Виктория Платова - Странное происшествие в сезон дождей

Покопавшись в вазе с фруктами (большинство из них она никогда не видела прежде), Дарлинг выбрала то, что показалось ей наименее экзотическим: банан и манго. И снова полезла в холодильник за очередной банкой тоника. А потом стала рассматривать разноцветные стикеры, приклеенные к передней панели. Стикеров было около двух десятков, и все они относились к повседневной жизни семьи Даша: списки продуктов, которые нужно закупить; обмен короткими репликами, если кому-то не удалось увидеться с утра, камбоджийские адреса в английской транскрипции, номера телефонов, просьбы, пожелания и напоминания. Почерк на всех стикерах был разным, а кто-то из домашних набрасывал заметки печатными буквами и пришпиливал к ним неизменное густо заштрихованное сердце.

Дарлинг решила, что сердце принадлежит Исмаэлю.

Она уже собиралась отойти от холодильника, когда заметила эту запись. Вернее, не запись — адрес, показавшийся ей смутно знакомым.

COTONOU, RUE DU RENOUVEAU, 34.

Где-то она уже видела этот адрес, это сочетание букв и цифр, вот только где? Возможно, в одном из писем Костасу, присланном по электронке, или на какой-нибудь официальной бумаге, пришедшей вместе с заказной почтой… Нет, этот адрес не связан с работой, перед глазами стоят буквы, которые никто не набирал на клавиатуре. Так же, как и стикеры на холодильнике, он был написан от руки чернилами, которые местами расплылись. Дарлинг так и видит перед собой эти расплывшиеся чернила, последняя цифра почти не прочитывалась, теперь она знает, что это четверка. Но продвинуться дальше чернил не удается, словно кто-то блокирует участок памяти, отвечающий за этот адрес. Словно кто-то не хочет, чтобы она отправилась по нему ранним утром, когда все улицы еще пустынны и тихи.

Черт с ним, с адресом. Когда-нибудь он всплывет сам.

А пока о ногу Дарлинг трется один из ориенталов, с требовательным мурлыканием прибежавший на кухню, как только хлопнула дверца холодильника.

— Ну привет! — говорит Дарлинг. — Хочешь есть? А где твой брат? Или у тебя сестра?..

В холодильнике Дарлинг находит кошачьи консервы и щедро вываливает их на блюдце. Кошек снова две, смотреть, как они едят, — сплошное умиление. Никакой толчеи, никакой борьбы за кусок — сплошные деликатность и аристократизм.

Но в какой-то момент кошки прекращают есть, и это не связано с насыщением. Они синхронно поднимают морды, к чему-то внимательно прислушиваясь.

— Что, кто-то еще проснулся?..

Даже если и проснулся — на кухню он не спешит. Шагов поначалу тоже не слышно, во всяком случае человеческих. И лишь мгновение спустя, когда Дарлинг уже решает вернуться к недоеденному банану, раздается этот звук.

Как будто по коридору несется крупное животное.

Оно намного крупнее кошек; кошки легкие, почти невесомые, и пришли на кухню совершенно бесшумно. А в доме, кроме них, есть только одно четвероногое — Амаку. Предстоящая встреча с Амаку нервирует Дарлинг: совершенно неизвестно, как поведет себя пес на этот раз. До сих пор он не выказывал дружелюбия, и Дарлинг всякий раз приходилось спасать кому-нибудь из домашних. С другой стороны, и откровенной агрессии он не проявлял, просто подкрадывался незаметно и щерил клыки. Амаку, пропади он пропадом, — такой же бесшумный, как и кошки. Но может, по утрам, когда дом еще спит, его поведение меняется?

Он становится подвижнее и позволяет обозначить свое местоположение.

Бег по коридору продолжается, хотя Дарлинг трудно определить, с какой стороны движется Амаку: из гостиной в сторону кухни или, наоборот, к кухне со стороны маленького предбанника перед черным ходом. Это расстояние можно покрыть за несколько секунд, но секунды накапливаются и складываются в минуту, а на пороге кухни так никто и не появился.

Животное — любое животное! — не будет гарцевать на месте.

— Что за хрень! — вслух произносит Дарлинг, чтобы хоть как-то подбодрить себя. А потом обращается к кошкам: — И часто у вас проходят такие марафоны?

Кошки смотрят на Дарлинг своими удлиненными прозрачными глазами (до чего же они похожи, прямо братья-близнецы, или сестры-близнецы, или — Дарлинг и Кристиан в своей прошлой/будущей животной ипостаси) — и не отвечают. Но и им не нравится происходящее в коридоре. Уши, прижатые к черепам, и вздыбившаяся короткая шерсть на холке явно на это намекают. А магнитола на окне, до этого работавшая совершенно исправно, начинает шипеть и потрескивать: музыкально-ностальгическая виниловая волна ушла безвозвратно.

— Эй! — Голос Дарлинг предательски дрожит, и это не нравится ей. — Эй, кто там развлекается?.. Может, пойдем посмотрим?

Вопрос снова адресован кошкам, но те вовсе не горят желанием покидать кухню. Они напуганы не меньше Дарлинг. И это совсем не вяжется с их всесилием и особым знанием, которое не дано простым смертным. Кошки оказались самыми обычными, хотя и породистыми, а истории про них — миф, придуманный Даша , чтобы ее дети не скучали. И сколько еще мифов было вывезено из Африки вместе с кошками — одному богу известно.

Наверное, он также в курсе того, что происходит сейчас в коридоре. Но и Дарлинг больше не хочет оставаться в неведении. На цыпочках подойдя к двери и еще раз оглянувшись на кошек, она осторожно выглядывает в коридор.

Пустота.

Ни намека на чье-либо присутствие. Дарлинг уже готова вздохнуть с облегчением (и чего только не померещится с перепоя!), как звук, стихший на долю секунды, снова появляется. Он идет со стороны черного хода и становится явственнее: так и есть — кто-то мчится прямо сюда, перебирая мягкими лапами. Это не пес. Не Амаку. Это вообще никто.

Пустота.

Шаги невидимого зверя неумолимо приближаются к Дарлинг. И, приблизившись, замирают. А у нее в руках нет ничего, чем можно было бы защититься: только банка с тоником и нелепый кусок банана. Этим дерьмом не отобьешься!.. Этим дерьмом нельзя было бы отбиться и от самого настоящего пса, из плоти и крови, что уж говорить о…

О ком?

Дарлинг вдруг с тоской вспоминает Коко и ее потрясающее умение хлопаться в обморок при одном только намеке на неприятные или страшные события в окружающем ее мире. И приходить в себя только тогда, когда последствия этих событий — самым чудесным образом — оказываются сведенными к нулю. Вот бы сейчас счастливо отрубиться! И быть возвращенной к жизни кем-нибудь абсолютно реальным (она согласна даже на Анн-Софи; даже на малышку Лали, водящую дружбу с пауками и ящерицами). Она согласна перетерпеть чувство неловкости, которое в таких случаях неизбежно возникает. Она согласна на все, кроме невидимки, остановившегося напротив нее.

Но все спасительные обмороки, судя по всему, экспроприированы Коко. А Дарлинг вынуждена пребывать в постылой ясности сознания. И оно фиксирует, что бег зверя начался снова. Но не в сторону Дарлинг. Звук удаляется по коридору и стихает где-то в районе гостиной со скульптурами.