Мэри Стюарт - Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник)

Мой кузен ухмыльнулся, давая понять, что раскусил мою хитрость.

– Не прикидывайся дурочкой. Я не из твоих мускулистых блондинов.

– Что верно, то верно, – заметила я.

Наши глаза встретились. Наступила тишина, которую нарушал лишь неестественно громкий плеск фонтана. Чарльз встал и протянул мне руку.

– Солнце садится. Пойдем полюбуемся водяными лилиями. Они будут закрываться прямо у тебя на глазах.

Я пошла следом за кузеном через двор, погруженный в прохладную тень. Бледно-голубые головки лилий на упругих стеблях приподнимались над водой на несколько дюймов, а глянцевитые листья устилали поверхность, как нефритовая черепица. В просветах между ними мелькали золотые плавники, на краю листа припала к воде золотистая пчела. Вот приподнялся один кобальтово-голубой лепесток, за ним другой, и вскоре все лилии закрылись на ночь, свернувшись в тугие зеленоватые тюрбанчики. Один из цветков, складываясь, едва не прихватил в плен запоздалую пчелу; та, сердито зажужжав, выкарабкалась из гущи лепестков и пулей улетела прочь.

Я рассеянно следила за пчелой, перебирая в уме обрывки информации, которую обрушил на меня Чарльз. Из разрозненных кусочков складывался удивительный мозаичный образ эксцентричной старой леди, давно превратившейся из реального члена семьи в семейную легенду. Картина, нарисованная Чарльзом, размывалась, сливаясь с яркими красочными представлениями, сложившимися у меня в тот рождественский период усиленного чтения. Я не лгала, утверждая, что некоторые из книг Чарльза показались мне трудными, но жизнеописания леди Эстер были чрезвычайно увлекательны. Я просто проглотила их.

Леди Эстер Стэнхоуп, мужеподобная властная особа, дочь графа – а титул в те времена составлял основную жизненную ценность – и к тому же племянница премьер-министра Питта, привыкшая занимать видное место в политической иерархии, попала на Ближний Восток в начале 1800-х годов. Вдоволь напутешествовавшись по стране в сопровождении многочисленной свиты прислуги, куда входили любовник, рабы и личный врач, она решила поселиться в тогдашней Сирии и не раздумывая купила себе крепость на вершине горы в окрестностях Джауна, неподалеку от Сидона. Там она зажила на восточный манер, одеваясь как турецкий эмир и управляя многочисленным домашним хозяйством. Она завела себе слуг, албанских стражников, негритянских рабов, компаньонов, конюхов и личного врача и правила ими с помощью железного жезла и нередко – в буквальном смысле – кнута.

Эту крепость, воздвигнутую на голой, пышущей жаром вершине холма, современники описывали как «зачарованный дворец». Он и вправду представлял собой волшебный, экзотический мир – замысловатое, как китайская головоломка, хитросплетение коридоров и внутренних двориков. За высокими стенами дышали свежестью зеленые сады, куда вели скрытые в стенах винтовые лестницы; сквозь потайные выходы, прорубленные прямо в толще скалы, проникали во дворец шпионы могущественной леди; в укромных уголках цвели цветы и журчали фонтаны. В этом дворце была скрупулезно воссоздана фантастическая атмосфера «Тысячи и одной ночи» со всеми атрибутами восточных сказок. Во дворце леди Эстер было все: розы и жасмин, соловьи и немые черные рабы, верблюды и священные кошки, вьючные ослики и горячие арабские скакуны.

Бесстрашная, до крайности себялюбивая, высокомерная и эксцентричная – причем эксцентричность ее с годами переросла в манию величия, – леди Эстер принялась наводить порядок в местной политике, открыто бросала вызов местным эмирам и стремилась – не без некоторого успеха – поставить себя над законом. В конце концов она внушила себе, что ей уготована судьба царицы Востока и в один прекрасный день она, коронованная, въедет на белом коне в Иерусалим подле стремени нового мессии.

Однако все мы смертны, и в предначертанный срок эта убежденная отшельница, puissante et solitaire [55] Могущественная и одинокая ( фр .). , встретила свой конец – она умерла в дряхлости и нищете, растратив все свое огромное состояние, всеми покинутая. Дворец ее обветшал, слуги разворовывали добро и презрительно смеялись над старухой. Но помимо долгов леди Эстер оставила после себя легенду, дожившую до наших дней.

И вот, к нашему изумлению, легенда возродилась вновь в лице моей двоюродной бабушки Гарриет. Из того, что я знала о почтенной даме, следовало, что она, если не считать титула, вполне вписывается в избранную ею роль. Она была богата, получила неплохое образование и являлась безусловно яркой личностью; путешествовала по всему свету в сопровождении многочисленной прислуги, которая, возможно, не так потрясала воображение каждого встречного, как свита леди Эстер Стэнхоуп в 1820 году, но, несомненно, доставляла обладательнице не меньше хлопот.

Тетушка Гарриет вышла замуж за археолога Эрнеста Бойда и с тех пор сопровождала его во всех деловых поездках от Камбоджи до долины Евфрата, вмешиваясь во все и, нельзя не признать, неплохо справляясь с проблемой обеспечения раскопок всем необходимым. После его кончины она оставила активную деятельность и вернулась в Англию, но продолжала проявлять глубокий интерес к Ближнему Востоку и финансировала одну-две экспедиции, возбудившие ее любопытство.

За два года английский климат смертельно надоел ей. И, распрощавшись с семьей (это и был последний визит, который я запомнила), она отправилась в Ливан, где приобрела для себя уединенный дворец на вершине горы и поселилась в нем, как она нам сообщила, для того, чтобы писать книгу.

Лишь один-единственный раз тетушка Гарриет покинула свою цитадель в горах. Это произошло четыре года назад, когда моя семья только что уехала в Лос-Анджелес. Она приехала, по ее собственному выражению, чтобы уладить дела, – это означало перевод значительных сумм ее состояния в ливанские банки, – а также подобрать подружку для препротивного (по словам Чарльза) тибетского терьера Далилы и навеки отряхнуть пыль Англии со своих юбок. Насколько я знаю, больше она не приезжала. Никто не имел понятия, вправду ли она за время добровольного пятнадцатилетнего изгнания написала хоть что-нибудь, если не считать регулярно присылаемых нам завещаний – вся семья с удовольствием читала их и затем выбрасывала из головы. Мы обходились без тетушки Гарриет так же успешно, как она, похоже, обходилась без нас. Ни с той ни с другой стороны не выказывалось ни малейшего сожаления; моя двоюродная бабушка просто воплотила в себе присущее всей нашей семье стремление к разобщенности.

Поэтому я взглянула на кузена с сомнением.

– Думаешь, она захочет тебя видеть?

– Захочет, – безмятежно заявил он. – Моя мать всегда зло подшучивала над склонностью тетушки Гарриет к молодым мужчинам, но не вижу причины, почему бы нам на этом не сыграть. И если я заявлю, что пришел получить то, что принадлежит мне по праву, имея в виду гончих псов Гавриила, то ей это придется по душе. Она всегда симпатизировала тем, кто не упустит своего. Если мне удастся попасть в Бейрут в воскресенье вечером, то давай вместе съездим к тетушке в понедельник.