Стив Кавана - Защита

Арнольд, видать, сразу просек, что от меня ничего не скроешь, раскололся. Выдал-таки тайну, тоже под большим секретом. Пока остальные консультанты только гадают, о чем могут вести разговоры присяжные, Арнольд уже знает все до последнего слова, потому как он отлично умеет читать по губам.

Вообще-то присяжным не полагается обсуждать дело нигде, кроме запертой на замок совещательной комнаты, но в реальности они постоянно треплют языками где только душа пожелает. Шепчутся, оценивая свидетелей, а в ключевые моменты процесса даже ругаются матерно. Арнольд все это видит – то есть читает – и мотает на ус.

Мазнув по Волчеку, мой взгляд сфокусировался на Арнольде, которых сидел футах в двадцати пяти от нас. Как бы ни пытался он укрыться от общественного взора, от меня-то ему ни себя, ни свое выражение лица было не спрятать. Страх чуть ли капал с кончика его толстого кургузого носа. Арнольд явно прочитал по губам мой диалог с Волчеком. И наверняка знает теперь про бомбу. Но совершенно неясно, зачем он здесь вообще и как распорядится полученной информацией.

Я повернулся обратно к Волчеку.

– Дайте-ка мне минутку. Мне нужно кое с кем пере…

Но закончить фразу не успел – зал дружно поднялся, поскольку к императорской трибуне гладиаторской арены уже устремилась судья Пайк.

– Мистер Флинн, если желаете выступить со вступительным словом, то прошу, – пригласила судья Пайк.

Старина Пайки была сегодня явно в настроении. Ну как же – дело громкое, пресса просто в рот заглядывает, а почти гарантированная посадка известного русского гангстера – отличная возможность взлететь по карьерной лестнице еще на ступеньку-другую вверх.

Вступительное слово – очень важная штука. Это ваш шанс показать присяжным свое видение дела в целом. Мириам буквально загрузила их всеми видами информации. Двадцать раз успела повторить, что доказательств для обвинительного приговора более чем достаточно. Как говорится, на уровне заклинаний. Шаман какой-то, а не юрист. Ладно, ну а мы по-другому попробуем. Встал – и немедля принялся теребить пиджак. Мешала бомба, которая вдруг показалась тяжеленной и чуть ли не горячей. Спина вспотела, хотя в зале было прохладно, да и сам я вроде успел остыть. Наклоняя графин, поймал себя на том, что слегка подрагивают руки. Медленно осушив стакан холодной воды, почувствовал, что готов. Мириам расположилась у себя за столом с блокнотом и авторучкой наготове. Ее свидетель-эксперт, доктор Голдштейн, сидел в трех рядах у нее за спиной, не парился. Показания ему предстояло давать от силы к вечеру, а то и вообще завтра, с утра пораньше. Я узнал его по фотографии на университетском веб-сайте. Вживую он выглядел даже еще большим ботаником, чем на совершенно жуткой фотке в Интернете.

Я повернулся к присяжным, одарил их улыбкой.

– Уважаемые члены жюри, чрезвычайно рад всех вас тут видеть. Миз Салливан проговорила сегодня порядка двух часов. Я же постараюсь уложиться примерно в две минуты. – Смешки среди присяжных. – Рассматривается дело о действительно ужасном преступлении. Задача обвинения – доказать вам, что совершил его Олек Волчек. Если к завершающему этапу слушания у вас останутся на этот счет какие-либо разумные сомнения, то ваш священный долг – оправдать обвиняемого. Но в любом случае выбор за вами. Миз Салливан требовала от вас признать мистера Волчека виновным. Мы же требовать от вас ничего не станем. Мы лишь просим вас тщательно рассмотреть предоставленные доказательства, а также призываем со столь же пристальным вниманием изучить и нашу позицию по данному делу. Все остальное же оставляем вам и вашему добросовестному суждению. Вот, собственно, и все, что я хотел сказать на данный момент.

Я сел.

В уголовном деле у присяжных, образно выражаясь, только две двери – одна «виновен», другая «не виновен». Мириам пыталась их в свою дверь затолкать. Я же свою гостеприимно приоткрыл и сделал ручкой – прошу, мол, к нашему шалашу. Присяжные – что прохожие на улице; не любят они, когда их куда-нибудь заталкивают. Любят, когда можно самим выбирать дорогу.

Доктор Голдштейн нервозно перебирал свои бумаги. Чем больше он изумлен и выбит из колеи, тем лучше. Прямо в данный момент передо мной стоял выбор – можно было либо сыграть обычным спокойным порядком, либо с ходу заманить Мириам в ловушку. С ловушкой был риск, что прилетит обратка, да такая, что мало не покажется. Но если выгорит, присяжные будут мои.

Решил рискнуть.

Едва я наклонился к Мириам, как Артурас сразу же навострил уши. Я уже говорил ему, что при нужном раскладе могу приватно обратиться к обвинителю, так что пусть слушает себе на здоровье. Не хотелось создавать впечатление, будто я хочу тайком предупредить ее о бомбе.

– Этот ваш Голдштейн… который графолог. Не вызывайте его, иначе сильно пожалеете, – сказал я.

– Какой еще, к чертям, графолог? – возмутилась Мириам, как я и ожидал. – Голдштейн – специалист по экспертизе документов, ученый-почерковед!

Ответ был уже у меня наготове.

– Работа эксперта – определять авторство по образцам почерка, это научный анализ. Графолог же пытается толковать по почерку характер автора, а это уже гадание на кофейной гуще. Это все равно как христианский археолог откопает кости динозавра и клянется потом на Библии, что мир существует всего пять тысяч лет. Нельзя сидеть на двух стульях сразу. Не вызывайте его.

Я сел.

Ща точно вызовет.

Надменное личико Мириам исказила злоба. Судья покосилась на нее. Со вступительным словом защиты покончено. Пора обвинению выдвигать свои свидетельства. Я выбил Мириам из колеи. Голдштейн на сегодня, походу, – единственный свидетель обвинения в зале.

Она встала.

– Ваша честь, я вызываю доктора Ирвина Голдштейна.

Не ожидая столь рано услышать свои имя-фамилию, тот суетливо собрал свои бумажки, застегнул пиджак и стал пробираться вперед. Кривоватая улыбка у него на лице отнюдь не скрывала того, что добрый доктор малость на измене. Как-никак, самое крупное дело за всю его карьеру. Угу, а если мои труды окупятся, то и самое последнее. По пути к свидетельской трибуне он зацепился ногой за стул, покрепче ухватил рассыпающуюся папку. Экспертный отчет – это его скала посреди бурного моря, только за него и хвататься. Мог бы вести себя и поуверенней – отчет действительно точный, правдивый, хорошо написан, я ни слова в нем не оспорил бы.

Хоть никто этого и не просек, но ставил я на восхитительную предсказуемость Мириам. Юрист она действительно классный, в судебных битвах собаку съела. И поступит так, как я и сам поступил бы на ее месте. А лично я в такой ситуации сразу ухватился бы за резонный выпад оппонента, развернул направленное на меня острие в обратную сторону. Сам задал бы доку вопрос насчет графологии-графомании-почерковедения – аккуратненько, чтоб все выглядело естественно, обыденно, даже скучно. Дал бы ему обстоятельно выложить по этому вопросу все от и до, разложить по полочкам. В итоге смешал бы этот резонный аргумент с говном. Мириам сделает все то же самое.