Евгения Михайлова - Струны черной души

— Везунчик наш Буратино, — восхитился Сережа. — Ему очень повезло и с пиарщиком, и с автором. Наткнулся тут недавно на какой-то текст, как будто в твоей кухне посидел. Полный интеллектуальный комфорт.

Самое бесценное качество моего частного сыщика — с ним приятно болтать о всякой чепухе.

Я на какое-то время отвлеклась от всего. Нас прервал звонок его телефона.

— Так и знал, что она явится, стоит ее помянуть вслух. Это Павлова.

Сережа ответил:

— Кольцов слушает.

Павлова трещала громко и возбужденно. Слов я не могла разобрать, но ясно, что ее распирает то ли от новой информации, то ли от очередного приступа симуляции.

Сережа слушал спокойно, не прерывая.

Затем сказал: «Еду к вам» — и разъединился.

— Новый поворот от Нади Павловой. Узнала о смерти Коврова. И хочет сообщить следствию важную информацию. Но сначала мне. Такой у нас уровень доверия.

— Сказала, какую?

— Именно. Говорит, до следователя должна посвятить меня, чтобы не обвинили ни в сокрытии, ни в соучастии. Она подозревает, что Бориса Миронова убил Ковров.

— Почему скрывала до сих пор?

— Потому что боялась. Он ей угрожал. И теперь она вспомнила, что он вернулся в тот день, когда она лежала в ванной после дозы лекарств. Теперь она уже уверена, что это он ей и подсыпал лишние порошки в еду, они вместе ели. И точно знает, что он и вены перерезал. Вроде предоставит улики. Типа отошла и сама во всем разобралась.

— Ты ей веришь хоть в чем-то?

— Я вижу сплав, чудовищный замес: только у нее и есть серьезная информация о гибели твоих близких, но именно она упоенно лжет, пытается торговать правдой. Причем покупателю попытается подсунуть поддельный товар. Это какой-то маниакальный синдром, который она сделала смыслом жизни. Синдром Павловой. Я поехал, пока она не изобразила попытку перерезать себе горло. Не исключено, чтобы подставить меня. Или тебя, что еще вероятнее. Она рыдала, говоря о смерти Коврова. Говорит, его убил какой-то заказчик. И еще — он был ее любовником.

— Черт подери, какая насыщенная жизнь у этой психопатки. Постарайся вернуться живым.

Павлова обеспечила работой и Сергея, и следствие. Показала, что после гибели Миронова у Коврова появилась зажигалка той же фирмы, что была у Бориса.

Это очень дорогая вещь, Боря ее никогда не оставлял без присмотра — или на столе под рукой, или в кармане.

Есть особая примета. Миронов нацарапал на ней лезвием ножа крошечную букву «М».

Павлова видела ее у него в руках буквально за день до смерти.

Когда к ней пришел Ковров и прикурил сигарету такой зажигалкой, она спросила, где взял. Он ответил, что давно искал такую и, наконец, попалась относительно дешево. Но она заметила там букву «М».

Кроме того, у нее есть зубная щетка Коврова.

Он чистил ею зубы и в тот последний раз, когда после его ухода ее нашли с перерезанными венами. Она ее не выбрасывала и не мыла, может, понадобится ДНК, чтобы ей поверили, что они состояли в близких отношениях.

Его следы следствие может найти и на грязном постельном белье в плетеной корзине в ванной.

Это объясняет, почему она могла расслабиться в его присутствии, а у него была легкая возможность совершить преступление.

Лезвие, которым резали вены, следствие изъяло. На нем есть ее отпечатки пальцев. Но их мог поставить тот, кто резал, когда она уже была сонной. Если сам был в перчатках. А вот бумажную упаковку от лезвия она якобы недавно нашла на дне мусорного контейнера.

В перчатках трудно открыть такую упаковку, возможно, на ней есть отпечатки преступника.

Во всяком случае, попросила проверить: есть ли на этой упаковке ее отпечатки. Она сама ее достала в хозяйственных перчатках. Такая запоздалая, но бешеная активность и прозорливость.

Как бы там ни было, но эксперт нашел на упаковке лезвия отпечатки Коврова. Ее — нет. После смерти подозреваемого в другом городе такую улику не сфабрикуешь. Я подумала, но лень было им сказать: Павлова могла просто найти упаковку от лезвия, каким когда-то у нее побрился Ковров, или не нашла, а на всякий случай сохранила. Интриганка ведь. На отпечатке нет даты и числа. Но не сказала. Пусть роют сами.

Все закрутилось по новой.

Обыск в доме, где нашли труп: теперь искали зажигалку, которой на теле не было.

Контрольный осмотр ванной комнаты и кухни Павловой.

Она предоставила следствию свою квартиру, сама поехала на неделю в оздоровительный центр по путевке психдиспансера, где наблюдается после суицида. Обещала вспомнить все разговоры Коврова в ее присутствии по телефону, всех людей, которых она видела с ним, — для поиска следствием заказчика убийства Миронова и покушения на ее жизнь.

Заявила, что если раньше она втайне допускала, что Ковров мог убить Миронова из ревности к ней, то после его смерти она уверена: то был чей-то заказ.

Убирали свидетелей именно убийства Анатолия и Тани.

— Ты просто получил помощника в лице Павловой, — сказала я Сергею.

— Можно и так сказать, — заметил он. — Версии и улики посыпались, как из рога изобилия. Даже не знаю, почему у меня в голове постоянно вертится одно имя. Иван Сусанин. По правде говоря, я уже сам не знаю, кого мы ищем вокруг нее. Только ощущение, что случайных людей в нашем круге объектов внимания нет.

Была пятница.

Сергей поехал с группой в дом, где убили Коврова. А ко мне часов в шесть вечера приехал Игорь. Никогда еще он не приезжал так рано.

Мы посидели за кухонным столом, попили кофе с булочками, как мирная семейная пара. Затем я сказала ему, что обещала приехать к папе до ужина.

Отменить не могу, опоздать тоже. У папы строгий режим после отравления.

— Конечно, — поднялся Игорь. — Ухожу.

Поднялся, притянул меня к себе. И все медлил, и все не говорил прощальных слов. Вдруг посмотрел взглядом робкого подростка.

— Я все не решаюсь попросить тебя. Разреши поехать с тобой. У меня в кои веки свободный вечер, да и выходные тоже. Я больше не обязан вовремя возвращаться домой. Познакомь меня с отцом. Давай побудем вдвоем — как можно дальше от всего. От работы, от идиота Кости, от этих твоих бумаг, которые могут увести тебя от меня навсегда в какую-то другую жизнь. И, конечно, подальше от твоих проблем, бед и страшных подозрений.

— А поехали, — просто ответила я.

И мы отправились на его машине.

Он предложил мне устроиться сзади, где можно разлечься с ногами на просторном и мягком кожаном сиденье с регулируемой спинкой, укрыться пушистым пледом, включить музыку и даже разложить походный бар с напитками в маленьких бутылочках и печеньем.

Не припомню, когда еще мне было так уютно после возвращения из заключения.

Наверное, только в первый приезд в наш дом. Но там были только ожившие воспоминания и детские чувства. А в этом путешествии со мной был любящий и заботливый мужчина. Здесь и сейчас. И мы плыли вдвоем по волнам густых, темнеющих сумерек. И был наш корабль защищен от мира, как крепость. И светился его огонек, как символ иллюзорного, безмятежного, плавучего дома, подаренного на минуту, на час для отдыха и награды.