Шарль Эксбрайя - Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

— Можешь рассчитывать на меня и моих родителей, Мишель. Мы сделаем все возможное, чтобы помочь тебе выйти из этого затруднения.

С этими словами Пьер Вальер попрощался с невестой, заявив, что хочет предупредить родителей о случившемся.

Когда я остался с мадмуазель Ардекур наедине, она не смогла удержаться от замечания:

— Хорошо, что у меня есть Пьер… Без него мне пришлось бы защищаться в одиночестве. Мне кажется, господин комиссар, что все против меня.

— Не все, мадмуазель.

— Кто же еще хочет мне помочь?

— Я.

— Вы?

— Я сразу же поверил вам, мадмуазель.

— Но почему?

— Есть две причины: первая основывается на тех сведениях, которые я собрал о ваших родителях. Если месье Ардекур является, вернее, был таким, каким знали его соседи и друзья, — совершенно невозможно, чтобы он одновременно стал и жуликом, и убийцей. Что касается второй причины…

— Второй причины?

— Она личная.

— Могу я ее узнать?…

— Хорошо, предположим… что вы произвела на меня сильное впечатление, и я готов попытаться сделать невозможное, чтобы доказать, что вы правы, и я вместе с вами.

Она насмешливо взглянула на меня:

— Знаете, господин комиссар, если бы я была немного другой, то могла бы это воспринять как… ну хорошо! Как признание в любви?

— По крайней мере, похоже.

Она улыбнулась.

— Думаю, теперь мне будет легче.

Так получилось, что из дома Ардекуров я вышел сразу же за месье Понсе. Когда я догнал его, он проворчал:

— Ну что там еще?

— Месье Понсе, вы старались убедить меня, что мадмуазель Ардекур вовсе не желает становиться женой Пьера Вальера. Я выяснил обратное. Вы доказывали, что никакой Изабель не существует, а что если я узнаю, что вы с ней знакомы? И дает ли это мне право заявить, что вы мне лжете?

— Оставьте меня в покое, господин комиссар!

— Не в моей привычке, месье Понсе, оставлять в покое людей, которых я подозреваю в недостаточной откровенности по отношению ко мне. Но, чтобы доказать вам, что я вовсе не в обиде, разрешите предложить вам выпить по стаканчику вина, месье Понсе.

Он послушно кивнул.

— Как хотите.

Мы зашли в первое же попавшееся бистро, и там, у стойки, выпили по стакану божоле. Я подождал, пока месье Понсе поставил свой стакан, чтобы спросить:

— Вы все таки не верите, что ваш хозяин играл на скачках?

Он искренне возмутился:

— Что за глупость! Он!

— Месье Понсе, я в этом почти уверен.

— Я не могу в это поверить.

Я достал из кармана бумаги, найденные Эстушем.

— Тогда, месье Понсе, взгляните сюда.

Он посмотрел.

— Что это?

— Имена лошадей, на которых ставил ваш хозяин, и ставок, которые он делал. Как видите, — составлено им собственноручно.

Пораженный, он читал и перечитывал эти клички и цифры, которые, казалось, совсем сбили его с толку. Слышно было только его тихое бормотание:

— Это невозможно… только не господин Ардекур… это невозможно…

Я забрал бумаги и спрятал их в карман.

— Месье Понсе, не могли бы вы сказать, в каком банке месье Ардекур держал свои сбережения?

— В банке Сен-Серван, улица Жеранте.

— Вот видите, месье Понсе, не так уже трудно время от времени говорить правду?

Утром следующего дня, отлично выспавшись в комнате на Крэ-де-Рош, я направился на встречу со своими полицейскими, ожидавшими меня в кабинете комиссара 1-го округа, и поскольку у меня не было для них никаких заданий, они принялись за свое обычное занятие — чтение газет. Сам же я пошел в банк, в котором Ардекур хранил свои сбережения.

Директор банка Сен-Серван показался мне человеком из давно забытого прошлого, из мира, исчезнувшего еще во времена первой мировой войны. От него так и веяло духом высокого сознания, ответственности и гордости за свою работу. Черный двубортный пиджак, брюки в полоску, жилет и стоячий воротник рубахи дополняли облик безупречного буржуа. Меня он принял приветливо, хотя и слегка высокомерно, что, признаю, внушало мне доверие.

— Месье, позвольте вам заметить, что вы принадлежите к той категории людей, которых мы, банкиры, не очень любим видеть в наших заведениях.

— Не беспокойтесь, месье директор, мне нужны всего лишь небольшие сведения.

Брови его сразу же нахмурились.

— О ком-то из моих клиентов? — и в его голосе послышалась дрожь негодования от того, что его могли заподозрить в возможности выдать чей-то секрет.

— Речь идет о месье Ардекуре.

— Ах… этот бедный Ардекур… какой плачевный финал… С его стороны, это недостойный поступок… Я бы никогда не подумал, что он способен на такое! Что бы вы, собственно, хотели о нем узнать, месье?

— Просто, были ли на его счету деньги или он был закрыт.

— Закрыт? Нет, это вовсе не в правилах наших клиентов. Но, тем не менее, я сейчас же запрошу сведения о счете месье Ардекура.

Он нажал на кнопку, и в кабинете появилась персона неопределенного возраста, меньше всего похожая на тот тип женщин, к которому мы обычно относим секретарш.

— Будьте любезны, мадмуазель Матильда, проверьте счет месье Ардекура.

— Хорошо, господин директор.

Она выскользнула из кабинета, словно тень. В ее отсутствие я попытался расспросить директора о состоянии дел Ардекура, стараясь включать в свою речь как можно больше вежливых фраз:

— Не знаете ли вы случайно, месье, имя нотариуса, который занимался капиталами Ардекуров? [129] Во Франции нотариусы занимаются помещением капитала их клиентов в биржевые и банковские операции.

— О, конечно! Этим занимался метр [130] Обращение к нотариусу, адвокату, учителю. Гажубер Он живет на улице Сен-Жан. Если вам нужно о чем-то справиться у него и если это не очень личное, можете позвонить из моего кабинета, господин комиссар, пока мадмуазель Матильда принесет нужную справку.

— Вы весьма любезны, месье директор, и я с удовольствием воспользуюсь вашим предложением.

Владелец кабинета по селектору попросил кого-то из служащих связать его с нотариусом. Как только это было сделано, он после многочисленных приветствий объяснил суть дела. Затем передал мне трубку.

— Алло, метр Гажубер?

— Да, я.

— Метр, вас беспокоит комиссар Лавердин из Национальной Безопасности.

— Да, слушаю.

— Метр, я прошу вас ответить, не знаете ли вы о крупных долгах вашего покойного клиента, месье Ардекура?

— У Ардекура? Долги? Ну, месье комиссар, сразу видно, что вы его не знали. Нет, уверяю вас, у моего клиента, месье Анри Ардекура, никогда не было ни единого долга и ни единого не оплаченного векселя Этого вам достаточно?

— Вполне, метр, благодарю вас.

Едва я положил трубку, как вошла мадмуазель Матильда и протянула директору лист бумаги Он взглянул на него.