Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

Итак, пока каждый из нас сделал тот ход, который хотел. Ах, если бы я могла помешать ему сделать следующий ход! Я попыталась отвлечь его внимание и показала на падуб:

– Смотрите, сойка! Правда, они хорошенькие? В Англии они такие пугливые, что их как следует не рассмотреть.

– Вы так считаете? – Он едва взглянул на нее и все-таки сделал свой следующий ход к клетке королевы: – А вам не кажется, что эти мельницы очень милые?

– Они прелесть. – Я надеялась, что он не заметил смятения королевы: знает он что-нибудь или нет – я должна говорить и вести себя естественно. – Сегодня утром мы побывали здесь с кинокамерой, на полях работали люди, и Фрэнсис отсняла несколько великолепных кадров, – решилась я на откровенный компромисс.

– И там была София?

– Сестра господина Алексиакиса? Да, была. Она очень приятная, верно? Я бы никогда не догадалась, что это его сестра, настолько она выглядит старше.

– Есть разница, дорогая, между богатой жизнью Сохо и пустыми сетями Айос-Георгиоса, особенно если у вас муж рыбак, а рыбу ловить не желает. У него другое на уме: вечно шатается в горах, вооруженный до зубов, как критский разбойник. А какая охота в здешних местах? Если он раз в месяц притащит в дом горную куропатку, то считает, что внес свой вклад в его благополучие.

Я засмеялась:

– Я его видела? Это не он проводит время в гостинице за игрой в триктрак?

– Нет, не он. Этот сейчас занят своим любимым делом: бродит где-то. Я подумал, не встретили ли вы его там, в горах. Вот и спросил. София пустила вас на мельницу?

Шах королеве. Моя уловка не сработала снова. Потом я поняла, откуда это ощущение ловушки: оно от сознания моей причастности к происходящему. У Тони не могло быть никаких оснований подозревать, что я что-нибудь знаю. Единственной причиной его любопытства на самом деле было желание узнать то, о чем он спрашивал.

Значит, София ничего не сказала. Был один страшный момент, когда я задумалась, что же ему ответить. Потом вдруг ясно поняла, что Софии придется самой себя защищать. Моя задача – позаботиться о самой себе; эта мысль заставила меня собраться. Если Тони и Стратос узнают, что Колин исчез, это уже ничего не изменит: им теперь его не достать. А Софии когда-нибудь придется предстать перед судом. Мне же надо позаботиться о себе и о Фрэнсис. Правда – единственное оружие невиновности.

Я нагнулась, чтобы набрать ирисы, – это дало мне необходимую минуту. Выпрямившись, я засунула цветы в свой букет.

– На мельницу? Да, пустила. Она была чрезвычайно любезна. Мне показалось, что она торопится, но она провела нас внутрь, и Фрэнсис сделала несколько превосходных кадров. Нам очень повезло, что мы повстречали ее; я бы никогда не узнала, чья это мельница, ведь она обычно заперта?

– Да, – сказал Тони, светлые глаза его не выразили ничего, кроме умеренного интереса. – Значит, вы видели всю механику? Замечательно. Мельничные камни и все прочее?

– Да. София показала Фрэнсис, как они работают.

– А-а, – сказал Тони, бросил сигарету на пыльную тропку и притушил ее каблуком.

Он улыбнулся мне, Тони. Тони, которому было все равно, убит или не убит ранним утром Колин; Тони – прохожий с той стороны улицы; шахматный эксперт, получающий удовольствие от игры, которая заставляла потеть мои ладони, настолько тяжело мне было оставаться естественной.

– Что ж, дорогая, я рад, что день у вас был удачный, – непринужденно произнес он. – Вот уже и мост, скоро будем на месте. Вы еще успеете переодеться к обеду и будете иметь удовольствие попробовать осьминога, если вам, конечно, по вкусу резина с индийскими специями.

Итак, игра окончена. Я почувствовала такое облегчение, что вмиг повеселела, под стать Тони.

– Ничего не имею против, но это же не главное блюдо? Ой, Тони, я так проголодалась!

– Я же вам обеим выдал с собой по двойной порции!

– Конечно. Но я съела почти все, ну, немного осталось птицам. Если бы вы дали меньше, я бы уже пару часов назад вернулась. Вам не надо возвращать бутылку?

– Нет, надеюсь, вы ее где-нибудь зарыли? Если неподходящие предметы валяются на виду, это оскорбляет местных богов, – мягко заметил Тони.

– Не беспокойтесь, я закопала ее под камнями, а перед этим плеснула немного для полагающихся им возлияний.

– Полагающихся возлияний?

– Ну да, немного для Зевса – он ведь родился в этих местах, а потом еще для лунных прях – это уже мое личное.

– Для кого для кого?

– Для лунных прях. Для тех трех дам, которые каждый месяц спрядывают луну, чтобы дать нам наконец настоящую темную ночь. Ночь, которая, в противоположность лунной ночи, на стороне тех, за кем охотятся… таких, как горные куропатки Джозефа.

– Ночь без луны, – сказал Тони. – Разве это интересно? Мой старый отец называл ее ночью для князя тьмы.

Я подняла брови:

– Такое выражение мне представляется необычным для викария.

– Для кого? – Восхитительный миг мелькнувшего на лице Тони смущения. Но тут же его светлые глаза опять оживились. – Но мой отец, дорогая, был таким необычным викарием. И осмелюсь заметить, что ваше возлияние возымело действие. Сегодня будет безлунная ночь. Достаточно темная, чтобы укрыть что угодно… – И он добавил весело: – Или кого угодно.

Фрэнсис сидела в саду, но дверь в холл была открыта, и, как только мы с Тони вошли в гостиницу, она поспешила к нам:

– Дорогая моя! А тут уж настоящую поисковую группу снарядили! Тони был уверен, что ты лежишь со сломанной ногой, окруженная хищниками, но я сказала ему, что с тобой все будет в порядке. Удачный день?

– Прекрасный! Прости, что заставила тебя волноваться, но я решила, когда была там, наверху, что доберусь до этой старой византийской развалины, о которой тебе рассказывала. И она действительно оказалась далеко! Но у меня был волшебный день!

Тони задержался, чтобы полюбоваться нашей встречей, потом исчез в двери позади столика портье. Он оставил дверь приоткрытой. Я услышала, как Стратос тихо говорил что-то по-гречески, разобрать было невозможно.

Фрэнсис не сводила озабоченного, вопрошающего взгляда с моего лица. Я, должно быть, уже не выглядела подавленным существом, которое она видела утром.

– Это для меня? – Она, как и я, помнила об открытой двери.

– Да… если бы ты прошла немного вверх… там я обнаружила то, что мы искали! Принесла живым и невредимым. Вот, ястребинка волосистая – ланглезиус волосатиус, нечто совсем новое.

Я отделила от букета обыкновенный маленький одуванчик и протянула ей. Я увидела, как передернулось ее лицо, но почти сразу вслед за этим глаза ее выразили понимание и приблизились к моим. Я кивнула, с невероятным усилием сдерживая торжествующую улыбку, но справилась, не позволила пошевелиться ни единому мускулу. Глаза у Фрэнсис загорелись.