Георгий Ланской - Синий лед

— Ты ж моя Агата Кристи, — восхитился Осипов и полез с объятиями. Юля ловко увернулась, и торопливо подтолкнула к Виктору подошедшую Таньку. Валерий, мелькнувший позади, отследил Танькины перемещения, и впился взглядом в лицо жены. Юля махнула ему рукой, наблюдая, как он неумолимо приближается, раздвигая толпу крейсером. Но это уже было неважно. Дело сделано, слова прозвучали, можно бежать домой. Ущипнув Таньку за бок, Юля торопливо произнесла.

— Вот. Так сказать, честь имею рекомендовать. Сестрица моя Татьяна. Девушка очень талантливая, песни поет. А это Виктор, очень интересуется поэзией.

— Правда? — обрадовалась Таня и схватила Осипова за рукав. — Знаете, я очень хорошо пою. Всегда мечтала стать певицей. Скажите, а вы знаете кого-нибудь из шоу-бизнеса? Например, Константина Меладзе? Я бы вполне могла быть светленькой из «Виа Гры».

— Знаю, — отважно ответил Осипов, которому было уже море по колено. — Я всех знаю. Хотите, я устрою вам прослушивание?

— А где-то поблизости есть караоке? — торопливо спросила Таня, вцепляясь в пиджак еще крепче. Осипов неопределенно мотнул головой и поволок Таню за собой.

— Только не увлекайтесь, — прошелестела Юля за Танькиной спиной. — Помни золотое правило: утром деньги— вечером стулья.

Танька, естественно, увязалась следом, прилипнув, как устрица — не иначе как под дверями подслушивала. Юля отнекивалась, говорила, что им поговорить надо о делах, а присутствие сестры будет неуместным. На это Танька отвечала бронебойным аргументом:

— Ну и говорите. Я в уголке посижу, даже слушать не буду. К тому же, Никита твой — холостой, мне Валерка рассказал.

Выпалив это, Таня начала хохотать, притворно, фальшиво и совершенно не к месту, неубедительно демонстрируя, как ловко она раскусила обман сестры. Юля покосилась на мужа. Валерий чуть заметно вздохнул и закатил глаза. Он уже спал и видел, как нечаянная родственница выкатывается восвояси, да и вообще — терпел Таню с большим трудом. Ее беспросветная глупость раздражала обоих. Так что перспектива отдохнуть от нее хотя бы несколько часов казалась невероятно заманчивой. Оттого, вопреки обыкновению, Валерий не стал возражать против визита к Никитке, сослался на головную боль и преспокойно отпустил обеих дам в гости. Наверное, про отсутствие штампа в паспорте Шмелева рассказал специально: а ну как родственница переключится на Никиту и, если не съедет, то хотя бы будет меньше времени дома проводить, а то сидит, как приклеенная…

Никита намекал на званый ужин, потому Юля оставила машину дома. В такси Танька щебетала и вертелась, не давая собраться с мыслями: предвкушала, как начнет обольщать молодого, неженатого, уже в голове видя себя победительницей, королевой, готовой разделять и властвовать.

Юля планы сестры видела насквозь и посмеивалась про себя, зло, раздраженно. Танька мешала собраться с мыслями.

По знакомой лестнице на второй этаж они поднялись быстро. Никита открыл дверь сразу, словно караулил у глазка. Увидев, что Юля явилась вместе с Татьяной, чуть заметно скривился, но после торопливо взял себя в руки и радушно ощерился, принял шубки, сунул обеим разношенные тапки и пригласил в гостиную, откуда одуряющее пахло жареной курицей. Из динамиков доносилось приглушенное мурлыканье Милен Фармер, вечно депрессивной, вечно печальной.

Стол ломился от еды. Юля даже удивленно подняла брови.

— Ого, откуда дровишки?

— А что такого? — надулся Никита. — Не имею права закатить пирушку? Я вообще больше народу ждал, но чего-то все соскочили. Так что будем вдвоем… втроем…

— Я просто раньше я не замечала в тебе тяги к излишествам на наших посиделках, — миролюбиво заметила Юля. — Кажется, верхом твоего гостеприимства были порезанные колбаска и сырок, да и то, если я сама их привозила. А тут — и салаты, и суши, и курочка-гриль. Из ресторана, конечно?

— Конечно. Я же не готовлю почти, когда мне? Да и повода не было.

— А сейчас, значит, есть?

— Ну, есть. Да садитесь, сейчас я вилки принесу… Пить будем? Хлебнем яду с содовой?

Танька на предложение хлебать яд с содовой расхохоталась, как идиотка: громко, заглушив французскую примадонну, полагая, что смех придает ей шарма. Она вообще была смешлива и долго считала, что трубное лошадиное ржание ее невероятно украшало, мол, мужики любят задорных и веселых. Никита и Юля поглядели на нее и одновременно скривились.

— Я сегодня не за рулем, — ответила Юля и плечами повела, — так что могу себе позволить. Что за повод, Никитос?

Он сделал широкий жест, приглашая дам садиться, и дамы уселись, не дожидаясь, пока джентльмен отодвинет им стулья. Впрочем, стул и был всего один, на него Никита сам и забрался с ногами, устроив гостей на диване. Да и глупо было ждать от него какой-то галантности. Юля знала: красиво ухаживать Шмелев не умел. Не для него были эти церемонные приседания. В ветреной голове кипели иные мысли, вытесняя элементарный этикет. Потому подтолкнув Таньку, Юля уселась, подвинула тарелку, аккуратно положила на нее кусок курицы и ложку салата и, дождавшись, пока Никита разольет по рюмкам текилу, повторила вопрос.

— Мне в первый раз в жизни дали взятку, — важно сказал он. — И я взял.

Никита торопливо слизал соль с тыльной стороны ладони, жахнул текилу, и, сморщившись, закусил ломтиком лайма. Юля, а тем и присоединившаяся к сестре Таня выпили, охнули и, жарко задышав, стали закусывать.

— Боже, за что взятку-то? — пролепетала Юля, а Танька, явно решив выпендриться, надменно произнесла:

— Надо же, а я всегда считала, что журналисты — честные и неподкупные. Вот когда я работала журналисткой…

— А ты работала журналисткой? — удивился Никита. Юля почувствовала, как в сердце шевельнулась злость, подстегиваемая раздражением.

Естественно, ни к какой профессиональной журналистике Татьяна не имела отношения. В свое время, лет семь-восемь назад она тоже устроилась в редакцию, месяца два писала какие-то беспомощные заметки, но вскоре уволилась, а может, была уволена. Эту темную историю она озвучивала неохотно и каждый раз путалась в показаниях.

— Тань, Никита не имеет в виду заметки об открытии булочных и сборе членских взносов народной партии, — холодно уточнила Юля. — Он говорит несколько про иное… Так, за что тебе дали взятку?

— Представляешь, ни за что, — безрадостно рассмеялся Никита. — У меня, ну, ты знаешь — выскакивают иногда заказы на черный пиар, и тут один выскочил. Нужно было элегантно утопить в дерьме поставщика комбайнов. Зерновики заказали, а они люди не жадные. Материальчик был — конфетка, при этом заказчики настаивали: он непременно должен выйти в столице. Не буду вдаваться в подробности, но суть такова: производимые в Белоруссии комбайны начали ломаться на наших полях, и сервисному ремонту не подлежали. Я начал копать, и в процессе выяснилось, что заказчики не открыли мне всей правды. В общем, они ради удешевления сами отказались от сервисного обслуживания, что поставщики даже запротоколировали, а когда техника полетела, захотели это обслуживание получить. Естественно, я бы встрял, и газета тоже. В общем, я предупредил: статья пойдет с комментарием противной стороны. Заказчики встали на дыбы. А я материал уже в номер заявил. И тогда они посулили мне в три раза больше, только, чтобы статья не вышла.