Женя Галкина - Богиня в бегах

– А куда же его? – расстроилась Полина, с сожалением разглядывая развалины «Наполеона».

– Куда угодно, но только не в жир на твоем пузе. – Глаза Глеба смеялись, но Полина знала – он очень серьезен.

– Марго приглашу…

– Хорошо, – одобрил Глеб, – этой лошади все нипочем. Ну что, прощаемся?

Полина вздрогнула. «Прощаемся» – это прозвучало так, будто Глеб не собирался возвращаться. Куда же он отправлялся на самом деле? В объятия принцессы Мальвины? В веселое путешествие с авантюристкой Аглаей?

– Глеб… – начала Полина, комкая от волнения брошенную им салфетку.

Он посмотрел на нее.

Светло-карие глаза выказывали нетерпение, мол, ну что еще? И угадывалась в них знакомая Полине жесткость: все сказано, решено, подарок оговорен, больше обсуждать нечего.

Такое выражение глаз было у Глеба, когда он твердо занимал какую-то позицию и ничто, ни доводы, ни уговоры, ни просьбы – уже не сдвинут его с места. Мужчина решил.

– Я буду волноваться, так что позвони мне, когда самолет сядет, – выдохнула Полина.

Глеб моментально смягчился.

– Конечно.

Он обнял ее, а потом поцеловал – осторожно, как ребенка.

– Пойдем. Подберешь мне галстук. Кстати, звонить я не буду: это дорого. И ты не звони. Рабочая командировка, ты можешь мне помешать.

А потом она стояла на крылечке, провожая его: вызванное такси унесло Глеба через хитросплетение улиц к взмывающей ввысь птице-«Боингу», а потом – под волны крыши Хитроу.

Или – нет?

Как только такси укатило, Полина побежала в дом – отвечать на звонок телефона.

– Здравствуйте. Полина! Меня зовут Анастасия, и я ваш приглашенный парикмахер. Наша встреча в силе?

– Да, в силе! – отозвалась Полина. – И захватите… краску для волос. Рыжую. Чтобы я была как морковь.

– А какой у вас сейчас цвет волос?

– Пепельная блондинка.

– Хорошо, будет вам морковь!

– Очень вас жду, – призналась Полина, бросила трубку и снова понеслась по делам, а их была уйма: собрать чемоданчик на неделю пребывания в гостинице, упаковать нетбук, принять душ, взять зонтик, косметику – кремы и притирания.

Она бегала по дому, вытаскивая и кидая на пол и кресла платья, кофточки и шарфы, открывала шкафы, выворачивая груды туфель и босоножек, и в итоге растерялась: что же брать? Что понадобится на самом деле? Не уезжать же с баулами?

Из кухни разносился дразнящий запах ванили. Торт, ослепительно-белый, с нежным сиреневым цветочком, который Глеб отодвинул от центра, все еще возлежал на блюде. Нужно же еще сделать уборку, осенило Полину, и она готова была застонать от досады, что этот дом так крепко держит ее, так сбивает с толку в важнейшем в ее жизни деле!

Вещи так и остались валяться, а Полина только успела просушить волосы, когда появилась Анастасия.

– Настя, – поправила она, когда Полина ее приветствовала, и широко улыбнулась.

Она была совсем еще девчонкой, смуглой, с широкими скулами и милыми раскосыми глазами.

Короткая стрижка пестрела лиловыми, розовыми и дымчато-голубыми прядями.

– Я – сама себе реклама, – улыбнулась Настя, когда Полина, не удержавшись, ахнула. – А еще я привезла целую палитру оранжевых, медных, рыжих цветов. Давайте выбирать!

– Вот сюда, – пригласила ее Полина в кухню-столовую. – Хотите тортика?

Настя положила на край стола папку с образцами цветов, и пришла ее очередь ахать.

– Какой шедевр! Неужели это домашняя выпечка?

– Моя! – засмеялась от счастья Полина. – Он был еще красивее целым.

– Шедевр! – повторила Настя, глядя, как воздушный кусочек на серебряной лопаточке возносится над ее блюдцем. – Бывают же женщины, которые умеют! Я вот дальше шарлотки еще не заходила, и вряд ли получится.

Полина открыла было рот, чтобы произнести речь о том, что когда будет муж, тогда и проснутся все кулинарные таланты, потому что женщина расцветает творчески от любви настоящего мужчины… Открыла и закрыла. Ей почему-то стало совестно учить этому молодую совсем девушку.

А та, уплетая торт, раскрыла папку-сокровищницу цвета.

Каких только оттенков там не было! От нежно-персикового до настоящей ирландской рыжины, цвета медной проволоки, от цвета топленой ириски до огненно-красного с медным отливом.

– У вас красивые вьющиеся волосы, их много и они пышные, – определила Настя, аккуратно отпивая из чашечки, – я вам сейчас идею предложу, а вы подумайте. Рекомендую не упираться в один тон, а сделать глубокий переход из одного в другой – и так три раза. То есть, от темного к светлому, тогда кончики будут вот такими, – она показала на страничке, – это даже чуть… розово, как закат, знаете? На закате солнце часто дает такой градиент: от огненного до красно-розового. Это очень красиво и выглядит интереснее, чем покраска в один тон. Или хотите – все-таки «в морковь»?

Полина отрицательно покачала головой.

Она уже забыла про морковь, так заворожила ее перспектива носить в волосах целый закат.

– Давайте закат, – согласилась она. – А мне пойдет?

– Да, – твердо сказала Настя. – Когда я вас увидела, мне вспомнился один человек, фото которого когда-то я рассматривала в журналах. Это была красивая молодая девушка, совершенно ваш типаж, и это был лучший ее образ. Вы удивитесь, но когда мы закончим, окажется, что у вас ярко-зеленые глаза.

– Я замечала, что они зеленоватые…

– А будут – зеленые! – Настя взмахнула ложечкой, как волшебной палочкой. – Это самый лучший торт в моей жизни. Умирать буду – вспомню. Ну что, приступаем? Где вам будет удобнее расположиться?

Полина повела ее в свою комнату, где стоял уголок красоты – овальное зеркало в обрамлении резных листьев над треугольным столиком со множеством ящичков.

Усевшись перед ним, она распустила волосы и откинула их назад. На креслах и диванчиках вокруг валялись раскрытые чемоданчики, в каждый из которых Полина успела затолкать несколько платьев, да так и не решила, с каким ехать. Шарфы свисали с ручек кресел и цветными лужицами разлеглись на полу.

– Я собираюсь в путешествие, – объяснилась она, расслабляясь под пальцами Насти, задумчиво и оценивающе расчесывавшими ее волосы.

– Понимаю, – отозвалась Настя, – я сама любительница поездить. Знаете, иногда такое желание находит – вот взять и убежать далеко-далеко, в неизведанные места… к новым пейзажам, людям, к новым видам из окна, к звучанию другого языка.

Она говорила и расчесывала Полину.

– Я тогда хватаю рюкзачок, одно платье и один свитер, беру горящий билет и несусь куда глаза глядят.

Куда глаза глядят… Полина, усыпленная ее прикосновениями, ловила пролетавшие перед глазами образы: вот белый, совершенно белый, будто сахарный, храм невиданной архитектуры. Вот люстры, свисающие над нею гроздьями человеческих черепов и костей. Вот узенькие улицы, а над головой – балкончики, увитые цветами, розовыми, лиловыми, фиолетовыми… Вот кромка кремовой пены под ногами, а еще – седые туманы, прикорнувшие у подножия гор. Откуда все эти виды? Прекрасные, знакомые, узнаваемые?