Георгий Ланской - Право последней ночи

Обстановка в единственной комнатушке дома оказалась спартанской. В углу, у образов, стоял ветхий диван, рядом шифоньер с треснувшим зеркалом, заклеенным для надежности синей изолентой. У противоположной стены кровать, стол со старым, видимо, еще черно-белым телевизором, а в углу у дверей непонятная круглая и довольно большая хрень, вроде бочки, подпирающая потолок, отливающая черным лаком. Уставившись на непонятную конструкцию, Алексей не сразу сообразил, что это, догадавшись, только когда внизу, почти у пола, увидел железную заслонку. Это оказалась еще одна печь. Как же он забыл, что подобные в деревнях — дело привычное.

Ольга сухо закашляла, и Алексей торопливо вернулся на кухню.

— Никого нет, — коротко сказал он.

Ольга зябко повела плечами.

— Странно. А вышли они как?

— Не знаю и знать не хочу. Не до того. Надо печь затопить, иначе мы тут кони двинем.

— А ты умеешь?

— Печь топить? А кто, по-твоему, у Зуевых главный по мангалу? Забыла?

В домах Виктора, и в новом, и в старом, он и правда отвечал за шашлыки, умея разжечь все с одной спички, вовремя сгрести жар в сторону и не пропустить момент, когда мясо подрумянится до нужной кондиции. И сейчас ему казалось странным, что Ольга об этом не подумала.

— Забыла, — равнодушно призналась она. — К тому же там мангал, а тут — печь.

— Один хрен, по-моему, — отмахнулся Алексей, открыл большую полукруглую заслонку и стал долго разглядывать тьму внутри печи. — Я какой-никакой, а строитель, разберусь.

Разбирался он достаточно долго, шарил руками по стенкам и изрядно угваздался, все время чувствуя боковым зрением пристальный взгляд Ольги и заранее готовясь к отпору, если она скажет что-то ехидное. Но бывшая жена, вымотанная многочасовым походом, молчала и тряслась от холода. Сообразив, наконец, куда следует класть дрова, он сложил их аккуратной стопкой, оставив щели для воздуха, а потом стал озираться по сторонам, разыскивая топор или большой нож, чтобы наколоть лучины.

Топорик, старенький, с рассохшейся рукояткой и вихляющимся топорищем, почему-то стоял у дверей. Изрубив половинку полена в щепки, Алексей торопливо запихал их под дрова.

— Бумаги нет, — сказал он. — Ты нигде не видишь?

Даже не сделав попытки оглядеться по сторонам, она отрицательно помотала головой и снова затряслась, словно это усилие отняло у нее последнее тепло.

— Пойду там посмотрю, — произнес он, а потом, глядя на ее отрешенное лицо, торопливо добавил: — Ты бы двигалась тоже, не сидела, а?

— А что делать?

— Ну, пошарь в холодильнике, в шкафчике, там банки какие-то были. Я жрать хочу, как слон. Может, консервы какие есть или хотя бы варенье. Печь затопим, чай согреем. Да хоть просто кипятка попьем, и то счастье.

Подумав, что с утра, кроме несчастного «сникерса», у него маковой росинки во рту не было, Алексей ощутил жуткий голод. А еще он подумал о стоявшей в горнице кровати и едва не застонал: так хотелось прилечь, снять промокшие щегольские башмаки и вытянуть уставшие ноги.

— А вода?

— Снега наберем, большое дело…

Ольга неохотно поднялась и направилась к холодильнику. Алексей порадовался тому, что она двигается. Шаря по горнице в поисках бумаги, он то и дело поглядывал на Ольгу, которая неуклюже брала с полок банки, трясла их и рассматривала содержимое. С ее лица пропало отрешенное выражение, что уже было хорошо. Собственно, именно этого он и добивался.

На высоченном шифоньере, за ситцевой занавеской, по-простецки повешенной на гвоздики, обнаружились целые залежи старых газет и пара книг, свалившихся Алексею на голову, когда он, обрадованный находкой, потянул за слежавшийся край. Схватив газеты, он торопливо притащил их на кухню и, оттеснив Ольгу от печи, сунул под лучину скомканную бумагу и поднес к ней зажигалку. Затихшая за его спиной Ольга с замиранием сердца смотрела, как пламя сначала неохотно лизнуло краешек газетного листа, а потом накинулось на тонкие щепочки. Не в силах сдерживаться, Ольга шагнула вперед и протянула к огню руки.

— Получилось, да? — дрожащим голосом спросила она. — Получилось?

— Наверное. Надо заслонку опустить. Погоди… сейчас я…

Ольга неохотно убрала руки от огня и заплакала, а потом закашляла, согнувшись пополам. Алексей прикрыл заслонку, перевел дух и сделал шаг назад, только сейчас сообразив, что все это время сдерживал дыхание. Через несколько минут в печи заревело пламя. Ольга все тянула дрожащие руки к теплу, стараясь согреться, и видеть ее трясущиеся пальцы, синие даже в неверном свете керосинки, было невыносимо. Прихватив оставшиеся дрова, Алексей торопливо ушел в горницу, чтобы растопить печь и там.

Часа через два-три, ближе к полуночи, в насквозь промерзшем доме наконец потеплело настолько, что они перестали жаться друг к другу на узкой скамейке перед печью и даже слегка подразделись. А скинув верхнюю одежду, поняли, насколько въелся в кожу холод. Алексей первым снял свою дубленку, отметив, что извозил рукава и карманы сажей. Ольга, которая все никак не могла отойти от мороза, сухо кашляла и зябко обхватывала плечи руками, сбросила пальто позже и повесила его поближе к теплу, просушить. Круглая, обитая жестью печь в горнице слегка дымила, но это лишь потому, что Алексей позабыл открыть вьюшку. А русская печь на кухне, сытно накормленная поленьями, вдруг раскочегарилась, как паровоз. От этого непривычного жара обоих стало клонить в сон. Алексей даже начал бросать сиротские взгляды в сторону кровати, но уж больно отвратительным был вид старого матраца. Диван смотрелся еще хуже, да и не прогрелся как следует. Кроме того, прямо на обивке красовалось внушительное пятно непонятного происхождения, начисто отбивавшее желание ложиться туда. Да и от окна там немилосердно дуло в щели, залепленные облупившимся пластилином.

— Я во двор схожу, — нехотя сказал Алексей, с трудом отрывая зад от нагретой скамейки. — Дрова скоро кончатся.

— Угу, — сонно ответила Ольга.

— Ты не угукай, а сгоноши что-нибудь пожрать. Не может быть, чтобы тут не нашлось никаких запасов. Вон крупа какая-то в банках.

Ольга тоже поднялась, со стоном вцепившись в поясницу, как старуха, взяла с плиты кастрюлю и сунула Алексею.

— Чего?

— Снега набери, растопим. Господи, кто бы поверил, что я вот так, словно первобытная женщина, стану топить снег и готовить жратву в русской печи?

Она нервно рассмеялась. Посмотрев на нее с легким сомнением — а в уме ли вы, матушка? — Алексей снова нацепил дубленку, прихватил лампу и отправился во двор.

Дрова отыскались сразу, не пришлось даже далеко идти. Они, поколотые на чурбачки, были аккуратно сложены штабелями у самого крыльца. Выйдя во двор, Алексей отошел подальше от крыльца, где снег точно чистый. Набив им кастрюлю и тщательно утрамбовав, Алексей сперва отнес ее к крыльцу, а затем вернулся за расколотыми поленьями. Из щелей разломанного шифера сыпалась белая труха, а в заметенном дворе завывала вьюга. Подумав, Алексей бросил дрова и вышел наружу, к воротам, поглядеть: вдруг уже помощь подоспела, а они там ничего не знают. Однако вокруг не было ни души. Ольги на кухне не оказалось. Не успевший испугаться Алексей обнаружил в полу открытый лаз, в котором шевелилось что-то живое.