Шарль Эксбрайя - Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

Угрызения совести из-за того, что на сегодня все дела были заброшены, заставили меня заехать в комиссариат. Несмотря на позднее время Эстуш с Даруа меня ждали, и первый даже, казалось, растерял всю свою флегматичность.

— Патрон, нужно немедленно позвонить Главному комиссару. Есть неприятные новости!

— Что случилось, Даруа?

Он не успел ответить: Эстуш, протягивая мне трубку, сообщил, что Главный у телефона.

— Добрый вечер, месье Главный, комиссар.

— Где вы были, Лавердин! Вас везде разыскивают!

— Мне нужно было немного отдохнуть, и я позволил себе небольшую прогулку по склонам Пилата.

— Вы хотите сказать, что отдыхали один?

Лгать было незачем, — возможно, он уже обо всем знал.

— Нет, месье Главный, я был с мадмуазель Ардекур.

— Значит, все что я говорил вам, было напрасно? В первую очередь, Лавердин, вы — полицейский. Будьте добры, сначала дождитесь конца расследования, а уже потом занимайтесь романами. Хотя должен заметить, что в данном случае вам и мадмуазель Ардекур повезло.

— Не понял, месье Главный комиссар?

— Мадмуазель Ардекур повезло, что вечером она была с вами, Лавердин, и стало быть находится вне подозрений в новом преступлении, а вам повезло в том, что, сами того не подозревая, вы исключили одного из подозреваемых.

— Так что же, наконец, случилось, месье Главный комиссар?

— Пока вы прогуливались по склонам Пилата, был убит месье Понсе.

Я вышел из кабинета в три часа ночи, приказав Эстушу добраться в Лион до начала работы и передать месье Ретонвалю только что составленный мной рапорт. Я же планировал быть в городе к середине дня.

Теперь уже никто не мог сомневаться, что смерть супругов Ардекур была результатом двойного убийства. Это было единственной положительной стороной нового преступления.

Месье Понсе жил один, и рассчитывать на показания любезных соседей не приходилось. Убийца сделал свое дело достаточно тонко, что давало повод думать о нем, как о неплохом знатоке людей. Борьбы не было. Войдя, я увидел месье Понсе сидящим в кресле, по воле случая, в той же позе, что и его покойный хозяин, — уронив голову на стоящий рядом стол. Его череп был проломлен тупым и довольно тяжелым предметом. Было очевидно, что месье Понсе нисколько не остерегался своего посетителя, что позволило последнему зайти сзади и нанести удар. Значит, он хорошо знал убийцу. То же впечатление осталось у меня и от трагедии в доме Ардекуров. В обоих случаях жертвы ничего не предприняли для самозащиты, что говорило о их полном доверии к убийце.

В Лионе меня встретили совсем даже не плохо. Главный, в присутствии Дивизионного забыв о своих предупреждениях по поводу моих увлечений, отметил мою инициативность и сделал то же заключение, что и я: убийца Ардекуров своим новым преступлением подтвердил принадлежность к кругу знакомых несчастных жертв. Кроме того, он считал, что Понсе убили потому, что он догадывался, кто украл двадцать миллионов и, следовательно, был убийцей Ардекуров.

— Я надеюсь, вы тоже так думаете, Лавердин?

Вопрос месье Агрийи оборвал мои размышления.

— Не знаю, месье Дивизионный комиссар.

Оба начальника посмотрели на меня с удивлением.

— Если вы не согласны с чем-то в наших выводах, скажите прямо!

Месье Ретонваль улыбнулся.

— Увидите, сейчас он опять вспомнит о своей Изабель!

Я посмотрел ему прямо в глаза:

— Именно так, месье Главный комиссар. Я почти уверен, что месье Понсе убили из-за того, что он знал Изабель и собирался ее шантажировать.

Месье Агрийи подскочил:

— Вы что же, считаете ваше утверждение достаточно серьезным?

Я снова терпеливо рассказал о впечатлении, которое произвел на меня Понсе во время последнего визита, и его странное поведение на кладбище.

Главный начал нервничать:

— Впечатления, впечатления, все время впечатления! Но, черт возьми, Лавердин, следствие не может основываться на впечатлениях!

Дивизионный остановил его:

— Тише, Ретонваль, не кричите. Я хорошо понимаю Лавердина. Настоящее или предполагаемое существование Изабель привносит… как сказать… поэзию, что ли, в это дело, которое, между нами говоря, кажется мне достаточно грязным. Но не забывайте, Лавердин, что в нашей профессии чаще приходят к искомому результату, следуя по пути, проторенному предыдущими поколениями. Вдохновение может вас завести на неведомую дорогу…

Я выехал в Сент-Этьен в скверном настроении. В комиссариате меня ждал Пьер Вальер. Его красивое лицо здорово осунулось. Не оставив ему времени на обычные приветствия, я перешел в наступление:

— Что-то не ладится, месье Вальер?

Его взгляд напомнил мне глаза собаки, которую ударили.

— Все не ладится, месье комиссар.

— Объясните, пожалуйста.

— Вчера вечером я зашел к Мишель… Ее не было дома… Я приходил еще и еще… И каждый раз напрасно… Тогда я решил ждать ее до тех пор, пока она не придет. Когда она вернулась, то рассказала, что провела вечер с вами.

— Что же из этого следует?

— А то, месье комиссар, что я очень несчастен…

— Весьма сожалею…

— Вы становитесь между Мишель и мной.

— Месье Вальер, вы говорите глупости. Я встречался с мадмуазель Ардекур потому, что у меня были к ней вопросы.

— Которые вы ей задавали в Ля Жасери?

— Я мог это делать в любом месте. Кстати, позвольте вам напомнить, что мадмуазель Ардекур оставалась совсем одна наедине с несчастьем, месье Вальер. Я поступил так, как мне подсказывала моя совесть…

— И красота Мишель, не так ли?

Он сделал все, чтобы я его выставил вон и как можно скорее.

— Месье Вальер, я не понимаю, что вы хотите этим сказать…

— Я помолвлен с Мишель!

— Кажется, в последнее время вы забыли об этом?

— Это мои родители… У них принципы! А причем же здесь моя судьба? Я решил жить по-своему, месье комиссар. Я люблю Мишель, и она любит меня. Остальное — неважно. Вот что я хотел вам сказать.

— Мадмуазель Ардекур знает о вашем визите?

— Естественно.

Удар был неожиданным, но я нашел выход:

— Вы знаете, что случилось вчера вечером, месье Вальер?

— Нет, а что?

— Вчера вечером убили месье Понсе.

Мне показалось, что он близок к обмороку:

— Это… это не… это неправда?

— Извините, месье Вальер, но я очень тороплюсь.

Мне было очень обидно за то, что Мишель Ардекур оказалась обычной женщиной, не имеющей сил устоять перед смазливым парнем. Еще я был обижен на своих начальников, которые не воспринимали моих гипотез об Изабель. И наконец, я был обижен на самого себя за то, что дал волю своим чувствам. Короче, я был обижен на весь мир.

В тишине кабинета, которую ничто не нарушало в это время, я вновь и вновь возвращался к событиям последних дней. Мне необходимо было решить мучившее меня предположение. Уверенность в том, что убийца месье Понсе находился на кладбище во время похорон Ардекуров и убил несчастного потому, что перехватил его пристальный взгляд на могилу с именем Изабель, была сильнее меня. Я напрасно повторял, что все это — игра моего воображения, но тем не менее постоянно сводил вместе странный взгляд Элен Ардекур и имя Изабель. Факты же утверждали, что Изабель — всего лишь героиня посредственного романа, и не более того…