Яна Розова - Сожженные цветы

— Не может быть! Наш маньяк пытает женщин и сжигает в церквях тела. А тут — задушенный мужчина! Что общего?

— Это убийство не типичное, не для души, а от инстинкта самосохранения. З.А. не хотел, чтобы мы догадались, кто это сделал. Ладно, вы тут разбирайтесь, а мне пора. Кстати, там на столе лежит мобильный телефон, а в нем — напоминание о встрече с Фирсовым. Они с Гариком — друзья. И еще, Витя, это не я труп нашел, ясно?

14–15 октября

Роль Ватсона, которую примерил отец Сергий, пришлась ему по вкусу. Казалось бы, после пожара он был занят по уши ремонтом храма, ведь приходилось контролировать каждый миг работы бригады отделочников, но эти хлопоты его мало удовлетворяли. Храм представлял собой форму веры, а сущность ее заключалась в добре. Без сути форма оставалась бездушной. Убийца осквернил эту суть, поэтому невозможно было полностью восстановить храм, не обнаружив и не наказав этого З. А.

И почему Паша вдруг вспомнил про Фирсова?.. Вдобавок ко всему отец Сергий волновался за Седова. Он никак не ожидал, что это дело станет для него настолько личным, ибо прежде Павел Петрович никогда не влюблялся до безумия, ограничиваясь безболезненными романами. И тут вдруг — дамочка из гродинской «элиты», наверняка избалованная, легкомысленная и высокомерная. Интуиция, пусть не такая острая, как пресловутый третий глаз рыжего сыщика, нашептывала священнику: не к добру все это!

Утром он стал звонить Седову. Ни домашний, ни мобильный телефоны не ответили.

Ближе к вечеру, умотавшись в спорах с подрядчиками, решил прогуляться. Оделся в «штатское», что стало его новой привычкой, и вышел из дому.

Весь день светило солнце, золотившее редкие неопавшие листья, высушившее асфальт, испарившее тучки в небе. Воздух пропитался запахом земли, вечерней прохлады, но в нем ощущалось и предчувствие холодов. Отцу Сергию стало грустно.

Ноги сами привели его к порогу седовской квартиры. Трель звонка не заставила дверь открыться.

«А вдруг у него эта женщина?» — запоздало спохватился священник.

Он хотел уйти, как вдруг на пороге появился Седов.

— О… — сказал он.

С большим удивлением отец Сергий догадался: Пашка пьян. Можно было гордиться своей интуицией.

— Что это с тобой?

Они вошли в коридор.

— Она бросила меня! — Седов безумно хохотнул. — Проклятый Фирсов! Она сказала…

Он стал путано рассказывать о ней, о ее словах, своих надеждах, сомнениях, восторгах и отчаянии. Рассмеялся хриплым рваным смехом сумасшедшего. И снова — о ней, о ее красоте, о ее дочери, муже. Язык бедняги заплетался, глаза ввалились, запах алкоголя, еще вполне свежего, шибал в нос.

Поначалу отец Сергий собирался уйти, но чем дольше он смотрел на своего одуревшего друга, тем больше склонялся к мысли остаться с ним. Пусть Паша пьет, несет свою чушь, пусть даже плачет, если ему так захочется, или смеется — что будет выглядеть уж совсем жутко, — бросить его одного сейчас нельзя.

Он повел беднягу в гостиную, где стояла одинокая и почти пустая бутылка водки, усадил на диван.

Затем последовали чуть ли не самые тяжелые сутки в жизни отца Сергия.

Ближе к вечеру следующего дня теперь нелюбимый Паша задремал на диване. Он провалился в беспокойный сон всего несколько часов назад, после чего священник приготовил себе чай и несколько бутербродов с колбасой. Перекусывая, отец Сергий взялся листать газеты, стопку которых обнаружил на столе. Спать ему не хотелось.

Видимо, Седов соблюдал традицию ныне покойных родителей (милые люди, хорошие знакомые отца Сергия) и выписывал главную газету области — независимое издание «Алхимик», да не находил времени ее читать.

Отец Сергий припомнил, что прежний редактор городского издания Маловичко убит, а на его место пришла некая Лана Житкевич. Однажды она брала интервью у отца Сергия и неприятно поразила его неискренним, скорее всего, подхалимским фанатизмом, заявив, что неверующие выросли из детей, которым не хватало витаминов.

За газетами отец Сергий провел около трех часов.

— Что ты там читаешь? — спросил Паша, не вставая с дивана.

Расспрашивать страдальца о его состоянии священник не стал — сколько можно поощрять эту меланхолию?

— Статью Ланы Житкевич о Маловичко. Ты же в курсе, что его убили? А ведь его дочь больна раком. Помню, они с женой искали деньги на операцию в Германии.

Чужая трагедия должна была напомнить, что не один Паша в жизни страдает.

— Эта Лана… — отозвался Седов. — Света сказала, что она — любовница Фирсова.

— Жанна Маловичко приходила ко мне после смерти мужа, — продолжил отец Сергий. — Хотела заупокойную заказать. Да где б я ее отслужил? Храм-то сгорел…

— Кажется… Софья Бочкарева дала денег Маловичко?

— Да. Точнее, его жене.

— Сережа, — Седов сел на диване, по-детски растирая глаза кулаками, — я вспомнил кое-что. Секретарша Бочкаревой рассказала, что ее шефиня сначала отказала журналисту в деньгах. Он вышел в приемную и сказал: «Она толкает меня на преступление», а на следующий день его убили. А ведь он брал интервью у сатаниста!

— Но ты говорил…

— А что, если Лана просто боится признаться, что сатанист настоящий? Или покрывает его?.. Ее любовник…

Седов выглядел оживленным, и отец Сергий сообразил, что его следует занять делом, пока он не продолжил тризну по своей несчастной любви.

— А ты не хотел бы поговорить с Жанной Маловичко? У меня есть ее адрес и телефоны.

— Прямо сейчас и съезжу, — купился Седов. — Кстати, Сережа, спасибо тебе, что ты был со мной.

Отец Сергий только махнул рукой.

15 октября

Жанна собрала в чемодан Настины теплые вещички, собрала и свои. Завтра они улетают в Лейпциг…

Оглядевшись, она подумала, что неплохо бы перед выходом немного выпить. Жить без алкоголя теперь казалось невозможным — ужас перед болезнью дочери и боль от утраты мужа не отпускали Жанну ни на секунду. А ведь ее донимал и еще один страх…

В дверь позвонили.

«Это он, нашел меня!»

Дрожа, она тихонько подобралась к двери, выглянула в глазок и — не поверила своим глазам:

— Паша?..

Это был парень, с которым она училась в политехе десять лет назад. Кроме совместной учебы их объединяли и воспоминания о недолгом, но ярком романе на третьем курсе: скорая влюбленность на новогодней вечеринке в институте, встречи, поиски уединения, поцелуи, ссоры, почти шуточный разрыв… Видеть его сейчас, утопая в сплошном кошмаре, было неожиданным, пусть и малозначительным презентом.

Он удивился встрече не меньше.

Выглядел Паша, как и десять лет назад, — рыжий, сероглазый, худой, — только сейчас он казался каким-то убитым, затертым и потухшим, несмотря на вспышку улыбки в миг узнавания.