Наталья Александрова - Восемь обезьян

— Да как же так? — голос не слушался Надежду, она даже пустила петуха.

— А так, — Антонина пожала плечами, — в прошлом году вытирала я пыль, да и уронила эту обезьяну. Если бы на пол, то она бы разбилась, а она упала на ковер, так что подняла я ее, смотрю — сзади щелочка какая-то и что-то там перекатывается. Ну, я ножичком подковыряла да и вытащила эту монету. А обезьяну сзади замазкой залепила, чтобы трещина дальше не пошла.

— И что же теперь с ней делать? — Надежда осторожно положила монету на стол.

— Не знаю, но дома тоже держать не стану, — решительно сказала Антонина. — Если этот чокнутый с плеткой ко мне заявится, я же на месте умру!

— Знаете что, отвезу-ка я эту монету Михаилу Юрьевичу, — подумав, решила Надежда. — Как раз Муська звонила, сказала, что его из больницы выписали. И он мне очень благодарен за то, что дневник его спасла, так что не откажет. Он человек знающий, разберется, что к чему. Сейчас позвоню и поеду, только домой заскочу, переоденусь.

— Ты, Надя, осторожнее, — напутствовала Надежду Антонина Васильевна. — Когда в такси будешь садиться — махни мне, мол, все в порядке. Я из окна следить буду, и если ты не помашешь — сразу в полицию позвоню, чтобы они объявляли операцию „Перехват“.

— Да не волнуйтесь, все будет в порядке! — успокоила соседку Надежда Николаевна.

— Но ты все-таки помаши. А то всякое бывает… я один фильм смотрела, там герой вызвал такси — а вместо таксиста приехал самый главный злодей.

— Это вы про „Бриллиантовую руку“, что ли?

— Нет, другой какой-то фильм.

Такси приехало минута в минуту.

Надежда спустилась, заглянула в машину. За рулем сидел пожилой дядечка самого что ни на есть безобидного вида. Поздоровавшись с ним, Надежда взглянула на балкон Антонины Васильевны. Та была на посту и орлиным взором глядела на машину. Надежда помахала ей — а то, чего доброго, и правда поднимет на ноги всю полицию города и устроит охоту на безобидного таксиста.

До дома Михаила Юрьевича доехали без приключений.

На этот раз Надежда не ждала, пока кто-нибудь откроет ей дверь, а сразу позвонила по домофону — хозяин квартиры ждал ее.

Он буквально ее ждал — стоял в открытых дверях квартиры, на лице его было нетерпеливое ожидание.

— Что, — воскликнул он, едва Надежда вышла из лифта, — неужели он у вас?

— Во-первых, здравствуйте, — проговорила Надежда. — Я смотрю, вы совсем выздоровели.

— Ах да, извините, я от нетерпения забыл все правила приличия! — смутился Михаил Юрьевич, пропуская ее в квартиру. — Здравствуйте! Как вы добрались?

— Без приключений.

— Может быть, чаю или кофе?

— Да, от чая не откажусь. Но мучить вас дольше не собираюсь — он действительно у меня.

— Неужели правда? — Глаза Михаила Юрьевича загорелись. — Покажите… хотя, конечно, — спохватился он, — что я говорю, конечно, сначала — чай!

— Не буду вас мучить! — И Надежда достала пакетик с монетой.

— Вот он какой! — взволнованно проговорил мужчина, вытряхнув монету на ладонь. — Микелин…

— Михаил Юрьевич! — проговорила Надежда, когда молчание затянулось. — Я понимаю ваше волнение, но все же мне кажется, я заслужила, чтобы вы все мне рассказали. Что это за монета, откуда она взялась, кто и почему за ней охотился.

— Да, конечно, вы это действительно заслужили… — Михаил Юрьевич погладил монету, как живое существо, и улыбнулся. — Надо же… не верил, что буду держать его в руках! Слушайте… Для меня эта история началась примерно восемь лет назад, когда я писал статью для одного научного журнала. Статья эта была посвящена редким старинным монетам из коллекции Эрмитажа. Во время работы над этой статьей мне понадобились материалы о Луке Яблокове. Вам это имя вряд ли что-нибудь говорит, но Яблоков был купец первой гильдии, крупный коллекционер, нумизмат, который жил в девятнадцатом веке и завещал свою бесценную коллекцию монет Эрмитажу. Коллекция у него была единственная в своем роде, особенно интересен раздел монет эллинистических государств, образовавшихся на руинах империи Александра Македонского… впрочем, не буду отвлекаться. Разбирая его записки, я нашел в них упоминание о какой-то чрезвычайно редкой монете, которую Яблоков называл микелином. Яблоков был человеком образованным, в старинных монетах разбирался неплохо, и кроме того, у него служил специальный человек, историк, приват-доцент университета Арсений Николаевич Зайончковский, который занимался его коллекцией. И можете себе представить — ни сам Яблоков, ни Зайончковский не смогли установить происхождение этой монеты! Не смогли не только точно датировать ее, но даже не сумели установить, в какой стране она была отчеканена. Несомненно, монета эта была очень старая, но она не напоминала ни римские, ни древнегреческие образцы, не говоря об ассирийских или вавилонских монетах. Кроме того, Яблоков как-то невнятно упомянул о каких-то особых, необычайных свойствах этой монеты. Якобы она каким-то непонятным образом воздействует на владеющего ею человека. Заинтригованный этой записью, я стал разбирать документы, связанные с поступлением коллекции Яблокова в Эрмитаж, но там загадочная монета даже не упоминалась. Тогда я обратился в исторический архив и нашел там именной фонд Арсения Зайончковского. В этом фонде хранились оригиналы и сохранившиеся черновики научных работ Арсения Николаевича, а также его дневники и записки. На наше счастье, люди в то время подробно записывали все важные события своей жизни. И вот в дневнике за тысяча восемьсот девяносто четвертый год — тот год, когда коллекция Яблокова поступила в Эрмитаж, — я нашел короткую запись следующего содержания:

Следуя недвусмысленному указанию Луки Ивановича, М. я не включаю в список передаваемых монет.

— У меня не было никаких сомнений, что под М. имеется в виду та самая загадочная монета — микелин. Значит, Яблоков выделил эту монету из своей коллекции и не отдал ее в музей. Но тогда где же она? В том же фонде Зайончковского я нашел упоминание о его племяннике, беллетристе средней руки Василии Зайончковском. К счастью, его фонд тоже имелся в архиве. Я обратился к этому фонду. Там хранились черновики его повестей и рассказов, и среди них я нашел интересную рукопись. Эта рукопись привлекла мое внимание в первую очередь тем, что она была написана совсем другим почерком. Несомненно, это был не почерк Василия Зайончковского, а почерк его дяди, историка. Но еще больше я заинтересовался этой рукописью, когда нашел в ней упоминание о микелине, о той самой загадочной монете, которой так дорожил Лука Иванович Яблоков. Эта рукопись еще больше заинтриговала меня, и я стал искать в архивах все материалы, так или иначе связанные с Арсением Зайончковским. Эти поиски отняли у меня много времени и сил, но в конце концов увенчались успехом. В одном из фондов исторического архива я нашел еще одну рукопись, ошибочно приписанную известному краеведу Заславскому. Но почерк этой рукописи не оставил у меня сомнений, что автором ее был Арсений Зайончковский. Видимо, архивистов ввело в заблуждение отдаленное сходство фамилий. Это был еще один дневник, относящийся ко времени, когда Зайончковский работал на Яблокова. Видимо, в этом дневнике Зайончковский вел записи, которые не собирался делать достоянием общественности, записи исключительно частного характера. В частности, там были записи такого содержания — я настолько хорошо помню их, что могу цитировать по памяти: