто, кроме меня, не подозревал его в преступлении так сильно. Мне нужен был один неверный вздох, чтобы вынести приговор тому, кто уже обнимает меня трепещущими от нежности и нетерпеливого восторга руками.

— Уверена. И я, и следователи. С ним сейчас все в порядке, — ответила я.

И притянула его за шею, прижалась к колючему лицу.

Я не вынесла приговор: неверного вздоха не было. Что значит только одно: я не хочу войны. По крайней мере, с одним человеком. По крайней мере, сейчас.

Мы с Игорем были вместе два часа пятнадцать минут. Они пролетели, как молния, сквозь наши тела, утратившие всякую связь с контрольным центром мозга. И каждая секунда светилась отдельно, как звезда в короне моего маленького царства.

Но на часы мы взглянули синхронно.

Когда Игорь, уже одетый, вышел из ванной, я поставила перед ним на кухонный стол чашку кофе и тарелку с горячим тостом. И спросила (так сказать, эффект неожиданности):

— Твоя жена была рядом, когда я позвонила? Она догадывается о том, что ты уехал так рано к женщине?

— Рядом, — ответил он. — Не исключаю, что она в курсе. Почти уверен. Но мы уже настолько далеки, что нескромных вопросов друг другу не задаем. Так бывает. Ты умный человек и наверняка это знаешь. Можно спать рядом и быть очень далеко. Я подал заявление о разводе. Надеюсь, Эльвира согласится без суда.

Игорь встал, вытянулся передо мной, как ученик на уроке перед учителем, и добавил:

— Я не собираюсь делать предложение тебе, наследнице-миллионерше, если ты об этом подумала. Меня устраивала вчерашняя зэчка. Другой статус пока не заинтересовал. И брачные узы пока не влекут, а наоборот.

— Отлично, — сказала я, как бесстрастная училка. — Я тоже — больше ни-ни. Что угодно, только не счастье семейной жизни. Спасибо, что приехал. Меня отпустило. Работу пришлю через пару часов. Наш Костя выйдет на международную арену.

Я закрыла за Игорем дверь, медленно помыла посуду.

Как безошибочно правильно он ответил на мои вопросы. Любой драматург написал бы положительному герою именно такой текст. Любой чертов примитивный драматург.

Ничего, я поставлю вопросы иначе. И не вопросы.

Два часа пятнадцать минут спасительного огня — это очень много. И ни разу не повод не устроить для любовника ловушку. Организовать на него засаду. Эти неумолимые факты.

Он подал на развод, я получила завещание.

Сережа распутывал обильные контакты Сотниковой. У нее забрали несколько телефонов, два ноутбука, вскрыли имейлы на всех ресурсах, проследили связи на всех сайтах.

У следователей масса материала для проверки и разных уголовных дел. На редкость многосторонняя мошенница.

Если рассматривать во всех эпизодах результат, как с приютом «Добро», то соучастница в убийстве. Там обнаружили и трупы в овраге за Кольцевой.

Это случаи, когда не получилось с констатацией естественной смерти, налицо откровенное насилие.

И только Кольцов с Васей искали связь с офисом Игоря Сергеева. И они нашли ее.

Звонок на один из телефонов Сотниковой был входящий. Ей просто назначили встречу, потому что тут же на имейл пришло из группы поиска персонала письмо с датой и временем.

Такие письма оттуда рассылают с общего ящика.

Так удобнее руководству контролировать встречи своих сотрудников и очень трудно узнать, кто конкретно послал письмо.

— Трудно — не значит невозможно, — сказал Сережа, развалившись на диванчике в кухне. — Извини: спина требует расслабухи. Мы всю ночь работали. Но по дате и времени найдем и того, от кого письмо. Время ушло даже не на это. Мы искали и связь Сотниковой с Надей Павловой. С того момента, как я прочитал переписку Томы с твоей дочерью, я думаю, кто же был информатором. Она пришла в колледж за несколько месяцев до гибели Анатолия. И так быстро установила доверительные, почти родственные отношения именно с твоей дочерью. В ее почте нет аналогов такой переписке. Сотникова очень скупо общается, как все преступники. Павлова в качестве информатора очень бы подошла. Свидетель по делу, имела прямое отношение ко всем действующим лицам, пристрастна, одержима, сплетница и интриганка по натуре. Не знает, так придумает. Но пока ничего не нашли.

— Что ничего не значит, — сказала я. — Они могли найти друг друга и без звонков, тем более писем. Скажем, Павлова пришла в колледж посплетничать, познакомилась с Томой. Или, наоборот: Тома, узнав каким-то образом подробности дела, а она их явно знает, нашла Павлову по домашнему адресу, который есть в колледже.

— Да, конечно. С этим разберемся, возможно, напрямую с Надей. Она не дергает меня уже несколько дней. То ли лечение подействовало, то ли обдумывает новый план.

— Она не работает?

— Так у нее работа — системный администратор в почти скончавшемся НИИ. Оклад семь тысяч. Режим свободный. Звонят, если старый компьютер у кого-то зависнет. Думаю, приступила без проблем и ущерба для своей напряженной внутренней деятельности.

Сережа почитал документы от тети Изабелл.

— Серьезные перемены, — заметил он. — С хорошим специалистом у меня есть договоренность. Свистни, когда будешь в состоянии заняться. Как с паспортом? Ты поедешь на похороны?

— Нет. С живой тетей я попрощаться не успела, а просто ритуалы никому не нужны. Я папу не оставлю. И совершенно не хочется раньше времени видеться ни с этим Сердюком, ни с поставщиком устриц. На этом этапе ищите крысу без меня. Оснований полагать, что она есть, больше чем достаточно.

— Как Игорь Сергеев? — безразлично спросил Сережа.

— Отлично. Был недавно у меня. Видел все это. — Я кивнула на документы. — Разводится с женой. На мне жениться не собирается. Объяснил это очень убедительно.

— Очень рад тому, что вы начали обсуждать самые болезненные темы. Это полезно для отношений. Читал у одного психолога.

Я посмотрела на Сергея, детектива, прорывшего вокруг меня множество подземных траншей в поисках мин, на завещание, которое, вероятнее всего, стало мечом над всеми нашими жизнями, бросила взгляд на дверь своей спальни, в которой еще не растаял воздух любви, — и мои виски как будто кто-то сжал стальными тисками.

Что это все? Это точно свобода?

Да мне в бараке бывало в тысячу раз легче на душе.

Именно потому, что там была абсолютная нищета, беспросветная пустота. То, что на меня свалилось, мне не под силу.

— Сережа, давай сегодня больше ничего не обсуждать. У меня Костик выходит на международную арену. Нужна серия статей.