Надежда Черкасова - Убить куклу

— А вы не боялись, что вас могут заподозрить?

— В чем? В том, что я своевременно сделала укол Петру Петровичу? Так это моя работа — лечить его. К тому же, чтобы мне ненароком не помешали, я усыпила всю обслугу. Впоследствии и сама притворилась, что меня тоже кто-то усыпил.

«Чушь собачья! — подумал Сорокин. — Вскрытие никакой передозировки лекарственных препаратов не подтвердило. Но если на миг поверить Котовой, получается, что электрошокер использовали уже после смерти Леонова. А этого никак не могло произойти, так как противоречит результатам экспертизы: разряд электричества Леонов получил еще при жизни. Поэтому Котова врет, чтобы выгородить дочь».

— Моя девочка ни в чем не виновата.

— Леонов подвергся воздействию сильнейшего разряда электрошокером, что привело к остановке сердца. Это подтвердила экспертиза. Этот самодельный электрошокер был вмонтирован в голову и тельце куклы, которая принадлежит Валерии Ставской. Что вы скажете на это?

— Да вы в своем уме?! Это же какими профанами в своей профессии нужно быть, чтобы не видеть очевидного?

— Следите за выражениями, гражданка Котова!

— А то что? Арестуете меня еще раз?.. Отведите меня в камеру, я очень устала. Надеюсь, теперь вы Леру отпустите?

— Нет, она также является подозреваемой в убийстве. И пока следствие не закончится, будет находиться в изоляторе временного содержания. Так же, как и вы.

— Но я же призналась, что вам еще нужно?!

— Мне нужен истинный убийца, Ирма Марковна. И пока я его не найду, вы обе будете сидеть за решеткой.

— А если вы его не найдете?

— Значит, по этому делу будут проходить два убийцы, то есть преступная группа. И наказание вы обе понесете более суровое. А вы как думали: придете сюда с чистосердечным, я отпущу вашу дочь, а потом вы на суде от всего откажетесь? Мне не слова нужны, а доказательства, факты.

Отправив Котову в камеру, Сорокин задумался. То-то начальство обрадуется, что в деле появилось уже два явных подозреваемых, и один даже с чистосердечным признанием. Остается только провести следственный эксперимент, и можно направлять дело в суд.

Почему Сорокин вновь сопротивляется и пытается плыть против течения? Зачем ему эта головная боль? Как все хорошо складывается: мать и дочь решают развести состоятельного бизнесмена в надежде получить богатое наследство. Тогда почему их планы рухнули? Ведь если бы не убийство Леонова, обе были бы в шоколаде. Так кто же подставил Леру и зачем? А может, сама Котова и подставила, чтобы достовернее вышло? Ну да, вину на себя взяла, чтобы дочь получила наследство. Нет, едва ли. Потому что если это подтвердится, значит, обе завязли так, что теперь их сможет выручить лишь чудо. А Сорокин в чудеса не верит.

Зазвонил телефон, Сорокин поднял трубку.

— Виктор Иванович? Добрый вечер! Это Павел Ставский, из Энска.

— Очень рад, Павел Львович! Как ваша книга?

— Сама себя пишет.

— Разве такое бывает?

— Бывает, но редко. Вы не могли бы перезвонить? Мне очень дорого.

— Да-да, конечно. — Сорокин отключился и набрал номер сотового Павла. — Это Сорокин. Так какими судьбами, Павел Львович? Неужели нашлось сообщить мне что-то новенькое?

— Вы прямо как в воду глядите. Хочу сделать чистосердечное признание.

— Я весь внимание, — добродушно ответил Сорокин и напрягся в ожидании услышать нечто захватывающее. «Ну прямо наваждение какое-то! Сплошные чистосердечные признания. А ведь Павел и в самом деле оказался замешан в этом преступлении! Вот только ему-то зачем признаваться?» — В чем же вы хотите признаться, Павел Львович, уж не в преступлении ли?

— Ну что вы, Виктор Иванович! Какой из меня, калеки, преступник, скажете тоже!

— Не скромничайте, Павел Львович, у вас не мозг, а кладезь всевозможных идей для преступлений.

— Вы мне льстите. Но все равно приятно. Хоть я и не являюсь тем, кем вы меня воображаете, все же в мошенничестве я чистосердечно признаюсь. Это мне нужно было для моей новой книги. Я не представлял, как начнут развиваться события, потому и решил проверить в действительности — возможно ли то, что я задумал. Писатель иногда и сам не прочь стать одним их придуманных героев.

— А писатель согласен потом отвечать за свои деяния?

— Умный писатель не станет так далеко заходить, а тем более ссориться с правоохранительными органами.

— В таком случае вам нечего опасаться.

— Как сказать, Виктор Иванович. Как сказать! Иной следователь, вместо того чтобы отблагодарить за помощь, еще и статейку в законодательстве подыщет, чтобы наказать доброхота. У нас ведь всегда виновен тот, кто проявляет инициативу и бежит впереди паровоза.

— Вам, Павел Львович, удастся избежать напрасных обвинений, потому что я как раз не из тех следователей, которых вы не без основания опасаетесь.

— Понятно, значит, вы из других — из добрых и справедливых, которых и в хвост и в гриву?

— Так точно, даже не сомневайтесь!

— Тогда мы с вами сработаемся. То есть, я, конечно, хотел сказать: поймем друг друга. Так вот, должен вам признаться, что письмо с биоматериалом Леры подбросил Леонову по моей просьбе Егор. Его матушка, Антонина Семеновна, рассказала ему историю своей подруги и сделала предположение, что Лера может с успехом оказаться дочерью Леонова. Вот я и подумал: а почему бы и нет? Намерения-то у меня были самые что ни на есть благие: помочь отыскать Лере отца, а не имеющему детей Леонову на старости лет заполучить в наследники родную кровиночку.

— О себе вы, конечно, совсем в этот момент не думали. Или все же подумали? Например, почему бы не оказаться вдруг мужем дочери богатого бизнесмена?

— Ну не совсем так, конечно, но суть вы поняли… Так вот, Леонов и в самом деле поверил, что Лера его дочь. Но кому-то очень не хотелось отдавать ей наследство, поэтому Леру подставили, чтобы объявить недостойной наследницей.

— А Лера знала, что вы с Егором разыграли ее словно в карты?

— Нет, конечно! Она бы на эту аферу… то есть я хотел сказать, шутку, ни за что бы не согласилась. И вот чем закончилась наша проверка Леры на предмет родства с Леоновым. Лера оказалась не его дочерью, да еще и сидит за чье-то преступление. Верх глупости считать Леру убийцей. Не там роете, господин следователь, ой, не там!

— А вы, значит, знаете, где надо рыть?

— Нет, я тоже не знаю. Да и не мое это дело — распутывать реальные преступления. Я больше по выдуманным специализируюсь.

— Тогда зачем звоните? Вы же прекрасно понимаете, что на основании ваших телефонных признаний я все равно не отпущу Леру.

— Конечно, понимаю. И очень надеюсь, что вам удастся найти настоящего убийцу. Но я вам не все рассказал. Насколько я понял, биоматериал, присланный мной, все же подтвердил родство с Леоновым? Лишь при повторной экспертизе никакого родства именно с Лерой не обнаружилось. Вот я и задался вопросом: а чей же биоматериал я отослал Егору? В конверт я закладывал волосы и обрезки ногтей Леры, а там оказался биоматериал совсем другого человека. Как такое могло случиться? И тут я вспомнил, что конверт я посылал с посылкой для Егора. Поэтому заменить биоматериал могла только Антонина Семеновна, его мать, больше некому. Я пригласил ее в гости, поговорил с ней по душам, она мне все и выложила. Оказывается, двадцать шесть лет назад не только мать Леры имела с Леоновым интимные отношения, но и Антонина Семеновна сподобилась. Ох и кобель был по молодости этот ваш Леонов, ни одной юбки не пропускал. Так вот, всю жизнь Антонину Семеновну мучила мысль о том, что ее младший сын Гришенька родился не от мужа, а от Леонова. И тут, наконец, появилась возможность проверить это. Потому она и подала идею Егору, а тот подбросил ее как бы невзначай мне.