Геннадий Сорокин - Смерть со школьной скамьи

— С чем, с чем проблемы? — не поняла она.

Я не стал ничего объяснять и остался.

В среду утром на крыльце райотдела всех сотрудников встречал дежурный.

— Раздеваемся и в актовый зал проходим. Новый начальник с коллективом знакомиться будет.

Представлял Николаенко лично начальник областного УВД генерал Безруков. Большинство из присутствующих видели живого генерала в первый раз в жизни. Пока он коротко рассказывал биографию Николаенко, в зале стояла тишина, люди лишний раз боялись пошевелиться. Мужики, кто пришел с похмелья, дышали только через нос, а кто хотел чихнуть — лихорадочно терли переносицу. Привлекать к себе генеральское внимание опасно — оплошаешь, он сделает замечание, до конца службы вспоминать будут.

Следом за генералом выступил Николаенко. Он в двух словах напомнил собравшимся о задачах, которые перед милицией поставили Коммунистическая партия и Советское правительство, и предложил задавать вопросы. Желающих поднять руку не нашлось.

О Вьюгине на совещании не было сказано ни слова.

Похороны Сергея Сергеевича проходили в тот же день. Никаких траурных мероприятий не проводилось. Гроб с телом покойного из морга привезли прямо на городское кладбище, куда проститься с Вьюгиным приехали родственники и бывшие подчиненные. Инга прийти не решилась, зато Журбина с плешивым спутником была тут как тут.

Кладбищенские работники выставили гроб на табуреты прямо у свежевырытой могилы. Жена Вьюгина встала у изголовья покойного. К ней по очереди подходили выразить соболезнования.

Погода стояла мерзкая. Моросил мелкий дождик, земля под ногами постепенно превращалась в грязь. Было холодно, мрачно. Всем было неуютно, и все хотели поскорее закончить формальности и разъехаться по своим делам. Вьюгин, закончивший свой жизненный путь, перестал представлять интерес для окружающих. А родственники… сколько ни оплакивай покойного, из гроба он не встанет.

Николаенко велел закругляться. Я подошел к гробу, пробормотал что-то подобающее жене Вьюгина. Она не обратила на меня ни малейшего внимания, вся была поглощена своими мыслями.

Могильщики опустили гроб в землю, все бросили по горсти земли и пошли на выход с кладбища. Так получилось, что я, выбираясь между оградками свежих могил, оторвался от коллег и оказался один. Ко мне сзади подошел плешивый друг Журбиной.

— Валентина Павловна хочет с вами переговорить, — вполголоса, как заговорщик, сказал он. — У нас на въезде стоит автомобиль. Мы можем подвезти вас до города.

Я обернулся. Журбина стояла рядом с Николаенко и что-то втолковывала ему. К ним подошла Дарья Вьюгина. За их спинами кладбищенские работники приготовились устанавливать на могилу металлическую пирамидку со звездой.

— Идите вперед, показывайте дорогу, — сказал я плешивому толстячку.

На похороны Валентина Павловна приехала на бежевой «Волге». Ее спутник сел за руль, я — на заднее сиденье. Толстячок завел мотор, включил обогрев салона, и внутри автомобиля стало по-домашнему тепло.

— У вас панель управления выглядит необычно. Это не экспортное исполнение «Волги»? — спросил я, осмотревшись в салоне.

Он кивнул в знак согласия, но комментировать ничего не стал.

От тепла меня потянуло в сон. Я откинулся на сиденье, прикрыл глаза, задремал.

Журбина появилась внезапно, принеся с собой холод улицы и запах дорогих духов.

— Валерик, посмотри на меня! — Валентина Павловна села рядом со мной. — Валерик, иди на улицу, освежись. Ты меня понял? Валерик, нам в дорогу, а у тебя глаза сонные. Давай, пять минут, и мы трогаемся.

Я сел поудобнее, повернулся к Журбиной.

Моей матери сорок восемь лет, в глазах ее давно угас задорный огонек молодости. Во взгляде моей мамаши можно прочитать вечное недовольство бытовой неустроенностью, мелкими обидами на сыновей и полное отсутствие удовлетворения от каждого прожитого дня. Моя мать просто живет , у нее нет заветной жизненной цели, к достижению которой бы она стремилась с юных лет.

А вот Валентина Павловна от жизни не устала. В ее глазах я увидел азарт вечной борьбы с людьми, обстоятельствами и перепадами изгибов синусоиды. Такая, как Валентина Павловна, пойдет к намеченной цели, невзирая на сломанные людские судьбы и обиды вчерашних друзей. Опасная женщина. Интересно, до замужества с Журбиным она была такой же хищницей или жизнь с полковником дала ей иммунитет от инертности и уныния?

— Андрюша, ты уже проснулся? — спросила Журбина.

Я согласно кивнул. Андрюша так Андрюша! Действительно, не называть же ей меня по имени-отчеству.

— Представь, — Валентина Павловна показала мне указательный палец, — я сегодня утром ноготь сломала. Вчера маникюр сделала, руки в порядок привела, а сегодня без ногтя осталась.

— Трагическое событие, — согласился я.

Ответить на мою колкость Журбина не успела, на водительское место вернулся плешивый Валерик, и мы поехали в город.

— Андрюша, — Валентина Павловна повернулась ко мне, — я тут сегодня утром с Ингой разговаривала, хотела прибить ее, скотину, да рука у меня на нее, на убогую, не поднимается. Скажи мне, у тебя что, действительно есть своя версия убийства Лебедевой?

— Валентина Павловна, для своих лет вы прекрасно выглядите. — Кто-то мне говорил, что с женщиной в возрасте серьезный разговор надо начинать с умеренной лести.

— Спасибо за комплимент. Откуда ты знаешь, сколько мне лет?

— Профессиональное любопытство. Вам 56 лет.

— Молодец! Люблю умных мальчиков. Я тоже о тебе справки навела кое-какие.

— Надеюсь, обо мне говорят только хорошее?

— Надейся. Только хорошее говорят о покойниках. Живые люди грешны и порочны со времен Адама и Евы. Вспомни, с чего начался род человеческий? С яблока. С любопытства Евы. Так какая у тебя версия гибели Леночки?

— Вам известно, что я был первым, кто приехал на место происшествия? Так вот, о том, что Вьюгин был у Лебедевой в день убийства, я знал с самого начала. Одна старушка мне так его описала, что лучше не придумаешь: темное демисезонное пальто, жиганская кепка на голове, походка, как у большого начальника, который идет осматривать свои владения. В квартире у Лебедевой в пепельнице окурков было меньше, чем обгоревших спичек. Я потом вспоминал, кто из моих знакомых прикуривает от зажигалки. Кроме Вьюгина, все пользуются спичками. Итак, он был у нее, о чем-то эмоционально с ней говорил и ушел совершенно спокойной барской походкой. Он — не Железный Феликс, Валентина Павловна. Он — живой человек. Застрелить любовницу и, красуясь собой, как павлин, пройтись по двору в обратном направлении — это что-то невероятное. Потом, пистолет…