Георгий Ланской - Право последней ночи

Слева, довольно далеко от дороги стояло что-то непонятное, какие-то сероватые пирамиды, наполовину заметенные снегом. Щурясь, Ванька долго не мог сообразить, что это такое, а потом до него дошло: ну конечно, скирды. Повеселев, беглец решительно свернул с дороги и, то и дело теряя валенки, пошел к ним.

К тому моменту когда Ванька добрался до первой скирды, он уже изрядно запыхался. Привалив автомат к плотной стене из соломы, парень решительно начал делать в ней дыру. Добросовестно сметанная скирда сопротивлялась изо всех сил, но Ванька, исколов руки, все дергал и дергал новые пучки, расширяя лаз сперва снаружи, а потом уже изнутри. Когда в скирде образовалась маленькая уютная пещерка, он забрался туда, втащил автомат и заложил вход соломой, оставив небольшое отверстие для воздуха.

Вот, так хорошо. Никто не увидит. Можно пересидеть.

Времени на это было потрачено довольно много. На улице уже почти стемнело. В новом убежище из скошенной соломы вскоре стало тепло. Ваньку от этого, а также от выпитой в машине водки разморило и начало клонить в сон. Осоловело хлопая глазами, он стал зевать и возиться на импровизированном ложе, устраиваясь поудобнее. Что-то твердое, лежавшее в кармане армейских штанов вдруг ожило и завибрировало, оглашая пещеру из соломы нервной трелью. Испугавшись, Ванька выудил из кармана отобранный мобильный, увидев на экране короткую надпись: «Вызывает жена…»

Даже у этого инженеришки есть жена, которая его «вызывает». А вот у Ваньки жены нет и теперь, наверное, уже не будет, потому что Анька выходит замуж за Димку, с которым они все детство просидели на одном горшке, лазали по заборам и курили на веранде детского садика, прячась от родителей.

Димка, Димка… Иудушка.

От злости Ванька даже проснулся и, сбросив звонок от неизвестной ему жены, стал торопливо набирать номер Аньки, сучки, предательницы, проститутки, номер, запомненный им раз и навсегда, простой, с тремя пятерками в конце. Только бы на счету были деньги…

— Алло? Алло, кто это?

От ее голоса Ваньке стало плохо. Стиснув зубы, он с трудом прокряхтел:

— Аня…

— Алло, алло, кто это?

— Аня! — воскликнул он более отчетливо.

— Да. А это кто?

Она все еще не узнавала, и тогда Ванька заорал:

— Конь в пальто! Не узнаешь, что ли?

Она испуганно ойкнула. Вдохновленный ее замешательством, Ванька продолжил сладким от бешенства голосом:

— Как тебе живется, любимая? Сладко спится у Димки под боком, сучка продажная?

Она молчала. Боясь, что Анька сбросит звонок, Ванька торопливо зачастил:

— Ну, и как Димка тебя трахает, целка валдайская? Мне ты, значит, не давала, потому что я — голытьба, а перед ним сразу ножки раздвинула? Ты ж, шалава, меня ждать обещала, письма присылала. Что ж ты, сука, подстилка хренова, сразу мне не сказала, чтоб я не надеялся?

В трубке послышалась возня, а потом уже другой голос, знакомый с детских лет, резко произнес:

— Не звони сюда больше, урод.

— А это кто тут нам грозит? — хохотнул Ванька. — Никак женишок? Здорово, кореш, как дела? Пока не родила, а?

— Завали хлебало! — рассвирепел где-то на родине друг детства Димка. — Закрой свой поганый рот, понял? А не то я…

— А не то — что? — захихикал Ванька, потом добавил, подпустив в голос металлу: — Ты, Димася, теперь ходи оглядывайся. Я ж к вам на свадьбу собираюсь, да с подарком. Вон он, рядышком со мной лежит. Ох, хороший подарочек, на всех гостей хватит. Так что ты заранее побеспокойся, на кладбище участок застолби, ушлепок…

В ухо ударила тишина, и последние слова, брызгая слюной от ярости, Ванька прокричал в пустоту, а после, отшвырнув телефон, разрыдался от злости и обиды. Он плакал долго, всхлипывая и подвывая, размазывал по лицу слезы и сопли, нервно курил, выдыхая дым в окошечко, потом неожиданно уснул, вымотанный переживаниями и усталостью.

Снилось Ваньке, что он сидит на берегу озера, куда часто ездил купаться и отдыхать, и день невероятно жаркий. Спину припекало солнышко, в воде плескался друг Димка, счастливый и довольный, и Ванька тоже был во сне счастлив. Димка орал что-то и махал руками, но во сне парней почему-то окружала гулкая тишина. По берегу бегала болонка Муха, которой давно не было в живых — попала под машину на глазах у Ваньки в далеком детстве, дурная, сволочь, но сейчас она, живая, носилась вокруг белым комком шерсти. Ванька крутился на месте, подставлял солнцу спину и все хотел увидеть Аньку, которая тоже сидела где-то на берегу, но рядом стоял армейский повар Колька Бушуев в грязном белом халате, жарил шашлыки, бешено махая на них газетой, отчего дым летел Ваньке в лицо, и он начал кашлять и задыхаться. В глазах защипало. Ванька потянулся потереть их и внезапно обнаружил, что совершенно голый лежит не на пляже, а на столе, покрытом красной скатертью, как в армейском клубе, где крутили второсортные фильмы, а сверху падает бархатный занавес с вырезанными на нем дырами. Заорав, Ванька бросился было прочь, но во сне он оказался связан по рукам и ногам. Занавес упал, накрывая удушливой смрадной волной, а запах дыма стегнул по ноздрям, заставив закашлять.

Ванька подскочил с воплем, не сразу сообразив, проснулся он или нет. Тесная пещерка из соломы оказалась затянута едким дымом, и в ней было не то что тепло — жарко. Заложенный выход как-то подозрительно отливал оранжевым. Пару секунд Ванька, откашливаясь и прикрываясь рукавом, не мог понять, откуда этот свет, а потом из дымящейся соломы вырвался язык пламени. И еще один. И еще.

Заорав, Ванька попятился вглубь пещерки, и на него тут же стали падать пучки соломы. Огонь весело трещал, пожирая легкую добычу. В дикой панике, задыхаясь от дыма, Ванька стал, ломая ногти, рвать сухие стебли, копая новый ход, но быстро понял, что это займет слишком много времени. Под ногой забренчал автомат. Подхватив его, Ванька зажмурился, оттолкнулся ногами и, пробив телом заложенный выход, вывалился наружу и начал кататься по снегу. Все ему казалось, что он горит.

Когда Ванька, наконец, откашлялся и отдышался, размазывая по щекам сажу и копоть, скирда уже полыхала. Яркое пламя, плюющееся в небеса снопом оранжевых искр, заставило отступить подкрадывающуюся ночь. Подкопченный Ванька зло таращился на гигантский костер, не зная, что делать дальше. Видимо, в растрепанных чувствах он не потушил окурок, и тот, медленно тлея, подпалил солому. Теперь, помимо рукавиц и тулупа, в число потерь вошли еще и отнятый мобильник и армейская шапка.

Если его ищут, этот факел увидят за несколько километров, и тогда дела плохи. Можно залезть в другую скирду, но там точно найдут. Подумав, Ванька решил вернуться на трассу. Отряхнув снег, он встал, поднял куцый воротник подстежки, забросил на плечо автомат и вдруг застыл в растерянности.