Ева Львова - Адвокаты не попадают в рай

Теперь, заручившись союзником в лице Бориса, Евгения будет планомерно топить конкурента в борьбе за наследство, пытаясь вывести его из игры. И моя задача не допустить этого любыми способами. Так, во всяком случае, ситуация выглядит со стороны. Или кто-то очень хочет, чтобы она выглядела именно так.

В Снегирях, в доме бабушки и деда, я отвела Григорию Андреевичу гостевую спальню, предварительно заперев находящийся по соседству кабинет на ключ, ибо дед ужасно не любит, когда туда заходят посторонние. Уловив через щелку приоткрытой створки мерное сопение гостя, я на цыпочках прокралась наверх и улеглась в своей комнате. Перед сном решила почитать последний роман Акунина и не особенно удивилась, когда скрипнула дверь и на пороге появился Арзамасов. На нём были белые трусы, по лицу блуждала таинственная улыбка, а в руке поблёскивала ополовиненная бутылка коньяка. Коньяк хранился в кабинете деда, из чего я сделала вывод, что гость всё-таки сумел туда проникнуть.

— Зачем вы вскрыли кабинет? — сурово осведомилась я, натягивая одеяло до подбородка.

— Разве я виноват, что замок открывается дамской шпилькой? — обиженно проговорил владелец одиозной пивнушки.

— И сейф тоже?

— И сейф, — охотно согласился претендент на кресло мэра столицы. — У ваших родителей отличная библиотека. Вот взял почитать, — похвастался он, демонстрируя книгу, которую до этого прятал за спиной.

«История масонского ордена», выпущенная издательским домом Сытина, досталась деду по наследству и являлась несомненной библиографической редкостью, с которой Владлен Генрихович сдувал пылинки. Дед грозился оторвать голову любому, кто прикоснётся к его драгоценности.

— Будет лучше, если вернёте книгу на место, — недовольно буркнула я.

— И не подумаю, — неторопливо проходя в комнату и тяжело опускаясь на кровать у меня в ногах, отозвался гость. При этом кровать жалобно скрипнула, а я тихо, но твёрдо сказала:

— Будьте добры, Григорий Андреевич, выйдите отсюда!

— Как я уже сказал, ваши родители, Агата Львовна, люди интеллигентные. У них хорошая библиотека. Я бы многое отдал, чтобы заполучить некоторые книги по истории Третьего рейха, которые в ней имеются.

— Я вижу, вас интересует всё, что касается вождей нацистской Германии, — усмехнулась я. — Метите в продолжатели их дела?

— Всё может быть, Агата. Не составите протекцию?

— Не составлю, — честно ответила я. — Ваше увлечение мне не очень-то симпатично. Да и вы сами тоже. Выйдите же из моей комнаты!

— Да ладно тебе ломаться, — вдруг ухмыльнулся потерявший чувство реальности гость. — Мне ещё ни одна баба не отказывала!

И Арзамасов навалился на меня потным телом, распространяя коньячный перегар и покрывая липкими поцелуями всё, что попадалось на его пути. Стараясь не дышать, я нашарила на прикроватной тумбочке настольную лампу и, изловчившись, двинула наглеца светильником по голове. Утробно ойкнув, Гауляйтер сполз на пол и там затих. А я поднялась с кровати, склонилась над телом, вынула из-под него «Историю масонского ордена» и нащупала на горячем запястье ритмичный пульс. Гость спал, громко похрапывая и пуская во сне пузыри. Накинув халат, я прижала к груди дедов раритет и отправилась в комнату бабушки досыпать.

Утром Григорий Андреевич пришёл извиняться за ночной инцидент. Для этого дядюшка Ред Джейн выбрил щёки, подровнял усы и освежился в душе, но полотенцем не воспользовался, отчего его мокрый торс просвечивал сквозь прилипшую к телу рубашку. Брюки выглядели несколько помятыми, хотя в целом Арзамасов смотрелся вполне приличным господином.

— Простите великодушно пьяного дурака, — покаянно свесив голову на грудь, бубнил Гауляйтер в нос, ожидая, пока я сварю нам кофе. — Бес попутал. Поймите, Агата Львовна, вы мне очень симпатичны, даже, пожалуй, нравитесь. Да что там, я готов на вас жениться! Как вам идея стать первой леди Москвы?

— Хотите таким нехитрым образом прибрать к рукам библиотеку деда? — поддела я собеседника.

— Умеете вы говорить…

— …гадости, — закончила я его мысль.

— Можно и так сказать, — согласился Арзамасов.

— Сейчас я убегаю на работу, давайте продолжим разговор вечером, — предложила я. — Будьте как дома, ешьте всё, что найдёте в холодильнике, кладовке и погребе. Там бабушкины соленья и овощи, припасённые на зиму, по рецепту русских крестьян. Сейф больше не вскрывайте — дед этого не любит. Если понадобится коньяк, лучше загляните в бабушкин ящик для шитья.

Снабдив гостя инструкциями, я уселась в машину и двинулась в Москву.

Стоя в утренней пробке невдалеке от МКАД, я набрала номер ведуньи и тут же услышала будничный голос:

— Серафима слушает.

Хотя опыта общения с колдуньями и прочими знахарями у меня не имелось, голос представителя этого клана я представляла себе как-то не так. Мне всегда казалось, что голос ведьм должен быть таинственным и хриплым, как будто простуженным ночными бдениями на кладбище. Возможно, ведуньи должны говорить шёпотом, или в нос, или грудным басом, но совсем не так, как разговаривают продавцы с покупателями колбасы. Голос же Серафимы был именно таким — обыденным и скучным.

— Здравствуйте. Можно к вам записаться на приём? — осведомилась я.

— Чего там записываться, подъезжайте прямо сейчас. До двух я свободна. Потом ребёнка из школы забираю, а вечером муж с работы придёт, пообщаться не получится — сегодня по телевизору футбол.

Записав адрес ведуньи, я развернулась и поехала в сторону «Пражской». И всю дорогу до дома Серафимы представляла себе мамашу, сидящую на родительском собрании в окружении родителей одноклассников её чада, которые ни сном ни духом не ведают, что рядом с ними расположилась настоящая ведьма. Возможно, ничего не подозревающая учительница на чём свет стоит ругает Серафиминого ребёнка, а вернувшись с собрания домой, застаёт свою квартиру сгоревшей. И у несчастной женщины даже мысли в голове не появится провести параллель между неуспевающим Серафиминым балбесом и происшествием с жильём, ибо в журнале в графе «Профессия родителей» потомственная ведунья значится как домохозяйка.

Серафима и в самом деле оказалась типичной домохозяйкой. Когда я позвонила в дверь, она замешивала тесто для пирожков. Расставив измазанные мукой руки в стороны, женщина локтем открыла дверь и, поправляя запястьем то и дело съезжающую на глаза косынку, мотнула головой в сторону кухни.

— Раздевайтесь и проходите. Ничего, что я обед готовлю?

— Да нет, ну что вы, готовьте, пожалуйста, — смутилась я и прошла на кухню.

На плите в облаке пара кипел бульон для борща, на тумбочке Серафима крутила котлеты, и единственным местом, куда я могла присесть, был, на мой взгляд, подоконник. Но оказалось, что я не знала о стратегическом запасе табуреток, припрятанных под столом. Вытащив оттуда сразу три, на одну ведунья села сама, на вторую усадила меня, а третью табуретку поставила между нами на манер журнального столика. Руки она все же заблаговременно вымыла и теперь приготовилась ворожить.