Анна Дубчак - Детектив для всех влюбленных

Ревность? Может, у Константина есть любовница, жена об этом узнала и устроила скандал?! Или проблемы с деньгами, он потратил семейные деньги, пытался объяснить, куда и на что, но жена не поняла, обвинила его…

Господи, да каких только тем для скандала не возникает в семье? Однако ревность почему-то первое, что приходит в голову.

– Да, вы спокойно можете воспользоваться моей машиной и поехать за бензином.

– Спасибо вам… Но… Могу представить, как вы напуганы и как относитесь ко мне. Думаю, что ненавидите меня и, возможно, как только я сяду в вашу машину, вы сразу же позвоните в полицию и сообщите, что у вас угнали автомобиль…

– Я могу поехать вместе вами. Хотите?

– Вы это серьезно? – Уголки его губ поднялись, оказывается, он умеет улыбаться.

Господи, ну почему он оказался здесь, в этом доме, с такой дурацкой криминальной историей в кармане, точнее, в багажнике?

Нет бы попроситься к ней в дом в грозу, как это столько раз обыгрывалось в кино.

Промерзший заблудившийся в жизни путник, какой-нибудь (как окажется позже) известный писатель или художник, красивый и интеллигентный мужчина, роман с которым развивался бы в декорациях гостиной, да на медвежьей шкуре, расстеленной прямо на полу и освещаемой всполохами пламени ка- мина…

– Вполне, – она вздохнула.

Ладно, будь что будет. Все равно, пока его бензиновый бак пуст, он никуда не уедет.

– Ну так что – едем?

– Как скажете…

– Хорошо, тогда я сейчас соберусь… Подождите меня. Вот вам ключи, ловите… – Она бросила ему ключи, он ловко их поймал. – Можете выехать из гаража и открыть ворота… Я быстро.

Пока она одевалась в спальне, Константин (она бросала взгляды в окно, откуда был виден гараж) выехал на ее белой «Тойоте» из гаража и поставил ее параллельно своему джипу.

Она собралась было уже выйти из дома, как раздался звонок домашнего телефона. Красивый, стилизованный под начало прошлого века бронзовый телефонный аппарат украшали белые в розочках фарфоровые вставки.

Маша осторожно взяла тяжелую трубку, поднесла к уху. Услышала чье-то дыхание.

Снова звонит тот тип, нет, это не мирный Боренька, от которого так хотелось куда-то сбежать и спрятаться подальше, чтобы только не видеть его восторженности и влюбленности (как же раздражают влюбленные мужчины!).

Это звонил какой-то странный тип, который только и делал, что вздыхал. Он не говорил гадостей и мерзостей, не опускался до низостей, но явно давал о себе знать, что вон он, живой, и что он существует, а поэтому об этом должны знать те, кому он звонит. Больной. Псих.

– Пошел к черту! – бросила в трубку Маша и положила ее на место. Спустилась вниз, вышла из дома и заперла двери.

Мотор мягко урчал, как терпеливый зверь. Убийца сидел на пассажирском месте. Маша села за руль, и машина выехала со двора.

– Вот только музыку не надо! – Она слегка стукнула по рукам своего пассажира. – Пожалуйста!

Она хотела сказать, что слушать музыку в то время, как его жена лежит, скрюченная, в багажнике его стынущей на морозе машины, – кощунство и цинизм.

– Но почему? Это же Моцарт…

– Именно потому, что это Моцарт, – почти рявкнула она, глядя на дорогу.

– Так, быстро сворачивай… – пассажир-убийца внезапно схватил руль обеими руками, крутанул, и машина, чуть не перевернувшись, сделала резкий поворот. Автомобиль занесло на скользкой дороге, он развернулся на сто восемьдесят градусов и встал.

– Ты что? Нас могло отнести в кювет… – прошептала Маша, разлепив чуть ли не сросшиеся от страха губы. – Ты какого… лешего?

– Там ГИБДД, не видишь?

– Ну и что? Мы же просто едем заправляться бензином.

– Меня, возможно, ищут, давай, дави на газ! Рвем отсюда!

– Да? Вот как? И что ты натворил? – Страх змейкой прополз по ее макушке, так отреагировали луковицы волос. А нога судорожно уперлась в педаль газа.

Машина, взвизгнув утробно, сорвалась с места.

– Ты вопрос слышал? Что натворил?

– Не важно.

– Зарубил кого-то топором? – разозлилась Маша уже по-настоящему.

Промелькнула мысль, что надо бы остановиться, быстро развернуться и помчаться к автозаправке и где гибэдэдэшники. Но хоть мысленно она себе все это представила (даже запах бензина на заснеженной станции и красный нос парня-заправщика!), однако реально на все это решиться у нее пока что не было сил.

– Ты же поэтому сидишь в свитере, а пальто оставил на полу в кухне, потому что оно все в крови… Не холодно?

– Смотри на дорогу… Скользко…

– А что, если и у меня осталось мало бензина, а мы едем неизвестно куда…

– Сворачивай.

Маша машинально повернула руль налево, и автомобиль покатился по мягкой от снега дороге по направлению к деревне. Показались домики, особнячки, магазин. Наверняка бензином здесь разжиться негде.

– Мы куда приехали? – И, уже понимая, что происходит что-то странное, чему она не может найти объяснения, добавила: – Мне страшно.

– Сейчас свернешь направо, увидишь дом с голубой крышей, подъедешь к воротам и выключишь мотор.

Она повиновалась. Подъехала к дому с голубой крышей и остановилась.

Медленно повернула голову, чтобы по выражению его лица понять, что он задумал. Больше всего она боялась прочесть в его взгляде безумие. А еще она никак не могла понять, почему он не позволил ей доехать до заправки, чтобы купить бензин. Ведь сделай он это, она, возможно, уже сейчас распрощалась бы с ним…

– Тебе деньги нужны? – Он повернулся, и только теперь Маша могла рассмотреть его лицо. Бледен, напуган, зрачки расширены. Кончик носа слегка розовый. Если бы не эта розовость, его лицо можно было бы принять за маску.

– Какой странный вопрос… Всем деньги нужны.

– Ну, не знаю… У тебя такой дом… Может, ты ни в чем и не нуждаешься…

– Считать чужие деньги неприлично.

– Согласен. Итак. Я могу заплатить триста тысяч рублей за алиби.

– Какое еще алиби?

– Мне нужно, чтобы ты подтвердила, что прошлую ночь я провел с тобой, вот в этом поселке.

– В этом?

– Нет-нет, я имел в виду в твоем доме.

– Зачем тебе алиби?

– Странный вопрос… Наверное, для того, чтобы сохранить себе свободу.

– Что ты натворил?

– Ничего особенного…

– Жену убил? – Слова сами сорвались с губ, Маша даже зажмурилась, когда поняла, что натворила.

– Ты же это знала с самого начала, да? Ты стояла под дверью и все слышала?

– Так вы же сами в дверь позвонили… – Она срывалась с «вы» на «ты», и наоборот. Только «выкала» она ему уж точно не из-за уважения, а скорее из страха. Да и «тыкала» из презрения.

Он ухмыльнулся:

– Получается, что ты с самого начала все знала… и пустила меня в дом? И даже накормила меня супом? Но почему?

– Да потому что представила себя на вашем месте. Как бы я сама поступила, если бы кто-то в моем присутствии упал с лестницы и разбился.