Ирина Меркина - Стражники среди нас

— А как у вас со временем в будние дни? — спросила Рада.

— Можно и в будние, даже лучше. Давайте прямо в понедельник, я на работе с утра, а к вам приду — ну, хотя бы в семь вечера. Годится?

— Годится, — весело ответила Рада. — Я что-нибудь испеку.

— Да ну, — замахала руками Наташа, — не стоит!

— Стоит, стоит. Нам с вами надо заботиться о фигуре. А то фигуры и вовсе не останется.

Наташа вынула из сумочки миниатюрный ежедневник, пристроила его на ладони и записала на ближайший понедельник: «Рада, 19.00». Обменявшись улыбками, они распрощались, и Наташа отправилась домой уже в куда более приподнятом настроении. Рада — именно тот человек, который поможет ей разобраться в отношениях с детьми.

Она давно привыкла сама тормошить своих клиенток, а не ждать, пока они соберутся постричься и вспомнят о ней. Эта полезная привычка сформировалась в те годы, когда Наташины стрижки были главным источником семейного дохода, и клиента требовалось держать на коротком поводке, чтобы он не увильнул на сторону. Наташа тогда убедилась, что вежливый звонок: «Машенька, я не была у вас уже месяц, не пора ли привести вашу головку в порядок?» — находит живой отклик у скучающих «новорусских» жен, для которых еще не придумали роскошных шопинг-центров, закрытых клубов и фитнесов.

С тех пор много воды утекло, Наташины первые клиентки в основном рассосались по центральным салонам, а то и по заграницам. Но осталось несколько подопечных иного рода, и их Наташа продолжала дергать уже по другой причине. Она чувствовала свою ответственность за таких милых распустех, как Рада, потому что они в жизни не выберутся к парикмахеру, если им не напомнить, так и будут жить вылинявшими и патлатыми до второго пришествия.

Услышав однажды от Наташи этот шутливый упрек, Рада со смехом возразила, что по еврейской религии пришествия Мессии на Землю еще не было, и оно ожидается довольно скоро, можно сказать, со дня на день. Так что, следуя Наташиным предсказаниям, ей, Раде, недолго осталось ходить без прически.

Они познакомились, когда Никитка был еще совсем маленьким и Наташа работала в ближайшей районной парикмахерской, чтобы побольше бывать дома. Рада только что вернулась из Израиля, где прожила пять или шесть лет, поселилась на соседней улице и изредка забегала подровнять и покрасить свои коротко остриженные, но все равно непослушные «лохмы». Наташа сразу перевела ее в разряд домашних клиенток, что очень устраивало Раду, потому что лишних денег у нее не водилось (за визиты на дом Наташа, понятно, брала меньше), к тому же трое детей отнимали кучу времени и ходить в парикмахерскую было просто некогда. Наташа, впрочем, ее детей так ни разу и не видела. Рада всегда назначала стрижку, когда они были в школе, потому что при этих паразитах, чтоб они были здоровы, не успеваешь вздохнуть, не то что постричься и попить чаю с хорошим человеком.

Сейчас дети Рады уже выросли, и, судя по всему, выросли удачно. Во всяком случае, Наташа всю жизнь слышала о них от Рады только хорошее. Именно об этом она и хотела поговорить. Рада тоже растила детей в полном доверии, и Наташа очень ценила ее опыт и советы, которые из заслуженной мамаши приходилось вытягивать просто клещами — Рада не любила навязывать другим свое мнение. Но сейчас Наташа заставит ее поделиться секретами воспитания, объяснит, что дело слишком серьезно. Она не сомневалась в том, что Рада знает секрет, как доверять, но при этом проверять, чтоб не было обид. И уж наверняка ее дети не сходят с ума по Третьей страже.

Что такое еврейское счастье — это каждый понимал по-своему. Семья Черняховских приехала в Израиль в конце 94-го, когда основная волна репатриации уже схлынула, да и жизнь на доисторической родине начала налаживаться. Но Леня Черняховский, в последнее время чаще называвший себя славным именем Арье, что в переводе означало «лев», только сейчас созрел для того, чтобы ступить на Землю Обетованную.

До этого они, как и многие их знакомые, пережили острый приступ национального самосознания, который привел Леню в московскую ешиву — еврейское религиозное учебное заведение. Ешива в Кунцеве славилась своими преподавателями — бывшими математиками и физиками-ядерщиками, открывшими в вере отцов несгибаемую научную логику, а также ответы на главные вопросы, поиск которых суть смысл и цель русского интеллигента. В ешиве Леня пропадал с утра до вечера, а Рада продолжала работать в школе и давать частные уроки английского. Благодаря ее заработкам они сумели пережить голод начала девяностых, когда на всеобщее опустошение накладывались еще и правила еврейского питания — кашрута, запрещавшего к употреблению даже обычный белый хлеб. Впрочем, из ешивы Леня иногда приносил «паек»: круглые коробочки со швейцарскими плавлеными сырками, консервированную «туну», то есть тунца, и сладости для детей.

Рада была хорошей женой и безропотно тащила на себе весь дом, радуясь, что Леня наконец нашел себя, что у него горят глаза, а в походке появились стремительность и стать потомка Маккавеев. Она варила домашний сыр из молока и масла, раз в месяц покупала в синагоге бледно-лиловых кошерных кур, правдами и неправдами избегала субботних уроков, а по вечерам беседовала с мужем о подробностях жертвоприношения в Храме. Труднее всего было объяснить старшим детям, почему в субботу у них не включается телевизор (лучше бы его вообще выбросить, замечал Арье) и с какой стати принесенные бабушкой конфеты надо потихоньку спустить в мусоропровод. Впрочем, у детей появились свои радости: субботние застолья с песнями и играми, еврейские садики, еврейские праздники с угощением и подарками от американских раввинов и бесконечные разговоры о том, как они поедут в Израиль.

Но поехали они лишь после смерти любавичского ребе, главы религиозного движения ХАБАД, величайшего мудреца и праведника нашей эпохи, которого многие его последователи считали мессией и на чье бессмертие в глубине души они надеялись. Кончина ребе повергла в скорбь весь еврейский мир, расколола ХАБАД и заставила Арье Черняховского встать и идти в Землю, которую Бог указал его праотцу Аврааму.

В Иерусалим Рада влюбилась сразу и безвозвратно. Бывший Ленькин однокурсник, у которого они остановились по приезде, в первый же день повез их на Тайелет — смотровую площадку, откуда открывался вид на Святой город.

Солнце садилось и зажигало янтарным светом стены домов, сложенные из белого иерусалимского камня. Синий вечерний туман уже окутывал окрестные холмы, и оттого казалось, что сверкающий город висит в сгустившемся воздухе и вот-вот взлетит в небо. Так вот что означает: «Над твердью голубой есть город золотой»!.. Он дышал, он был живым и прекрасным, как каменный цветок, — ни наростов промышленных корпусов, ни уродливых труб, ни грубых шрамов железных дорог. Стояла звонкая тишина, нарушаемая лишь голосами играющих детей. Рада отвернулась от людей, чтобы скрыть слезы переполняющих ее восторга и благодарности судьбе, которая таким волшебным образом изменила ее жизнь. На обратном пути в машине они с детьми пели: «Иерусалим из золота, меди и света…»