Георгий Ланской - Синий лед

— Очень интересно, — раздосадовано протянул Кирилл. — Чего же они не тронули квартиру?

— Может, не успели? — предположил Олжас. — Чистили салон, а тут хозяин спустился. Они ему по башке тюкнули, и бежать.

— Скорее всего. Откуда только код сигнализации узнали? Кто сказал?

— Девица, например… Эта, Анжелика, — уверенно предположил Олжас. — Протасов ее, правда, спрашивал, она насмерть стоит — код никому не говорила, но кто ж ее знает? И соврать могла.

— И как он тебе? — полюбопытствовал Кирилл.

— Протасов-то? — Олжас скривился, сделал такое лицо, словно хотел сплюнуть, да вовремя спохватился. — Да не особо, если честно. Я с ним работал пару раз. Зануда, и очень себе на уме, типа самый умный. Ни с кем не считается, и оперов гоняет почем зря. Никто его не любит, но терпят. Он в главке кому-то из вышестоящих не то сват, не то брат. А еще говорят, у нас в Казахстане кумовство.

— Ты уже эмигрировал с исторической родины, так что пример лишний, — веско заметил Кирилл и строго спросил: — Есть еще что-нибудь интересное?

— Ничего такого. Хотел контакты Коростылева отработать, но Протасов меня отправил сюда. Единственное, что успел узнать, накануне в салон приходила бывшая ученица покойного — некая Александра Ковалевская.

— Вот как?

Всплывшее имя старой знакомой заставило Кирилла вздрогнуть.

Саша Ковалевская пару лет назад крепко попортила крови, выясняя подробности убийства своего деда. Если быть точнее, кровь попортили Шмелев и Быстрова, которые с завидным постоянством впутывались в расследования Кирилла, умудряясь делать выводы, основываясь на каких-то диких фактах и предположениях. То, что за весьма короткое время в двух разных расследованиях Кириллу приходилось столкнуться и с Ковалевской и с этим околокриминальным дуэтом совершенно не нравилось.

Олжас о мрачных мыслях начальства не подозревал, потому продолжил бодро.

— Да, Анжелика сказала. Не понял зачем, какой-то был личный вопрос. Теперь вот еще ее придется устанавливать. Думаю спуститься сейчас и спросить. Тем более экспертов надо сюда направить, пусть тут отпечатки снимут, ну и, может тайники поищут. Глядишь, и сейф откроют.

— Не надо никого устанавливать, — хмуро произнес Кирилл. — Знаю я Ковалевскую. Она неподалеку работает, так что я сейчас сам ей позвоню.

Александра Ковалевская, которой удалось дозвониться с третьего раза, да и то через секретариат, игнорируя приглушенный ужас в шепотке секретарши, прибежала сразу, благо музей был в двух кварталах, ойкнула, глядя на тело на полу, позеленела и вроде даже подумала рухнуть в обморок, но потом взяла себя в руки. Кирилл провел ее внутрь, глядя, как она, высоко поднимая ноги словно цапля, старается перешагивать через валяющиеся на полу черепки. Ее большие темные глаза раненой оленихи смотрели на кавардак с ужасом. Усадив ее за стол Кирилл торопливо записал паспортные данные, не доверив это действо Протасову. Тот вертелся рядом с гримасой неудовольствия, но Кириллу было наплевать. Бегать савраской по его милости, когда время уже упущено, Миронов не собирался, не мальчик уже. Записывая Сашины показания, Кирилл бросал на нее быстрые взгляды.

Изменилась, красавица. Щеки слегка округлились, и волосы отрастила до плеч. Выглядит хорошо, даже отлично. Неудивительно, что у Шмелева в свое время крыша поехала. И чего у них там не сложилось?

Вспомнив, что чертушка имеет привычку появляться незваным, Кирилл торопливо отогнал мысли о Никите (еще только репортеров тут не хватало!) и быстро спросил:

— Саш, вчера у Коростылева что делала?

Она метнула испуганный взгляд на тело, которое уже собирались уносить. Медики с сухим хрустом раскатывали по полу черный пластик. Выглядело это кошмарно даже для подготовленного человека, а Саша явно была не такой. Анжелика, отправленная на составление описи похищенного, тихо завыла. Саша оглянулась на подругу, сглотнула и, срывающимся голосом произнесла:

— Меня директор отправил, хотел вымолить у Якова Семеновича экспертизу… Хотя, нет, экспертиза — неверная формулировка. Скорее, консультацию.

— Вымолить? — встрял Протасов. Саша закивала и грустно пояснила:

— У них были очень сложные отношения последние пару лет. Яков Семенович — признанный авторитет, но предпочел оставить госслужбу, салон открыл, и — самое трагичное для его бывших коллег — стал зарабатывать деньги. На это всегда косо смотрят, осуждают, ну и… всякое такое. Сазонов, директор музея нашего, когда-то с Яковом Семеновичем работал, вместе радели за историческое наследие страны, а потом вот… такое предательство ради денег. У нас многие Коростылева осуждали. Но когда нужна была консультация или экспертиза все равно бежали к нему. Яков Семенович обладает… обладал… уникальными знаниями, особенно касающихся иконописи. У него просто чутье было, как у собаки или экстрасенса, никто не мог его превзойти. Делать заключения официально он не мог, государственную лицензию так и не получил, поэтому все экспонаты приходилось таскать к нему нелегально, ну, или просить его прийти, проверить. Каждый раз это были цирковые номера. Чаще всего это поручали мне или Лиде Ворониной, она тоже у него училась и знала, как Коростылева улестить, но недавно она уволилась. Так что умолять Якова Семеновича пошла я. Директор слезно просил, Сашенька, сходи, уговори…

Она на минуту забылась, почему это рассказывает, и директора изобразила, комично выпучив глаза, а потом вдруг вспомнила и ойкнула, придав пальцы к губам.

— Уговорила? — успокаивающе спросил Кирилл.

— Ну да, — ответила Саша и повела плечами, как в кино. Мол, трудно ль нам, красивым девкам, мешок редиски начистить. — Попала под хорошее настроение. Он буквально передо мной сделку совершил, и очень радовался по этому поводу.

Услышав про сделку. Кирилл подобрался и ладе рот открыл, чтобы спросить, но тут вмешался Протасов и все испортил, сбив с мысли, а та, кувыркаясь, улетела куда-то вглубь подсознания.

— Говорите, у Коростылева было много недругов? — спросил Протасов. Саша поглядела на него с легким удивлением и сухо ответила:

— Ничего подобного я не говорила.

Протасов, черкавший в блокноте, нехорошо прищурился:

— Разве не вы сейчас сообщили, что его многие осуждали и недолюбливали?

Вот тут Саша зло сжала губы, насторожилась, и даже подобралась по-кошачьи, готовая то ли в атаку кинуться, то ли удрать, и когда отвечала Протасову голос, все еще тихий, отлично модулированный, звенел жестью. Чеканя слова, словно вдалбливая их в упрямую головешку следователя, она отрубила:

— Осуждать и недолюбливать — это одно, а вот убить из-за расхождения в мировоззрении — совсем другое.

Протасова сбить с мысли было трудно. Он тоже подобрался и, ехидно ухмыльнувшись, продолжил, растягивая гласные с фальшивой ленцой.