Елена Арсеньева - Перстень Андрея Первозванного

– Ну что я вам могу обещать, какую сделку? Если этот Наиль хоть каким-то боком в нашей базе данных обозначен – имя, пальцы, портрет, – я его найду. Если нет, дело затянется до заявления родственников о пропаже и опознания трупа. Это понятно?

Валерия слегка кивнула.

– Как видите, я был готов к сотрудничеству, однако обстоятельства сильнее меня.

– Как всегда, – пробурчала себя под нос Валерия.

Следователь сверкнул на нее глазами, но, видимо, счел, что ослышался, и продолжал:

– Вы свой секрет скажете или как?

– Подумаешь, большое дело! – Валерия тряхнула головой, и ее длинные серебряные серьги мелодично зазвенели, вторя перебору монист, которые, подобно кольчуге, покрывали грудь.

Следователь вздрогнул так, что невзначай толкнул Альбину локтем, но как бы и не заметил этого, не сводя глаз с Валерии.

– На три часа – заметьте себе! – у хозяина был назначен осмотр квартиры, но звонкоголосая дама, которую он терпеливо ожидал у себя дома, не пришла.

– А откуда вы знаете, что она звонкоголосая? – встрепенулся следователь.

– Вы лучше у хозяина об этом спросите, ладно? – Валерия зевнула. – А нас, может, теперь отпустите, а? Все наши данные есть, вызовите повесткой, если что, или позвоните, как водится…

Следователь набычился, но наконец с видимой неохотой кивнул.

Альбина, повинуясь властному знаку Валерии, вспорхнула с дивана, но в дверях оглянулась.

Следователь, откинувшись на спинку, смотрел им вслед, и на лице его выражалась такая неприкрытая печаль, что Альбину даже озноб пробрал.

«Жалеет, что нас отпустил! Сейчас передумает!» – испугалась она и заспешила так, что едва не наступила на хозяйского пса, наконец-то угомонившегося и спавшего под дверью на коврике.

У подъезда завивал вихри ветер, было сыро, снег бил в лицо. Валерия накинула капюшон, Альбина уткнула нос в шарф.

– Пошли скорее. А то он еще спохватится да снова нас задержит. Вообще подозрительно даже, что он нас так просто выпустил из своих лап!

– Ничего подозрительного. – Валерия побила по карманам в поисках сигарет. – А, черт, кончились же. Разве что вернуться, попросить прикурить у Всеволода Васильевича?

– Я тебя умоляю! – вцепилась в нее не на шутку перепуганная Альбина. – И откуда ты вообще знаешь, что он Всеволод Васильевич? Он что, удостоверение показывал?

– Ты его не узнала? – Валерия, смеясь, выглянула из капюшона. – Хотя да, сколько лет прошло! Помнишь мужика, к которому я в больницу по стенке лазила? Ну, ты меня тогда через черный ход спасала – помнишь?

Альбина мгновение смотрела на нее непонимающе, потом всплеснула руками:

– Да брось ты! Тот язвенник?! Да нет, не может быть! Он же был какой-то бизнесмен, я помню…

– Господи, ну какой из Севочки бизнесмен? – нежно, снисходительно усмехнулась Валерия. – Он мент, мент до кончика… ну, скажем так: до кончиков ногтей. Причем правильный мент! И никакой язвы у него тогда не было. Просто охотился на него один сукин сын, ну, Севку на время задержания и спрятали в больницу, ловушку устроили. Не сомневались, что преступник клюнет, а он взял да и попал в аварию. Совершенно нечаянно, судьба, что называется, рассудила. Так Севка и продолжает трудиться на ниве правопорядка. Жаль только, что наша с ним бурная любовь постепенно сошла на нет. В основном из-за профессионального недосуга. А ведь это было лучшее время моей жизни! – Валерия печально вздохнула, но тотчас вновь сверкнула глазами: – И все-таки что-то мне подсказывает, что Всеволод Васильевич отдаст нам Наиля. Он меня в свое время просто засыпал подарками! Так что по старой памяти… Вот увидишь!

Однако прошел день и другой, а видеть Альбине ничего такого не приходилось: вестей от бывшего язвенника не поступало. Не то чтобы Валерия и Альбина сидели все это время под окошком, выжидательно вглядываясь в даль. Альбина пыталась выхлопотать распоряжение о тети-Галиных похоронах, но ей опять отказали: следствие не закончено, могут всплыть непредвиденные обстоятельства.

«Господи, ну какие еще обстоятельства? – подумала она, покорно кивая. – Ударился человек головой, мгновенное кровоизлияние в мозг… Что тут расследовать?!»

Нет, следователь был непреклонен: как минимум еще две недели предстояло тете Гале мерзнуть в морге. И на столько же Альбине была продлена подписка о невыезде.

Она попыталась возмутиться (как учила Валерия):

– Но ведь подписка о невыезде – это мера пресечения. Разве я в числе подозреваемых?

Опер даже не ухмыльнулся, хотя и мог. Просто глаза у него стали совсем уж скучные-скучные – рыбьи.

– Идите, – только и сказал. – Понадобитесь – вызовем.

Она и ушла.

Единственное толковое, что сделала в эти дни Альбина, – это убралась наконец-то в квартире. Немножко легче стало на душе, когда все вывернутое из шкафов и ящиков комода затолкала обратно и вымыла пол. Когда запихивала образовавшуюся гору мусора в пластиковый пакет, раздался телефонный звонок. Альбина взяла трубку с опаской – и не зря: звонила маменька. И началось: как Аля может позволить, что бедная Галочка до сих пор… где ты вообще шляешься днями и ночами, я звоню, звоню… имей в виду, что частично эта квартира принадлежит и мне тоже, я имею все юридические права на половину ее стоимости, так что смотри!..

– Ма, что-то я тебя совсем не слышу, – с тоской сказала Альбина. – Может, позднее перезвонишь?

И ничего не добилась: трубка начала орать во всю мочь, отчеканивая каждое слово, – чтобы лучше было слышно.

Альбина вздыхала, вздыхала – да и нажала на рычаг. Это произошло настолько неожиданно, что она даже испугалась собственной смелости. И потом с трудом удерживала себя, чтобы не отвечать на другие попытки дозвониться. Телефон поразорялся разиков пять, потом выдохся и смолк. Наверное, матушка решила, что она ушла.

Однако Альбина не ушла. Сидела с ногами на продавленном диване, где спала все эти московские годы, бестолково включала и выключала бра, слушала тихо-тихонечко Вертинского по старенькому, обмотанному изолентой магнитофону – и, глядя в примороженное окно, тихо удивлялась, почему мама ее не любит. Подобные размышления не были для Альбины новостью – им она посвятила, можно сказать, всю свою жизнь, и со временем они несколько утратили болезненную остроту, но сейчас вдруг как-то снова подкатило… Почему, собственно, матушка не сделала в свое время аборт и не избавилась от неизвестно от кого прижитого ребенка? Версий о своем отце – погибшем на задании летчике, подводнике, геологе, секретном разведчике и т.д. и т. п – Альбина наслушалась в свое время великое множество. Алина Яковлевна отличалась буйной фантазией, но короткой памятью, и постепенно многочисленные варианты отцовской биографии начали наезжать друг на дружку и вступать между собой в явное противоречие. А со временем придуряться матушке и вовсе надоело. И Альбина поняла, что была результатом случайной интрижки – и проблемой всей материнской жизни. Нет, конечно, она не голодала, не ходила оборванкой, а скорее наоборот, бита-шлепана бывала не чаще своих подружек… а любовь – что такое материнская любовь, как не каждодневная забота? Если так – значит, ее любили.