Дженнифер Роу - Агнец на заклание

– Вам жаль уезжать? – спросила Берди.

Филипп покачал головой.

– Куда же вы теперь?

– Если получится, меня переведут куда-нибудь, но заявление я пока не подавал. И не решил, что стану делать. Не знаю даже, буду ли я и дальше учителем. Наверное, эта работа не для меня. – Он усмехнулся. – Дети как лошади: чувствуют, когда их боятся. Стоит только проявить слабость, и они начинают показывать норов.

– Вы поступили в университет, когда произошло убийство Дафны? И когда закончили учебу, попросили направить вас в эту школу, чтобы быть поближе к матери?

– Да. Но дело не только в этом. Я не считал, что приношу хоть сколько-нибудь значительную жертву. Думал, что здесь будет тихо и спокойно. В самый раз, чтобы сочинять. – Его бледное лицо порозовело. – Я пишу стихи, – пояснил он.

Берди кивнула.

– Но ничего не получилось, – продолжил Филипп. Длинными нервными пальцами он теребил замки на своем «дипломате». – Эта школа… и ферма… они не для меня. Ферма мне никогда не подходила. Я просто забыл об этом. Несколько лет я прожил вдали от нее, приезжал лишь на выходные и праздники. И совсем забыл, что значит жить тут постоянно. Да еще без Дафны…

На его лицо вдруг набежала тень невыразимой грусти.

– Вы находились здесь, когда она умерла? К тому времени вы уже окончили школу?

– Да, я был тут. Ждал, когда начнутся занятия в университете. Но перед смертью Дафны я не виделся с ней несколько дней. Почти целую неделю. Она болела гриппом и лежала в постели. Мама навещала ее каждый день. Иногда дважды в день. Конечно, когда знала, что Тревора точно не будет дома. При нем она туда не заглядывала. Он этого не любил. Пег с почты звонила маме, когда видела, что Тревор отправился в паб. И мама шла за реку, к Дафне. Стоило ему только уйти в паб, и он не появлялся дома несколько часов.

– Неужели Дафна не бывала дома? То есть в доме ваших родителей?

– Нет. Из-за отца. Она отказывалась наотрез.

– Они ведь, кажется, были очень близки, Дафна и ваш отец? Раньше?

Филипп грустно улыбнулся:

– Да. В этом и заключалась драма. Он просто не понимал, зачем ей понадобилось выходить за Тревора Лэма. С ее решением отец так и не смирился. Даже пытался запретить ей. Но это, конечно, было глупо. От запретов Дафна становилась еще решительнее.

– А что думали вы? Насчет Дафны и Тревора?

– Я… – Его губы подрагивали. Филипп уставился на свой блестящий «дипломат». – Я был еще совсем мальчишкой. И в определенном смысле радовался.

Он резко вскинул голову, ожидая реакции Берди, но она смотрела на него спокойно.

– Понимаете, главной проблемой в семье всегда был я, – продолжил Филипп. – Нет, я не проказничал в школе, не хулиганил. Мне просто не хватило бы духу. Я был застенчивым, боялся лошадей, друзей у меня не водилось – по крайней мере, настоящих. Много лет подряд я прудил по ночам в постель. Даже подростком закатывал истерики, когда отец резал курицу или ягненка. Он меня презирал. И до сих пор презирает, наверное. А мама беспокоилась за меня. И волнуется до сих пор. Дафна всегда была совершенством. Идеальной дочерью. Ездила верхом, готовила и шила. Любила животных. Держалась уверенно, была всем довольной и доброй. Хорошо училась в школе. Пользовалась популярностью. Ее любили.

«Дафну любили все».

– Когда она объявила, что хочет выйти замуж за Тревора Лэма, это было как если бы она впервые в жизни посадила кляксу в тетради. В кои-то веки все забеспокоились о ней, а не обо мне. Мама была вне себя. Отец… подходящего слова не подберу. Оба часами убеждали и уговаривали ее. Но Дафна не сдавалась: твердила, что они не понимают Тревора. Они предубеждены против него только потому, что он носит фамилию Лэм. Объясняла, что они с Тревором накопят денег и купят ферму. У них уже все продумано. Родители объясняли ей, что ничего из этого не получится: Тревор на это не способен, – но Дафна отказывалась слушать, считая, что она одна знает, какой он на самом деле. Она вышла за него замуж. И я вдруг стал считаться в семье хорошим ребенком. Мама начала общаться со мной. По-настоящему. Разговаривать, как раньше с Дафной, пока она еще жила дома. Это мне нравилось. Тревора Лэма я ненавидел. Старался держаться от него подальше. Но в каком-то смысле сложившееся положение меня устраивало. Жалкое зрелище, правда? – Его лицо исказила гримаса отвращения к себе. – Поэтому я и не ходил к ней, пока она болела.

Наверняка эти мысли постоянно крутятся у него в голове, отметила Берди. Всплывают на поверхность сами или же Филипп непроизвольно вызывает их в памяти и мучается.

– Маме я объяснял: не хочу рисковать, чтобы случайно не нарваться на Тревора, – но вместе с тем был оскорблен, потому что мама опять носилась с Дафной, а не со мной. Готовила для нее еду, пока отец не видел. Беспокоилась за нее. Твердила, что для гриппа она слишком плохо себя чувствует и постоянно молчит. Ей казалось, будто Дафну что-то гложет. Может, Тревор снова ударил ее. Или у него нелады с полицией. Или еще что-нибудь. Мне предстояло буквально через пару недель уехать из дому. Я считал, что заслуживаю гораздо больше внимания. Представляете?

Дверь распахнулась, и на пороге возник тощий парень в шортах и футболке, свисающей до колен.

– Можно мне ключи от туалета, сэр? – спросил он, с любопытством уставившись на Берди.

– Да, Джонатан. В следующий раз не забудь постучаться, хорошо?.

Парень дернул головой, схватил протянутые ключи, что-то промычал и исчез так же быстро, как и появился, оставив дверь приоткрытой.

– Говоришь им, говоришь, а они как будто не слышат, – нервно пробормотал Филипп Хьюит и, закрыв дверь, продолжил: – Поэтому Дафну я не навещал. Целую неделю. В последний день мама особенно настойчиво просила меня сходить с ней. Тем днем Тревор уехал в Сассафрас. Собирался забрать машину и заодно получить пособие. Мама знала, что домой он вернется после закрытия паба, и считала, что нам ничто не угрожает. Ей хотелось, чтобы я повидался с Дафной, – может, при мне сестра наконец объяснит, что случилось. Но я не хотел идти. И сказал, что меня тошнит, потому что отец привел в сарай ягненка и собирается зарезать его. Я заперся у себя в комнате. Пару раз мама стучалась ко мне, но я не открывал. И даже не отвечал ей. Вскоре она сдалась.

Филипп покачал головой.

– Так я и остался у себя, сидел и обижался. Всем назло лег спать голодным. Детская выходка. Хотел, чтобы мама забеспокоилась. Обо мне, а не о Дафне. А на следующее утро… – Его нижняя губа задрожала. – Утром приехала полиция и сообщила нам, что Дафна мертва. А я с ней так и не повидался.

Его большие глаза наполнились слезами, и он яростно вытер их пальцами, длинные густые ресницы слиплись.

– Мне часто кажется, – тихо промолвил Филипп, – если бы я тогда пошел с мамой, если бы не был таким капризным и эгоистичным, возможно, Дафна осталась бы жива. А вдруг нам удалось бы убедить ее вернуться вместе с нами домой? И навсегда бросить его… Тревора. Тогда все сложилось бы совсем иначе. Меня не покидает чувство, что все случившееся – моя вина. Мама предчувствовала беду. И если бы я послушался ее…