Наталья Андреева - Гроzа [litres]

– Что стоишь?! – рявкнула та. – Жену учить надо!

– Мама, но мы ведь цивилизованные люди…

– Тебе рога наставили, слизняк! Над тобой весь город потешается!

По лицу Тихона было видно, что уж кого он точно хочет ударить, так это мать. И не просто ударить, а наброситься на нее, сжать руки на ее жилистой шее и начать трясти: «Замолчи, замолчи, замолчи!»

– А я ведь тебе говорила, – не унималась Кабаниха. – Много воли жене давал. И работать разрешил, и из дома выходить, когда вздумается. Вот она, современная молодежь! Доигрались! Доватсапились! А все этот ваш Интернет! Сплошной разврат!

– Мама, перестань.

– Пусть она публично перед нами извинится!

– Мне выйти на трибуну с микрофоном в руке на городской площади? Пресс-конференцию созвать? – тихо спросила Катерина.

– А ну замолчи! Совести ни в одном глазу! Во-первых, надо удалить всю эту мерзость!

– Это не так-то просто, – вздохнул Тихон. – Сначала надо узнать, кто зарегистрировал аккаунт. Насколько я понял, Катерина этого не делала.

– Значит, любовника ее к ответу привлечь! Иди к Стасову! Поговори с ним! Заставь его все убрать! Да и поучить не мешало бы! Ты – муж!

– Я вообще-то устал с дороги, – попятился от матери Тихон. Та наступала на него, сжав кулаки.

– Ах, ты боишься?! Тогда я отцу твоему позвоню!

– Какому еще отцу? – оторопел Тихон. – Он что, жив?

Мария Игнатьевна сообразила, что сказала лишнее. Зато Катерина прекрасно все поняла.

– Значит, это правда? – спросила она. – Все те слухи, что гуляют по городу? Говорят, той ночью, когда было совершено покушение на Кулигина, вы провожали своего любовника. Нашего мэра, Дикого. А еще говорят, что это он отец Тихона. Теперь я понимаю, почему вы так со мной, Мария Игнатьевна. Вы не меня проклинаете. Себя. На себя злитесь. Что положено Юпитеру, не положено быку, так, что ли?

– Замолчи!

– Мама, это правда? – Тихон, казалось, проснулся. – Вот почему ты хотела, чтобы я с ним встречался как можно чаще! И пью я, потому что гены. Отец-то не пил. То есть твой муж. И ты молчала?!

– У меня-то, надеюсь, с отцом все в порядке? – на пороге кухни стояла Варя. – А интересная у тебя жизнь, мама, в отличие от нас. В глаза ты говоришь одно, учишь, как жить, наставляешь. А думаешь и делаешь совсем другое. Забавно получается. А судьи кто? Теперь я понимаю, почему Дикой убил моего отца. Вы от него избавились, когда совсем уж мешать стал. Значит, ты любовница нашего мэра. Супер!

– Ты что, подслушивала? – Мария Игнатьевна растерялась.

– Как я могла пропустить столько интересного? К тому же вы так кричали.

– С меня довольно. Все равно вы мне жить спокойно не дадите. Я к маме уезжаю, – Катерина повернулась к свекрови спиной.

– Погоди! Куда ты? – кинулся было за ней Тихон.

– А ну стой! – очнулась Мария Игнатьевна. – Ты мой сын или нет?! Еще не хватало за проституткой бегать! В ноги ей упади!

И Тихон замер у лестницы. В глазах у него застыла глубокая тоска, которая срочно нуждалась в том, чтобы ее растворили в остро пахнущем янтарном виски.

– Я тоже ухожу, – сказала Варя. – Этот дом проклятый. Здесь как в могиле. Оказывается, мама, ты здесь не только наши души, но и еще кое-кого похоронила. Где труп-то папин?

– Все это полная чушь! – отчеканила пришедшая в себя Кабанова. – Я никого не убивала, слышишь?

– Ну да. И в Кулигина не стреляла. Ты очень хороший человек, мама. Правильный человек. Высокоморальный. Катька права: не тебе нас судить. Что до денег, лично я имею на них право. Хотя бы в память об отце. И машину я забираю. И вообще: хватит меня строить. Тиша, ты как? С нами?

Тихон помял лицо руками и устало сказал:

– Я бы поспал. Делайте, что хотите.

– Я никого не держу! – отчеканила Мария Игнатьевна. – Без меня вы все с голоду подохнете!

– Боже, как драматично! – насмешливо сказала Варя и, подойдя к Катерине, подтолкнула ее в спину: – Идем вещи собирать.

Она уехала первой. Катерина, которой золовка не предложила место в своей машине, задержалась. Муж ушел в свой кабинет и заперся там. А потом тоже куда-то исчез, должно быть, пошел в ближайший бар.

Катерина ушла последней, с облегчением закрыв за собой дверь. В этот дом она больше не вернется. Ни за что. Лучше умереть.

Когда огромный дом опустел, Мария Игнатьевна села у окна и, положив локти на подоконник, уставилась на стремительно меняющее свой цвет небо. С севера шли тучи, словно вражеские полки в атаку. Еще издалека они выставили острые пики косого дождя, пока еще редкие, и они лишь кое-где вспарывали землю. Но за авангардом шли основные войска, вооруженные до зубов. А главное, артиллерия. И пороху у нее было предостаточно.

Катерина не стала брать такси. Теперь ей придется на всем экономить. Да и Калинов был маленьким городком, и даже до его окраин от силы пять-шесть автобусных остановок. Но автобусы ходили редко, пришлось подождать. Катерина села на лавочку и сжалась в комок. Рядом стоял чемодан. Собиралась она на скорую руку и вещей из мужнина дома взяла немного. Ей ничего не хотелось: ни есть, ни пить, ни думать о нарядах. Единственное, чего хотелось: спать. Лечь, накрыться с головой одеялом и проснуться, когда все уже будет кончено.

Что все и как именно кончено, она не хотела знать. Кончено, и все. Потому что у всего есть конец, у любой истории, даже самой счастливой. И уж тем более он есть у истории печальной.

Был понедельник, будний день, да к тому же летний. Это значило, что к вечеру городские улицы опустели. Лишь стоявшая в гордом одиночестве в ожидании рейсового автобуса грузная женщина в куцем ситцевом сарафане, чье лицо показалось Катерине знакомым, брезгливо встала, увидев ее, и отошла за остановку.

«Я теперь навсегда – изгой, – с тоской подумала Катерина. – Они мне не простят. Им почти нечем заняться, кроме сплетен. Развлечения дороги, и нет их у нас в Калинове. Собираются по двое, по трое и судачат. На лавочках у подъездов, на кухнях, кто побогаче – в кафе. Но говорят об одном и том же. Сейчас говорят обо мне. И по телевизору смотрят такие же сплетни. В инете молодежь читает тоже сплетни. Ничего умного и дельного. Такое ощущение, что все достижения технического прогресса находят свое применение только на лавочке, где лузгают семечки. Вот и инет стал такой же лавочкой. Казалось, что им до меня? До моих отношений с Борисом? Когда вокруг столько интересного. Но для чего-то большего нужны мозги, а для сплетен – только язык или, как в инете, – пальцы».

Подошел автобус. Катерина села на последнее сиденье и отвернулась к окну. Мимо проплыл Калинов: магазины с иголочки и жилые дома, вот уже не один десяток лет требующие капитального ремонта. Спутниковые антенны на крышах бараков и в окнах потертых панельных хрущоб, пирамидальные тополя, после обязательной весенней стрижки наголо обросшие тонкими, по-детски наивными волосками-ветками, которые нелепо и жалко смотрелись на сморщенных старческих шеях тополиных стволов. Заросшие травой спортивные площадки, на которых ржавели турники. И, наконец, частные дома, богатые вперемешку с бедными, непримиримые враги, и так до скончания времен.