Шарль Эксбрайя - Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

— Что же это был за разговор?

— Это неприятно вспоминать… Скажем, она… рассказала о причинах перемены решения о вашем браке с ее сыном.

— Не утруждайте себя перечислением этих причин, я их сама хорошо знаю: просто мадам Вальер поняла, что я не осталась без приданого. Но ведь я выхожу замуж не за Жермен Вальер, а за ее сына.

— Вчера вечером на Пилате вы рассуждали по-другому.

— Кажется, я наговорила много глупостей… Наверное, я просто опьянела от свежего воздуха.

— Похоже на то, если судить по сегодняшнему дню. Могу я позволить себе дать вам один совет? Остерегайтесь свежего воздуха, мадмуазель, поскольку глупости, о которых вы так легко сейчас сказали, кто-то может воспринять всерьез и… и потом страдать от них.

Ей стало неловко.

— Если это так, прошу вас простить мне, месье комиссар.

— Вам не за что просить прощения. Просто, я — глупец. До свидания, мадмуазель…

Я вышел от Мишель с тяжелым сердцем и, чтобы как-то успокоиться, решил зайти к моей старой знакомой Леони Шатиняк, в обществе которой жизнь казалась мне удивительно простой.

Леони была на кухне и мыла посуду.

— А, это ты, малыш? Если ты рассчитывал на ужин, то немного опоздал! Мне почти нечего тебе предложить!

— Спасибо, я не хочу есть, Леони.

Она посмотрела на меня с подозрением.

— Взгляни-ка мне в глаза! Ты странно выглядишь. У тебя тяжело на душе?

— Немного.

— А почему, могу я знать?

— Потому что недавно я беседовал с одной разумной и богатой девушкой, которая влюбилась в ничтожество, рвущееся только к ее деньгам, и, главное, что она об этом знает!

— Может быть, она не так уж умна, как ты думаешь? Итак, ты приревновал Мишель к Пьеру?

— Может и так.

Леони поцеловала меня в обе щеки.

— Не стоит переворачивать себе душу из-за девушек, малыш! Ты же хорошо знаешь, что самая лучшая из них иногда может ничего не стоить? Эти Вальеры — неприятные люди. Мать — настоящая мегера, сын — полное ничтожество. Жюль — просто старый дурак, которого жена всегда водила за нос. Поверь, что я желаю самого лучшего твоей мадмуазель, но не понимаю, зачем люди сами бегают за своей бедой, а поймав за хвост, никак не могут ее отпустить. Поверь твоей старой Леони: забудь о Мишель.

Когда я уже выходил, она крикнула мне вслед:

— Черт возьми! Ты говорил о Жермен Вальер, и я вспомнила: когда Жермен была маленькой, ее мать, неизвестно почему, называла ее Изабель.

В это воскресное утро я проснулся с тяжелой головой. Всю ночь я ворочался в постели, будучи не в состоянии понять поступки Мишель. Ведь я же не выдумал нашу прогулку по Пилату и вечер в Ля Жасери. Почему тогда она мне солгала? Наверное Леони была права, когда говорила, что не стоит переживать из-за женщин.

История же с этой Жермен-Изабель Вальер, по-моему, не имела никакого значения. Мать мадам Вальер, должно быть, очень любила сентиментальные рассказики, из которых и почерпнула это имя, чтобы одарить им свою дочь. Я старался понять, чем личная жизнь мадам Вальер, конечно, если предположить, что у нее таковая была, могла заинтересовать утонченную и деликатную Элен Ардекур.

Как и всякий старый холостяк, для которого воскресенье скорее больше наказание, чем отдых, потому что в этот день больше всего ощущается одиночество, я зашел на работу. Даруа и Эстуш уехали отдыхать домой, в Лион. На моем столе лежала записка, оставленная Даруа, в которой говорилось, что Вальеры действительно продали свое дело, но всего лишь за восемь миллионов старых франков. Кроме того, эта сумма еще не была передана им полностью. Для того, чтобы что-то начало проясняться, мне нужно было любым способом узнать, как Жермен Вальер достала деньги, чтобы расплатиться с долгами.

Пока же, не зная что делать в ближайшее время, я позвонил Мишель Ардекур. Когда я представился, девушка не без злорадства спросила:

— Чему я обязана такой честью, месье комиссар?

— Сам не знаю… просто я хотел спросить, понравился ли вам вчерашний вечер?

Я почувствовал, что она колеблется с ответом.

— Если я вам отвечу положительно, — вы рассердитесь. Если я скажу нет, вы будете довольны, но тогда это не будет отвечать действительности.

— Скажите правду…

— Я провела прекрасный вечер. Это действительно так. Пьер — хороший друг, и у него доброе сердце. Я его расспросила о вашем разговоре с мадам Вальер, и он сказал, что страховой полис моего отца уже давно ни для кого не секрет.

— И вас это не удивило?

— А почему, собственно, это должно меня удивить, месье комиссар? Разве богатая девушка не может выйти замуж за небогатого парня?

— Конечно, может, если, конечно, он заслуживает эту любовь.

— Ничто не дает вам права, месье комиссар, думать о Пьере по-другому. Когда мы с ним поженимся…

— Когда вы поженитесь, мне будет безразлично, как вы будете жить.

На другом конце провода я услышал смешок.

— По крайней мере, вы откровенны.

— Вам это неприятно?

— Вовсе нет, месье комиссар, я даже могу вам это доказать.

— Весь во внимании…

— С самого утра Пьер с родителями уехал, чтобы присмотреть дом, который они хотят купить для месье и мадам Вальер. Вы ведь знаете, что родители Пьера продали свое дело.

— Да, я в курсе.

— Итак, месье комиссар, сегодня я одна, и если… вы захотите пригласить меня на обед, думаю, что не откажусь.

— Замечательно… Встретимся перед лицеем?

— Хорошо, тогда через час у лицея?

Мы прекрасно пообедали в Сен-Жене-Малифо в ресторане Монмартен. Мишель была весела, меня это радовало, и никак не хотелось верить в то, что эта обаятельная девушка помолвлена с другим. После обеда мы на машине поехали в Труа-Круа, где решили прогуляться по лесу. Присутствие Мишель рядом делало меня таким счастливым, что мне не хотелось даже разговаривать. Разговор начала она сама:

— Вам кажется странным мое поведение, не правда ли?

— Я стараюсь не задаваться этим вопросом, — просто мне с вами хорошо.

— Нам нужно прекратить встречи, Шарль.

Она меня опять звала по имени, как на прогулке в Ля Жасери.

— Почему?

— Потому, что я помолвлена.

— Ну и что?

— Если бы я была помолвлена с вами, Шарль, вам бы понравилось, если бы я проводила вечер с кем-то другим?

— Конечно, нет.

— Тогда…

Мы остановились на обочине дороги, ведущей к Сен-Соверан-Рю.

— Послушайте, Мишель, я не могу поверить, что вы любите Пьера настолько, чтобы выйти за него замуж.

— Не будем говорить об этом, Шарль. Это бесполезный и болезненный разговор. Но поверьте, что я не могу отвернуться от него.

— И это говорите вы!

— У меня тоже есть определенные моральные обязательства.

— Но, в конце концов, не станете же вы портить себе жизнь из-за угрызений совести, пусть даже в чем-то справедливых?