Дамир Берхеев - В поиске индиго [СИ]

«Митч, — обратился про себя детектив. — Это все бессмысленно».

— Тут ты должен был спросить: «Что вам от меня надо?». Отвечаю — расскажи мне про тот злополучный день. И как тебе все это пришло в голову, — Митч взял за плечи Хосе и начал сыпать его вопросами. — Зачем ты это сделал? Что тебя подвигло? Кто был твоим подельником? Может это он слонят по нашему штату и кромсает детей? Почему нужны были дети с разной группой крови? Почему именно дети? Отвечай, старик!

— Митч, — прервал Алекс, возбужденного полицейского. — Оставь нас, пожалуйста.

Все входило в стандартный сценарий допроса и редко подводило их при сборе информации. Если даже после «плохого полицейского» проваливался и «добрый», то в бой вступала совместная кавалерия. Перекрестный опрос с обеих сторон. Лейтенант покинул комнату.

— Мистер Кортес, меня зовут Алекс Фитцжеральд. Я частный детектив и вместе с лейтенантом Томсоном занимаюсь расследованием преступления, — они сидели друг напротив друга, скрытые в тени, их разделял лишь свет нависшей лампочки. Фитцжеральд решил выложить все карты на стол.

— Когда я еще был полицейским, наши допросы приблизительно так и проходили. Томсон хамил, выводил на гнев подозреваемого, издевался и шутил над опрашиваем. Тем самым заставляя вспомнить весь день, когда было совершено убийство. Затем он вот так же демонстративно выходил, а я начинал беседу спокойным умеренным голосом. Как делаю это сейчас. Я проходил обучение в специализированной школе и обладаю навыками телепатии и гипноза. После того, как я поговорю с человеком — могу вступить с ним в телепатический контакт. Где все воспоминания рассматриваются подобно картинам в галерее. Мой напарник не учел одного в сегодняшнем допросе — на слепых не действует ни гипноз, ни телепатия. Глаза — зеркало души. Я не могу залезть в голову слепому. Я бы хотел, что бы Вы мне помогли сами. Сами. Без каких-либо телепатических сеансов и тому подобное…

Детектив замолчал, но старик продолжал изображать немую статую, сделанную из коры старого дерева, на что больше всего была похожа его кожа.

— Пропало шестнадцать детей, — Алекс достал из внутреннего кармана плаща фотографии подростков и начал раскладывать их на столе перед слепым, будто бы тот мог видеть их молодые лица. — Вы их не видите, но все они разные: ирландец Гарри Фитч, рыжий мальчик с веснушками, Джек Симонс, чернокожий весельчак, Мишель Неве, красавица француженка, Адам Джонс…. Их шестнадцать, Хосе. У каждого родители, друзья, братья, сестры… Не уносите тайну с собой в могилу… Никто, даже начальник тюрьмы не верит в Вашу виновность. Фермер, который о своем населении, населении Зеленой долины, заботился больше, чем о своем достатке. Семьянин, у которого две прелестные дочери Элизабет и Сальма. Они уже родили Вам внуков и внучек. Вы не можете оставить в беде детей… Ваши внуки приблизительно одного возраста с пропавшими… Как бы вы себя не проклинали за то, что сделали — у Вас был мотив. Я видел сотни маньяков, детоубийц, насильников, полных отбросов человечества… Но Вы не они… Единственное, что я могу Вам предложить, человеку с пожизненным заключением по Вашей статье — одно свидание. На это свидание могу приехать Ваши дети и внуки. Могу поспорить, если Вы даже решили проводить жизнь — Вы обязаны с ними попрощаться. А день встречи, могу поспорить, будет лучшим днем в Вашей жизни. Нам просто нужны подробности Вашего дела…

Будто призраки прошлого влетели сквозняком в комнату допроса и расшевелили висящую лампочку. Свет то убывал, то прибывал. Наступило молчание. Монолог детектива задел старика, и алмазные реки начали скатываться по щекам, абсолютно не меняя выражение его лица. Фитцжеральд более ничего не мог дополнить к сказанному — все аргументы были исчерпаны. Последнее, что он добавил:

— Если Вы когда-то планировали заговорить, исповедоваться или избавиться от бремени мучающих кошмаров, то время пришло.

Но Кортес молчал. Слезы не переставали литься. Возможно из-за бессмысленного убийства, он начал терзать себя изнутри. Быть может, слезы текли из-за упущенной возможности понянчиться c внуками и участвовать в их воспитании… Не исключено, что его мучает слепота, кромешный мрак, вселившийся, как во взгляд старика, так и в его душу.

Фитцжеральд прождал довольно долго, но Кортес так и ничего не сказал. Подойдя к двери, детектив взялся за ручку, в последний раз обернулся к допрашиваемому и, не услышав ни звука, вышел из комнаты. Картина слепого старика-заключенного, плачущего под блеклое освещение в комнате для допросов, надолго отпечаталось в памяти Алекса.

Через полчаса обратным рейсом напарники летели в Нью-Йорк.

Бар был заполнен десятками лиц и столькими же темами для разговора: рабочие с местного завода обсуждали избрание нового президента, дешевые проститутки кадрили пару студентов из местного университета… Лишь за стойкой бара пил, не зная меры, Алекс Фитцжеральд. Причиной попойки было не вставшее в ступор дело, а состояние Милены.

— Еще виски, пожалуйста, — осушив очередную порцию, произнес детектив.

— Это, конечно, не мое дело, но может достаточно на сегодня, — сказал пожилой бармен, протирая стаканы.

— Это не Ваше дело, — спокойным тоном поправил Алекс. — Еще виски.

Бармен лишь пожал плечами и заполнил прозрачный фужер янтарным напитком. Шум исходил из всего: от разговора посетителей, от разливающегося в стаканы виски, от скрежета передвигающейся мебели, от играющего джаза, который, как и положено исполнял слепой чернокожий музыкант, одиноко сидящий за роялем и изредка промачивающий горло скотчем… Под его плачущие клавиши еще больше хотелось напиться до бессознательного состояния. Детектива раздражал весь этот шум, а хохот падших особ подливало масло в огонь.

«Ненавижу жизнь. Так все иронично, когда у тебя нет ничего — ты беззаботен, но несчастлив, потому что у тебя ничего нет… Когда что-либо появляется — тебе уже хочется чего-то большего, но когда ты стремишься за чем-то большим — у тебя вдруг отнимают то, что у тебя уже было, и ты понимаешь, что раньше у тебя было все и нужно было это ценить… Но ты слишком поздно это осознал…»

— Что, дружище, тяжелый день? — к нему подсел мужчина лет сорока. Самое заметное в нем были коричневый плащ, огромная шляпа, сигара и щетина. Четыре компонента скрывали самое важное — черные глаза на лице коренастого крепыша.

— Да, — признался Фитцжеральд, чувствуя усталость и хмель, добавлять что-то больше у него не было сил.

— Расслабься, дружище, впереди выходные, — подбодрил его крепыш и уже обратился к бармену. — Любезный, еще две порции «Viet Hors».

Детектив, понявший, что вторая порция для него, добавил: