Геннадий Сорокин - Смерть со школьной скамьи

— Веселенькое детство у тебя было.

— Я родилась и выросла на городской свалке. Там у детей детства нет.

— Скажи, а Инга, это твое настоящее имя?

— Конечно, настоящее. На свалке любят давать детям вычурные имена. У меня брата Родриго звали. У соседей девчонка была Алиса, а сын — Леопольд. Представь: свалка, крысы бегают, бродячие собаки в стаи сбиваются, дым, смрад — и Леопольд, весь в белом!

— Я как-то прикинул, что ровно половину всех девушек, с которыми учился в школе и которых вообще знал, зовут или Лена, или Марина. Если светленькая — то Лена, если брюнетка — то Марина. Если родители ошиблись и темненькую девочку назвали Леной, то она вырастет и обязательно перекрасится.

— А у мужиков что, не то же самое, что ли? Каждый второй или Андрей, или Сергей. Кстати, практикантку Леной зовут.

— Вот-вот, она — наглядный пример моим наблюдениям, у нее осветленные волосы. У Лебедевой, кстати, тоже. Когда она в школе училась, то не была такой ярко выраженной блондинкой. Кстати, где ты с ней познакомилась?

— В «Изумрудном лесу» вместе работали.

Я с сомнением посмотрел на нее. Что Инга могла где-то работать, я допускаю, но чтобы вместе с Лебедевой? Одна — ухоженная симпатичная девица, а у другой татуировки на веках. Что-то вместе они плохо сочетаются.

Инга сделала вид, что не заметила моего скепсиса.

— «Изумрудный лес», — сказала она, — это дом отдыха профсоюзов. Ленка там работала администратором, а я полы мыла. У Ленки и ее сменщицы была отдельная комната с душем и кухонным уголком, а у меня — койко-место в домике для обслуживающего персонала. Но работали-то мы в одном заведении, тут слова из песни не выкинешь.

— Давно вы познакомились?

— Я пришла в дом отдыха весной 1981 года, а Ленка зимой, ближе к Новому году. Но обе мы туда попали по протекции Журбиной. В «Изумрудный лес» кого попало даже полы мыть не берут.

Я вспомнил «свадебную» фотографию. На таком мероприятии обслуга должна быть проверенная. К гостям Ингу, конечно же, не подпустят, но ведь в щелку можно подсмотреть, чем там народ занимается! Эх, спросить бы напрямую, в доме отдыха «свадебные» оргии устраивали или нет? Так ведь не ответит. И правильно сделает.

Инга снова оставила меня сидеть с ребенком, а сама ушла подогревать ему молоко. Я покурил в форточку, пощекотал пацана по животу, потом подумал и осмотрел гардероб у хозяйки. Ни одной стоящей вещи. Все наряды из магазина «Женская одежда». Ширпотреб.

Вернувшись с нагретым молоком, Инга покормила ребенка, переодела его и вернулась за стол.

— Давным-давно, — продолжила она, — я решила начать жизнь заново и приехала сюда, в город, где у меня был один-единственный, зато надежный, друг. Он свел меня с Вьюгиным. Я все откровенно рассказала Сергею Сергеевичу про себя и попросила помочь устроиться в новой жизни. Он познакомил меня с женой, та — с Валентиной Павловной. Журбина за один день решила все мои проблемы. Представь, меня не только взяли на работу без трудовой книжки и характеристики, меня в общежитие устроили без паспорта. Паспорт мне потом Вьюгин сделал. Вот такие, Андрюша, у Валентины Павловны связи были. Да что там были, она и сейчас в любой кабинет в облсовпрофе дверь ногой открывает. На любую базу, как к себе домой, заходит, любой дефицит достанет.

— «Мама с папой говорят, в жизни все решает блат», — процитировал я строку из популярного стишка.

— Блат — это и есть сама Валентина Павловна. Она все может. Надо было ей Ленке гостинку ордерную сделать, Валентина Павловна ходатайство от районо подготовила, в райисполком съездила, переговорила, с кем надо, и Лена, незамужняя, без детей, получила комнату со всеми удобствами. Была бы Ленка замужем или работала бы подольше, Журбина бы ей таким же макаром квартиру сделала. Для своих профсоюзные работники ничего не жалеют.

— А чего тогда Журбина тебе гостинку не пробила?

— Ты издеваешься? Сравнил меня и Ленку. Она у Валентины Павловны доверенным человеком была, а я за их гостями объедки на помойку выносила. Эту-то комнату дали, и то слава богу!

— Инга, судя по икре, у тебя тоже блат остался.

— Чего ты прицепился к этой икре? У меня любимый человек приезжает в командировку, я хочу его встретить по-человечески. — Она закурила, разлила еще по одной. — Отец моего ребенка работает в Кировском райисполкоме. Когда я его попрошу, он мне достает продукты. Правда, стоимость их потом из алиментов высчитывает. Скупердяй.

— А с ним ты как умудрилась познакомиться? — не подумавши, ляпнул я.

— Я что, не женщина, что ли? — дернулась Инга. — Или ты про это говоришь?

Она провела рукой у себя перед глазами.

— Знаешь поговорку: «Некрасивых женщин не бывает, бывает мало водки». В тот день, когда я с ним переспала, водки было достаточно.

— Ему — понятно, а ты… — Я замялся, не зная, как бы корректнее сформулировать вопрос.

— Ты хочешь спросить, на кой черт мне сдался обрюзгший женатый мужик? Тут все еще проще. Я за полста рублей с любым бы переспала. Даже с тобой. Даже сейчас.

— Я еще мало водки выпил, — огрызнулся я.

— Один-один. Ничья.

В комнате становилось жарко. Инга скинула блузку, осталась в облегающей майке. Бюстгальтера под майкой не было, но грудь ее я уже видел, так что своим стриптизом она меня не впечатлила.

— Не обращай на меня внимания, — сказала Инга примирительным тоном. — Меня иногда тянет покуражиться над тобой, поставить тебя на место. Когда еще я с настоящим ментом в кошки-мышки поиграю.

У Инги были темные, практически черные волосы ниже плеч, черные глаза, смуглая от природы кожа лица. На переносице проступали веснушки. Я никогда не думал, что у смуглых людей могут быть веснушки, но у нее были.

— Расскажи мне про «Изумрудный лес», что у вас там за контора была?

— Почему была, она и сейчас есть.

Ребенку стало скучно в кроватке. Он швырнул в нас маленький резиновый мячик, попал в пустую стопку.

— Не хулигань! — Инга взяла ребенка на руки. — Похож на меня?

— Маленькие дети не похожи ни на кого, они сами по себе.

— Ничего-то вы, мужики, в детях не понимаете. — Она вытряхнула из пачки сигарету, закурила.

— А ничего при нем курить?

— Пускай привыкает. Его ждет трудная судьба. Главное, чтобы по моим стопам не пошел.

— Инга, а за что ты в спецшколу попала?

— Мать свою убила.

— Серьезно?

— Конечно, серьезно. Она мне надоела до смерти, издевалась надо мной как хотела. Все своим собутыльникам меня предлагала за бутылку вермута или за папиросы. За ведро картошки как-то раз зимой отдала. Я подождала, когда наступит мой день рождения, и зарезала ее спящую.

— Тебе тринадцать лет было?

— Почти четырнадцать. Как раз тот возраст, когда начинаешь задумываться о дальнейшей жизни. У меня было два пути — либо подохнуть на этой свалке годам к тридцати, либо сбежать. Но просто так со свалки не убежишь. Если поймают и вернут назад, то забьют до смерти и захоронят в отвалах. Тогда я решила прикончить мамашу и сдаться милиции. Дождалась, пока подойдет мой день рождения, и за два дня до его наступления убила ее. Если бы еще недельку протянула, то огребла бы лет шесть зоны, а так три года в спецшколе — и на свободу!