Дамир Берхеев - В поиске индиго [СИ]

— Ты сумасшедшая, — тяжело дыша, произнес Алекс, все еще чувствуя дрожь в ногах.

— Ты тоже, — улыбаясь, ответила девушка, размазывая семенную жидкость по животу.

Неспешными шагами мужчина, одетый во все черное, нес, опрокинув на плечи, что-то обернутое в полиэтиленовый пакет. Канализационный тоннель отдавал протухшей водой, но это не сильно его беспокоило. Своими движениями он больше походил на робота, исполняющего чью-то волю. Аккуратно ступая по бетонированному краю дорожки, мужчина буквально по памяти шел по знакомому маршруту, так как видимость была хоть глаз выколи. Где-то вдалеке показался конец тоннеля, оттуда падал блеклый лунный свет, освещая грязную поверхность стоков. Он дышал ровно, хотя усталость отдавалась в ногах — этот маршрут за последние полчаса он преодолевал уже четвертый раз.

Разум его был избавлен от, каких-либо то, мыслей, ему казалось, что он выкидывает домашний мусор. Первоначально, когда еще только оборачивал тела убитых детей в пакет, обматывая затем их скотчем в районе головы, торса и ног, дабы конечности не болтались, мужчина именно так себя и настраивал — избавление от использованного материала. Как-то бездушно он все это проделывал, а ведь у них остались родители, которые возможно жили только ради своих чад, возможно у кого-то в опыте были первые достижения: самая смешная шутка в классе, победа в первенстве по хоккею среди учеников начальных школ, издательство начинающих стихов в местную газету, возможно у них была первая любовь, которой они так и не осмелились, а, возможно, просто не успели признаться… Беззащитные, перспективные, маленькие, со своими мечтами и талантами… Сейчас они были лишь посиневшей массой, обернутой в полиэтиленовый пакет. Его это волновало меньше всего… Он поклялся… Он обещал…

Тоннель закончился и привел к небольшому озеру, холодно поблескивающему при лунному свете. Звезды яркими алмазами были разбросаны по глади воды. Он остановился, взглянул на всю эту красоту, и что-то человеческое промелькнуло в потаенном уголке души, но секундное замешательство закончилось тем, что он по удобнее забросил тело на плечи и пошел вверх по протоптанной тропе, что была расположена над канализацией. Ходьба по открытой местности заняла буквально пять минут, и человек в черном оказался у автострады, ведущей в ночной Нью-Йорк. Открывая багажник черного «БМВ», к сложенным трем пакетам он добавил четвертый сверток.

Вокруг, казалось, все умерло, что все делается в мертвом месте, что нет и быть не может живых свидетелей, было чувство, что этот участок земли покинули даже потусторонние силы, которые хоть как-то могли попрекнуть в аморальном деянии, даже ветер, который раньше мог что-то нашептывать, сейчас приносил только одиночество и обреченность. Мужчина направился в Нью-Йорк.

Проезжая мимо леса, мимо психиатрической больницы «Ломпака», мимо степей и пустырей, ему казалось, что все происходящее — сон, который вот-вот должен закончиться. Не будет никаких трупов в багажнике, нет этого ночного неба, так как он спит в теплой постели, нет этого черного «БМВ», нет этого ужасного города… Но он все ехал и ехал, а сон не прекращался. Какой-то проблеск человечности в этот раз в виде страха заставил посмотреть на зеркало заднего вида в салоне… В отражении он увидел четырех детей в пижаме, мирно сидящих друг возле друга, с синими лицами, с кровоподтеками в углах их обескровленных губ. От мимолетного страха он передернул руль, и видения исчезли. В руки пробралась незаметная дрожь, и водитель прибавил газу.

Въезжая в просторы города, его взору бросались бездомные, гревшиеся у подожженных мусорных урн, проститутки в сетчатых колготках, пристающие к прохожим мужчинам, хулиганы, разбивающие витрину продуктового, полицейские, избивающие какого-то черного парня.

Округляя всю увиденную картину стандартного мирового города, наблюдатель заключил:

«Цивилизация… Каждая цивилизация порождает совершенное зло и совершенное добро. Но эти герои, рано или поздно, уходят в небытие и единственное, что от них остается — это память об их поступках. Для чего они делают то, что делают? Наверное, это влияние — детства, любви, воспитания, дружбы, кумиров, книг, мышления и эпохи… Опять-таки это и закон стакана воды, то есть оптимиста и пессимиста: один видит его на половину пустым, а другой на половину наполненным. Вот и эти герои своего времени в мире видят больше плохого или хорошего, только от их восприятия, каким они сами хотят видеть ту или иную ситуацию. Но абсолютная мораль в том, что у каждого есть свои объяснения сделанному. Одни мстят миру, другие благодарят его, иные прикрываются одной благой целью, совершая тысячу ужасных деяний ради нее, иные копят благие деяния, дабы предоставить их число при высшем суде, некоторые же (совершенные сумасшедшие) вносят разнообразие в свою наскучившую жизнь, насилуя более слабых… — он снова посмотрел на людей, наполнявших улицы, дома, бутики, рестораны и продолжил суждения: — Массы без цели в жизни. Живущие дабы умереть. Ничего святого, ничего духовного… Только бедность и безысходность заставляет их что-то делать: работа для денег; семья, дабы не покончить жизнь самоубийством от одиночества. По моему мнению, если всем этим несчастным раздать по миллиону долларов, то они не будут ни работать, ни думать о перспективах. Жизнь у этих людей остановиться. Слава Богу, мы все разные в плане возможностей и суждений. И, слава Богу, не существует одинакового восприятия на мир. Единицы среди миллионов существуют ради цели и идеи, остальные просто плывут по течению жизни, и когда они встречают на своем пути сложную преграду — просто отступают… Я не из тех!»

Автомобиль соблюдал все правила дорожного движения только бы не привлечь излишнего внимания. Проехав несколько светофоров, закоулков и перекрестков, черный автомобиль остановился у запасного входа в Мавританскую школу.

Открывая багажник, он хладнокровно закинул один из полиэтиленовых свертков и направился в школу. Он знал, что охрана в южной части не патрулирует, он знал о расположениях камер по периметру здания, он знал все… В школе царили мрак и тишина, лишь лунный свет через большие окна предавал помещению синеватый фон. Скрипучие полы коридора ни чуть не смущали мужчину в черном. Разница между дневной школой, в которой веселым эхом разносился детский смех, заполняя эти стены положительной энергией, бешеным темпом и новыми открытиями, и разница с ночной школой, где даже тишина резала слух, была больше чем заметна.

Он дошел до двери, ведущей в подвал, перекинув на другое плечо тело, он спустился в кромешный мрак. Затем мужчина поджег спичку. В его глазах мерцал слабый огонек, который мог потухнуть от одного дыхания: «Вот она — философия начала. Главное — это начать. Что-то слабое, что-то невнятное с помощью спланированных действий, катализаторов и времени может обернуться в полную победу или в полную катастрофу…»