Инна Бачинская - Отражение бабочки

Эхо подхватывало шум шагов, дробило его и уносило вдаль. Ночью хорошо подбиваются бабки. Федор чувствовал разочарование — очередная версия провалилась. А ведь как красиво было задумано!

Звягина видела убийство, убийца ее заметил и принял меры. Если два равнозначных события произошли практически в одно время, то они, скорее всего, связаны. Убийца имел мотив и возможность. Он проник в дом и ожидал ее в квартире. При известной гибкости ума это не составило труда, что они с Савелием и доказали сегодня. Вчера. Правда, версия, к сожалению, оказалась непроходной. Вычеркиваем. Может, это и к лучшему, уж очень она была незатейлива, лежала на поверхности. Убийца не дурак, сумел спрятать концы в воду — в полном смысле слова, и только случайность помогла обнаружить жертву. А с другой стороны, не нужно усложнять. «Палятся», как говорит капитан, на самых простых вещах, и самая продуманная схема зависит от нелепой случайности, которую невозможно предусмотреть. И наоборот, остаются незамеченными вопиющие факты. Человеческий фактор, так сказать. Ссора с женой, расстройство желудка, приезд тещи, разнос от начальства, и следователь проморгал очевидное. Тем более ни трупа, ни заявления о пропаже человека. За два года следы успели остыть. То-то версии рассыпаются одна за другой. С самого начала все наперекосяк. Сначала красная машина, неизвестно как попавшая в руки убийце, потом Звягина, неудачно выглянувшая в окно… Как оказалось, вовсе не выглянувшая, так как из ее квартиры ничего не видно. И очередной мотив убийства треснул по швам. Несомненные удачи — божий одуванчик, соседка Сницара Мария Станиславовна, вылившая на Огородникову ведро помоев, и Витек Саликов, хозяин добродушного Бинго и сосед угоревшей Окуневской. Их показания относительно характера Огородниковой практически совпали. Гулена, изменяла, скажем так, гражданскому мужу и «водила мужиков, когда Георгий Николаевич были в командировке». Скандальная, крикливая, собиралась за кордон, охотно выпивала. Богема, одним словом. Певица… Федор усмехнулся, вспомнив безголосую бизнес-леди, морально травмировавшую бедного Савелия. Что ж, чувство прекрасного свойственно каждому, только у всех оно разное. Главное, не приставать к окружающим, требуя признания.

«Подвеска!» — вспомнил Федор. Уникальная вещь, которая должна где-то всплыть. И два любовника Огородниковой: здоровый амбал и маленький с большой головой и длинными волосами. Возможно, были и другие. И есть еще квартирная хозяйка Огородниковой — она не удосужилась сообщить новый адрес. Почему? Оставила квартиру за собой? Зачем? Как личное пространство и место для маневра? Возможно, ее вещи до сих пор там.

Уже на подходе к дому Федора осенила мысль, незатейливая, как прямая линия: а с чего он вдруг решил, что убийство Огородниковой произошло дома, на Толстого? Ее могли убить где угодно, а потом угнать красную «Тойоту» и избавиться от тела. А ключи в почтовом ящике? Получается, убийца обыскал жертву, забрал ключи, а потом, утопив машину, дал себе труд поехать по ее адресу и бросить их в почтовый ящик? Тем более добрался он до города уже на рассвете. Зачем? Как доказательство, что она уехала? Вряд ли. Вот взять их с тумбочки в прихожей, когда выносил труп — да! Он вынес тело из квартиры, а потом вернулся запереть дверь. Он взял ключи намеренно, а потом избавился от них, бросив в почтовый ящик… Возможно.

Сплошные иксы: возможно, вероятно, гипотетически. Значит, нужно найти того, кто привез ее после проводов домой. Она бурно прощалась с коллегами, они толпой вышли проводить ее, поцелуи, визг, напутствия… Федор словно видел эту картинку. А Звягина — холостой выстрел, и Савелий пострадал напрасно.

Федор улыбнулся, вспомнив испуг Савелия… А он, Федор, свинья. У главного подозреваемого Сницара нет алиби. Вернее, есть, но не подтвержденное наверняка. Условное алиби. Проверить спустя два года, отлучался ли он ночью из Зареченска, невозможно. Никто из персонала не видел, как он уезжал. По пустой дороге три часа туда, три обратно. Уже светло, кто-то обязательно заметил бы. Кроме того, его могли дернуть в любой момент, больница никогда не спит. Стал бы он так рисковать? Зачем? Какой мотив? Зачем ему срочно убивать Огородникову? Мчаться из Зареченска сломя голову, убивать, возвращаться в Зареченск… Хотя, возможно, он не собирался убивать, но случайно узнал… допустим, от лучшей завистливой подруги Окуневской, что Лера уезжает в Германию, о чем он не подозревал, и полетел выяснять отношения? Сомнительно. Тем более между ними, по его словам, все было кончено, потому он и сидел в командировках.

Федор вдруг вспомнил, что днем ему позвонила Галина Васильевна из двадцать второй квартиры и пригласила на пироги с капустой. Он обещался быть, но совершенно забыл. Федор приостановился, чертыхнулся, сунул было руку в карман за мобильным телефоном, но сообразил, что не стоит — часы на площади недавно пробили три. Галина Васильевна не знает Сницара лично, но она прекрасно знала Штольца. И квартиру свою очень любит. Из окон Звягиной не видно, что происходит в ее гостиной… Жаль. Забудь, приказал он себе, версия мертворожденная.

Четыре утра. Ранний рассвет. Ночь пропала, уже не заснуть. Через открытую балконную дверь тянет холодом и сыростью. За окнами август, скоро осень, как поется в одной старой песенке. Ладно, утешает себя Федор, амбал в побрякушках и большеголовый, считай, у нас в кармане. Такие люди бросаются в глаза. И не забыть квартирную хозяйку. Дел непочатый край. Перечеркиваем прежние версии и начинаем все сначала. А жаль.

Мучило его неприятное чувство, что недавно было как в детской игре — горячо, а теперь вдруг стало холодно. Что же он пропускает? А где его знаменитый философский нюх? И Савелий как воды в рот набрал — где озарения? Где нелепые примеры из дамских романов, от которых капитан демонстративно вздыхает, дергает бровями и упирает взгляд в потолок? Почему вокс попули Митрич не доносит до них свеженьких идей своей маменьки?

Он вздрагивает от громких звуков — ожил его мобильник. Смотрит на часы, четверть пятого. Ранняя пташка. Кому это не терпится? Оказалось, Савелию.

— Федя, я тебя не разбудил? — спросил озабоченно Савелий.

Странный вопрос в четыре утра.

— Нет, Савелий, я еще не ложился. Что случилось? — Если Савелий опять о поющей женщине, то он сейчас скажет ему твердо, что… Нет, не скажет.

— Я тоже не могу, — пожаловался Савелий. — Ничего не случилось, я просто…

Он замолкает на долгую минуту. Федор молча ждет, не понукает, а то «собьется настройка», и так довольно слабая.

— Понимаешь, Федя… А если это как с красной машиной? В смысле, на первый взгляд ясно, а потом подводные камни и течения, а?