Фредерик Форсайт - Нет возврата

Служащий отеля был сама любезность. Стоило корсиканцу назвать свое имя и предъявить паспорт, как портье тотчас вспомнил его заказ и письменное подтверждение, полученное от месье Кальви, и тут же, на секунду исчезнув, вынырнул из служебного помещения, держа пакет с книгой. Корсиканец объяснил, что его друг, месье Кальви, к сожалению, не приедет, но в счет, разумеется, следует включить оба номера; он расплатится утром, перед отъездом. Потом он достал письмо, в котором Кальви просил выдать предъявителю книгу, присланную в отель на его, Кальви, имя. Портье взглянул на письмо, вручил корсиканцу посылку и поблагодарил за оплату двойного счета.

Поднявшись в номер, Кальви проверил «слоеный» конверт. Его вскрывали: отогнули плоские металлические усики к центру, чтобы не разорвать отверстие клапана, а потом, запечатывая, снова разогнули в разные стороны. Шарик клея, который был прилеплен к одной из пластинок, исчез. Но сама книга осталась нетронутой — до нее невозможно было бы добраться, не разорвав или не попортив полиэтиленовую упаковку.

Он вскрыл полиэтилен, перочинным ножом отодрал обложку и извлек части браунинга. Собрав его, привинтил глушитель и проверил содержимое обоймы. Все было на месте все его фирменные патрончики; он сам отсыпал из них половину пороха, чтобы выстрел звучал не громче легкого щелчка. Девятимиллиметровая пуля со смещенным центром, даже пущенная вполсилы, с десяти футов отлично попадает в человеческую голову. А дальше, чем с десяти футов, Кальви, работая, никогда не стрелял.

Он запер пистолет в нижнем ящике шкафа, положил ключ в карман, вышел на балкон и закурил, глядя на раскинувшуюся перед отелем арену для боя быков и размышляя о предстоящем дне. В девять он спустился вниз; на нем по-прежнему был темно-серый костюм (купленный в одном из самых шикарных парижских магазинов), который прекрасно вписывался в степенную атмосферу старинного и дорогого отеля. Кальви поужинал в «Терраса дель Риальто» и в полночь лег спать, предварительно узнав у служащего, что в восемь утра есть самолет на Мадрид, и попросив, чтобы его разбудили в шесть.

Утром он расплатился, взял такси и поехал в аэропорт. Там, стоя снаружи, он наблюдал за подъезжающими на стоянку машинами, записывая на обороте конверта их номера и марки и запоминая сидящих за рулем. В семи машинах из двенадцати приехало по одному человеку, все это были мужчины в более или менее строгих костюмах. Перейдя на смотровую площадку, Кальви направил взгляд на пассажиров, устремившихся к мадридскому самолету. Среди них оказалось четверо замеченных им на автостоянке мужчин. Он взглянул на свой конверт. В его распоряжении были «симка», «мерседес», «ягуар» и маленький испанский «сеат» — местная разновидность «фиата-600».

Как только самолет поднялся в воздух, он зашел в туалет, где сменил костюм на кремовые джинсы, голубую спортивную рубашку и легкую синюю нейлоновую куртку на молнии. Достал из чемодана матерчатую сумку с эмблемой авиакомпании и уложил в нее завернутый в полотенце пистолет. Чемодан сдал в камеру хранения, подтвердил заказ билета на вечерний парижский самолет и снова направился к автостоянке.

Он выбрал «сеат», самую распространенную в ст ране марку, дверные замки которой к тому же не представляли особых сложностей. На стоянку въехали еще два автомобиля. Он подождал, пока хозяева ушли, подошел к «сеату»; из-под рукава куртки показался конец металлической трубочки, которую он насадил на дверной замок и резко дернул вниз. Ручка тихо щелкнула, и дверца открылась. Забравшись внутрь, он открыл капот, перекинул соединительный провод от батареи к стартеру. Потом, усевшись за руль, одним нажатием кнопки завел двигатель, и шустрая красная букашка вырулила с автостоянки и покатилась в сторону Валенсии, а оттуда по новой прибрежной автотрассе № 332 — на юг, к Аликанте.

Девяносто два километра, или пятьдесят пять миль, пути от Валенсии до Ондары через Гандию и Оливу с их апельсиновыми плантациями он проехал не торопясь, за два часа. Побережье накалялось под утренним солнцем — бесконечная лента золотого песка, усеянная коричневыми телами, и брызги, поднятые купающимися. Стояла зловещая безветренная жара, и на горизонте море тонуло в легкой туманной дымке.

Въехав в Ондару, он миновал отель «Пальмера», где, по его сведениям, до сих пор жил и кое-что помнил бывший секретарь генерала Рауля Салана, некогда возглавлявшего одну из действующих армий. Доехав до центра, он без труда выяснил у местных жителей дорогу на Плайя-Кальдера: ему охотно сообщили, что это в двух милях от города. К полудню он был уже там, среди вольготно расположившихся в прибрежном городке вилл, принадлежащих в основном испанцам, проживающим за границей, и стал кружить в поисках виллы Сан-Криспин, знакомой ему по давно уничтоженной фотографии. Вилла — не пляж, и человек, спрашивающий, как к ней проехать, может случайно застрять у кого-нибудь в памяти.

Около часу дня он наконец увидел беленые стены и желтые ставни и, проверив название на табличке, врезанной в столбик у ворот, остановил машину через двести ярдов. Двигаясь прогулочным шагом, с заброшенной за плечо сумкой, словно турист, направляющийся на пляж, он решил прощупать вход со двора. Это оказалось несложно. Недалеко от виллы с грунтовой дороги сбегала тропинка, которая вела в тянущуюся за домами апельсиновую рощу. Наблюдая из-за деревьев, он обнаружил, что лишь невысокая ограда отделяет рыжую землю плантации от сада и раскаленного солнцем патио позади виллы с желтыми ставнями; он даже видел, как в саду топчется с лейкой его «подопечный». Доходящие до пола окна, ведущие из большой комнаты прямо в сад, были распахнуты настежь в надежде впустить внутрь малейшее дуновение ветерка. Корсиканец взглянул на часы пора было обедать, и он вернулся в Ондару.

До трех часов он просидел в баре «Валенсия» на улице Доктора Флемминга, где съел целую тарелку гигантских жареных креветок и выпил два стакана легкого местного белого вина, после чего расплатился и вышел. Когда он возвращался на Плайя-Кальдера, грозовые облака заволокли уже все побережье, а над маслянисто-неподвижной гладью воды глухо рокотал гром, что крайне редко случалось на Коста-Бланке в разгар июля. Он поставил машину в апельсиновой роще около самой тропинки, заткнул за пояс браунинг с привинченным глушителем, доверху застегнул молнию на куртке и скрылся среди деревьев. Когда он вышел из рощи позади окружавшей сад невысокой ограды и перешагнул через нее, вокруг не было ни души. Местные жители, как всегда после обеда, попрятались от жары, а на листья апельсиновых деревьев уже шлепнулись первые капли дождя. Пока Кальви шел по плитам садовой дорожки, с десяток крупных капель упало ему на плечи, и едва он оказался у распахнутых окон, как по розовой черепичной крыше загрохотал разразившийся ливень. Кальви порадовался: опасность быть услышанным явно миновала.