Максим Бондарчук - Закат на Авеню Монтень [СИ]

— Вы должны кое-что увидеть, комиссар, — ее голос, словно пуля разрезал тишину.

— Что именно?

— Мою тайну.

Я все никак не мог избавиться от странного чувства, и чем ближе мы подъезжали к ее дому, тем сильнее оно становилось. Она не сразу, но призналась куда мы держим путь и от этой неизвестности мне было не по себе. Софи вела автомобиль молча, за все время ни я, ни она не проронили ни одного слова, и в этой молчаливой тишине мне было о чем задуматься. Я безбожно и бесстыдно рассматривал ее с ног до головы, в другой ситуации мне бы пришлось как-то оправдываться, но сейчас это чувство уже не имело надо мной власти. Она видела это, но препятствовать даже не собиралась, скорее наоборот, ей было приятно видеть на себе оценивающий мужской взгляд, ведь до этого ей приходилось довольствоваться только ненавистными.

Мы подъехали к ее дому, когда на часах было три дня. Она не спешно загнала машину во двор и медленно, слегка поправив помявшуюся юбку, выбралась из машины.

— Вот здесь я живу. Не буду говорить «чувствуйте себя как дома», но пригласить обязана, не зря же мы сюда приехали.

Двор не отличался каким-то шиком, да и сам дом не был шикарен. Обычный серый и неприглядный, с виду он мог показаться абсолютно неприметным и тусклым, и если бы я не знал кто здесь живет, вряд ли смог угадать.

Я последовал за ней. Внутри все было так же скромно: обычная гостиная, кухня, зал, ничего такого, что могло бы хоть как-то указать на большого человека, который был наделен властью. Мы прошли вперед, минуя несколько сопредельных служебных комнат и поднявшись на второй этаж, оба оказались возле старой двери. Софи несколько замялась, ей было тяжело находиться здесь.

— Комиссар, выслушайте меня, это очень важно. Я никогда не говорила об этом, но сегодня очень важный момент для меня. Пару дней назад, когда мне поручили это дело, я бы даже не подумала, что все обернется вот так, но раз мы сюда пришли, то следует довести начатое до конца.

Она вставила старый ключ в дверной замок и, прокрутив его несколько раз, втолкнула деревянную дверь внутрь. Мой нос тут же уловил старый и очень знакомый запах — словно я перенесся на пятнадцать лет назад и вновь стал молодым. В памяти тут же взыграли воспоминания. Этот запах из прошлого он дурманил, я вдыхал его снова и снова, пока нос окончательно не привык к нему.

— Я словно вернулся в прошлое.

— Не удивительно — это кабинет моего отца, здесь ничего не менялось с того самого дня, как он умер.

Вся мебель была покрыта специальной белой материей, укрывающей раритеты из прошлого от губительной и неистребимой пыли, только огромный стол, за которым наверняка часто сидел ее отец, был слегка приоткрыт.

— Он любил находиться здесь, проводя большую часть времени за этим столом. Это было его излюбленное место.

Мы медленно проходили вглубь комнаты и чем дальше шли, тем больше воспоминаний всплывало в моей голове.

— Кем он был?

— Полицейским… Таким же как вы: беспринципным, справедливым, полностью отдававшего себя работе. Он был прекрасным человеком… честным… наверное именно поэтому он умер в тюрьме, обвиненный по сфабрикованному делу.

Она замолчала и, отвернув лицо в сторону, стала быстро вытирать его рукой.

— Вы можете не говорить об этом, это слишком тяжелые воспоминания, чтобы вот так безпардонно поднимать их из глубины своей памяти.

— Нет, — она резко выпрямила голову и продолжила говорить, — я слишком долго держала это в себе. Слишком долго. Этот груз тяготил меня всю мою жизнь, даже тогда, когда я смогла восстановить справедливость, меня все равно продолжало давить. Я не могла найти покоя, и только работа смогла заглушить эти воспоминания, которые лезли в мою голову. Но два дня назад все началось заново. Именно тогда, когда я впервые увидела вас вживую. Вы очень похожи на моего отца: та же походка, та же манера доводить дело до конца и та же привычка курить отвратные дешевые сигареты. Даже внешность совпадает, если бы я лично не видела как гроб с телом моего отца опускают в землю, я бы подумала, что вы — это он, и без раздумьев кинулась бы вам на плечи.

— Зачем вы мне все это рассказываете? Я не ваш отец, может я похож на него, но я не он. Вы уже взрослая женщина и должны понимать это — близких нельзя вернуть с того света их надо любить при жизни, и тогда все будет иначе.

Она задумалась. Отойдя на несколько шагов в сторону, Софи медленно подошла к письменному столу и, открыв верхнюю полку, достала оттуда фотографию.

— Это все что у меня осталось. Не выдержав утраты, мать сожгла все его фотографии. Я в последний момент смогла вытащить эту из камина, прежде чем огонь уничтожил все воспоминания. Взгляните.

Обгоревшая по краям, фотография все же смогла сохранить большую часть изображения. Мужчина на ней был высок, строен и приятен внешностью. Чего греха таить — он был похож на меня, какими-то внешними отдаленными чертами, но был. Эти глаза, вот от кого они достались Дюпон, и взгляд такой же: жесткий и ледяной.

— Я закрою это дело, комиссар. Завтра же.

— Но почему, только лишь из-за того, что я похож на вашего отца — это не профессионально.

— Бросьте молоть ерунду, Лефевр! Мой отец погиб из-за того, что он был всецело посвящен работе, каждый час, каждую минуту он был там. И когда пришло время суда, никто из его сослуживцев или начальства не сделал ничего, чтобы хоть как-то помочь ему. Все забыли его и его заслуги. И вы идете той же дорогой. Я пыталась помочь ему, но ничего не получилось и теперь, когда судьба вновь ставит меня перед выбором помочь или пустить все на самотек, я не могу остаться в стороне. У вас семья, дети, пусть вы уже не живете вместе, но менее родными они от этого не станут, у вас растет дочь. Вы хотите ей такого будущего как у меня?! Без отца…

Ее глаза стали мокрыми и через мгновение по краснеющей щеке начала катиться слеза. Это было очень странно для меня и для нее самой. Она дала волю чувствам, наверное, так было надо. Я подошел к ней и обнял. Не могу объяснить почему я так поступил. Это не было формальностью или мимолетным порывом, я чувствовал к ней какую-то жалость. Она была несчастна.

— Я не могу допустить, чтобы мой отец снова попал в тюрьму.

После этих слов она окончательно сдалась. Из небесно-голубых глаз ручьем покатились слезы и моя рубашка в секунду стала мокрой. Софи не пыталась сопротивляться да и не нужно было это. Она плакала, ее руки буквально вгрызались в мои плечи, так, что порой мне становилось больно. Я попытался ее успокоить, но она не слушала.

— Не уходи от меня. Ты не можешь так поступить.

В такие моменты я не знал что надо делать. Я был полицейским, а не психологом, и успокоить женщину у меня получалось так же хорошо как строительным ломом высечь скульптуру из камня. Я сказал то, что должен был сказать в такой момент, может я поступил не верно по отношению к себе, но на тот момент это было единственно правильное решение.