Борис Мегрели - Затянутый узел

— Почему вы сделали тайную запись? — спросила Миронова.

— На всякий случай, поняв, с кем имею дело. Но я не предполагал, что Игнатова убьют. Послушайте кассету.

— Всему свое время, — сказала Миронова. — Игнатов вам настолько доверял, что впустил в квартиру двух явных головорезов?

— Я любил Игнатова, и он знал об этом. Я хотел защитить его, приставив к нему… ну как вам сказать… телохранителей, что ли.

Я вспомнил слова Якушева о том, что за спиной Фалина, как телохранители, стояли Картуз и Аспирин. Я еще переспросил Якушева: «Как кто?» Он ответил: «Телохранители». Тогда у меня возникло лишь ощущение близости догадки. Теперь я все понял. Конечно, Фалин привел к Игнатову Картуза и Аспирина под видом телохранителей, не своих, Игнатова.

— При них Стокроцкий с дружками не посмел бы расправиться с Игнатовым, — продолжал Фалин. — Вечером второго января Стокроцкий, Маркелов и Шталь хотели проникнуть к Игнатову под предлогом мирных переговоров и повесить его. На кассете все записано. Я нанял Картуза и Аспирина, чтобы охранять Игнатова. Кто знал, что они договорятся еще с Стокроцким и его дружками?! Они обвели меня вокруг пальца. Мерзавцы! Картуз все мне рассказал.

Да, мертвые молчат. Но был Аспирин, который не собирался выгораживать Фалина. Ни Картуз, ни Аспирин не вступали в контакты со Стокроцким и тем более не договаривались с ним. Однако в одном Фалин был прав — Картуз и Аспирин обвели его вокруг пальца. Что ж, наверно, закономерно. Он обманул Игнатова, они — его. Игнатов поверил Фалину. Вот почему он выпроводил второго января в восемь вечера Нелли. Он ждал Фалина с «телохранителями». Приход Спивака не нарушал плана Игнатова. Спивак ведь не собирался задерживаться у него. Он пришел лишь для того, чтобы оставить деньги. Видимо, в душе Игнатов посмеивался, представляя лица своих друзей при виде Картуза и Аспирина. Ничего не подозревая, он выполнял все, что говорил Фалин. Он полагал, что разыгрывается спектакль. Если бы он знал, что задумана не комедия, а трагедия! Но что он мог изменить? Все было предопределено. В кармане Фалина лежала магнитофонная запись беседы, во время которой Стокроцкий произнес слово «повесить». Оно потеряло первоначальный смысл и приобрело зловещий. Стокроцкий выразился фигурально. Фалин вцепился в это слово. Оно стало отправным в его планах, фундаментом его замысла. Последние слова Стокроцкого, уточнившего задание — припугнуть Игнатова, да так, чтобы тот отдал деньги, Фалин, без сомнения, уничтожил на пленке. Он привез к Игнатову Картуза и Аспирина не для того, чтобы оградить того от Стокроцкого, а для того, чтобы выполнить угрозу Стокроцкого — повесить Игнатова. Из квартиры Игнатова Фалин позвонил Стокроцкому и передал трубку Игнатову. Это Аспирин хорошо помнил. Он вспомнил также, что после отъезда Фалина Игнатов в начале десятого «миловался по телефону со своей девкой». Значит, Игнатов был уверен в Фалине. А тот поехал к Стокроцкому. В десять вечера Фалин поручил Шталю позвонить Игнатову и сказать, что они выезжают. Он хотел, чтобы Шталь, Стокроцкий и Маркелов знали: Игнатов жив. Он обеспечивал себе алиби. А Игнатову оставалось жить считанные минуты. Ни Шталь, ни Стокроцкий, ни Маркелов не догадывались, что телефонный звонок — сигнал Картузу и Аспирину. Они должны были повесить Игнатова, именно повесить, не нанося смертельных ударов, тем более бронзовым подсвечником по голове. Фалин не предусмотрел, что хлипкий по сравнению с убийцами Игнатов окажет отчаянное сопротивление, а Картуз, как показал Аспирин, «в злобе малость переборщит». И Фалин не предусмотрел, что Картуз и Аспирин договорятся между собой.

Миронова знала все это. У нас были еще и показания Якушева. Но она знала, что Фалин будет бороться за свою жизнь до конца, изворачиваться и лгать. Она избрала тактику неторопливого продвижения вперед, шаг за шагом. Пока, по сути дела, допроса не было, а была его подготовка…

— Убийство Картуза — Николаева признаете? — спросила она.

— Признаю. По сто пятой, — ответил Фалин.

— Превышение пределов необходимой обороны. Лишение свободы на срок до двух лет… Неплохую статью вы себе выбрали, Фалин, — сказала она.

— Послушайте, как было. Когда Картуз ударил ножом инспектора, я понял, что он меня тоже убьет. Зачем ему нужен был свидетель? Он вытащил пистолет и велел ехать на Рылеева. Знаю я эту улицу. Он убил бы меня в какой-нибудь темной подворотне. К счастью, спустило колесо и удалось перехватить руку Картуза. Раздался выстрел…

— Значит, пистолет не ваш?

— Не мой, Картуза.

— И вы, конечно, не стреляли в инспектора? — Миронова указала на меня.

— Я стрелял? Конечно нет.

— Вы же несколько минут назад сокрушались, что не убили в свое время инспектора.

— Сокрушаться и пытаться не одно и то же. — Фалин улыбнулся: — Да я шутил.

— Пистолет у экспертов. Вернемся к нему, когда будет готово заключение.

— Тогда и поговорим.

— Ну а пока начнем все сначала, в хронологическом порядке, — сказала Миронова.

Да-а, намучается она с ним, подумал я и вышел из кабинета.

— Что с Хмелевым? — спросил Самарин.

— Пока жив. Потерял много крови, — удрученно ответил я.

Генерал не стал расспрашивать о подробностях ранения Хмелева. Объяснения мне еще предстояли. Если бы можно было все вернуть назад! Я бы Хмелева не отпустил от себя ни на шаг.

— Фалин признался?

— Выкручивается. Но из рук Мироновой ему не выкрутиться, — ответил я. — Ее терпению позавидуешь.

— Надо вещи возвращать владельцам.

Я встал.

— Предупреждал я тебя, что он больно тороплив, — сказал генерал, имея в виду Хмелева. Он тоже, очевидно, все время думал о нем.

— Владимир Иванович, Саша на последнем дыхании, уже раненный, сумел защелкнуть на Картузе наручник. Он боролся до конца, пока не потерял сознание.

— Не о том разговор, — Самарин прошелся по кабинету. — Да-а… Наручники вытащил из кармана… Почему не пистолет?

Этот вопрос я не раз задавал себе и не находил ответа.

— Саша все равно не стал бы стрелять в человека.

— Ладно, потом. Иди. Пора завершать дело.

Через полчаса мы звонили в квартиру скупщика краденого Воробьева, официанта ресторана Дома журналистов. Дверь квартиры была обита стальными листами и уголками. Не в жилье вход, а в дот.

— Если не откроет, придется сбегать за бронебойным орудием, — весело сказал Бестемьянов. Что же, он имел основание веселиться. Для него наступил последний этап в расследовании квартирных краж.

— Кто? — спросили за дверью.

— Милиция, Воробьев! — сказал Бестемьянов.

Соседи Воробьева, приглашенные понятыми, подтвердили это. Щелкнул замок, заскрежетала задвижка, и тяжелая дверь отворилась.