Гэвин Лайл - Успеть к полуночи. Безмолвный свидетель. Позор семьи

— Вперед, мальчики, по коням!

Примерно в это же время Пимпренетта вышла на свою обычную прогулку в порт, поглядеть где что плохо лежит и присвоить это себе, не спрашивая ни у кого соизволения. Девушка почти не изменилась. Она шла в своем нарядном коротком платье и вынюхивала добычу. Таможенники провожали ее подозрительными взглядами. Время от времени один из них, что постарше, окликал ее:

— О! Пимпренетта… Ты опять задумала что-то плохое?

Она пожимала плечами с видом оскорбленной невинности.

— Поберегись! А не то доиграешься, что тебя упекут на долгий срок!

В ответ она разражалась смехом, и в нем было столько солнца и молодости, что он обезоруживал даже самых сварливых, которые уже совершенно искренно добавляли:

— Будет чертовски жаль сажать такую красивую девушку.

По правде говоря, Пимпренетта продолжала воровать в порту, потому что не умела делать ничего более серьезного, но душа у нее к этому не лежала больше, как прежде, и все из-за Бруно! Ей не удалось его забыть. Она долго ждала, что он подаст о себе весточку, но не знала, что ее мать перехватывала письма, которые юноша посылал ей первое время после разрыва. Она считала себя брошенной и думала, что Бруно после всего, что он ей говорил, обещал, в чем клялся, просто оставил ее, и надолго возненавидела всех представителей сильного пола.

Придя в Старый Порт, Пимпренетта заметила Ипполита. Она сразу же узнала танцующую походку, которую молодой повеса использовал, чтобы произвести впечатление. В первое мгновение она хотела уйти, но теперь, когда Бруно был вычеркнут из ее жизни, Ипполит был ей безразличен, и она продолжала свой путь. Сын Жоффруа и Серафины Доле подошел к ней.

— Пимпренетта! Неужели ты? Не может быть!

— Почему это не может быть?

— Кажется, что прошло столько времени с тех пор, как я тебя видел! Два года — это ведь очень долго, так ведь?..

Теперь они медленно шли рядом вдоль освещенного ярким солнцем знаменитого марсельского порта. Она спросила участливо:

— Это было тяжело?

— Особенно в начале, а потом пообвыкся.

Она рассматривала его краем глаза.

— И чем ты теперь собираешься заниматься?

Немного помедлив, он ответил:

— Пимпренетта, я открою тебе тайну… Я думаю, что Корсиканец не прочь взять меня к себе…

Она остановилась в изумлении:

— Ты хочешь сказать, что… что ты от нас уйдешь к другим?

Он с жаром стал доказывать свою правоту:

— У нас нет будущего… Папаша Маспи конченый человек… Мой отец стареет… Двойной Глаз тоже… Фонтан уже боится рисковать… Он — мелкая сошка. Остаются твои родители, но контрабанда — я чувствую — это не мое дело.

— Но Ипполит, у Корсиканца — наркотики, проститутки и всякие другие гадости!

— Да, но только там можно быстро стать кем-то стоящим, а я хочу стать таким как можно скорее.

— Для чего?

— Для тебя, Пимпренетта.

— Для меня?

— Я тебя все еще люблю, Пимпренетта… Там, в Бометте, я проводил время в думах о тебе. Что она там поделывает? Так я себя спрашивал. Я боялся, что ты выйдешь замуж… Знаешь, я думал, что сойду с ума… Если ты согласишься выйти за меня замуж, я добуду столько денег, что ты будешь жить, как принцесса!

Юноша говорил, а Пимпренетта в это время слышала голос Бруно, который не обещал превратить ее в принцессу, а лишь в честную домохозяйку, окруженную детишками… Эти дурацкие идеи Бруно!

— Ты меня слышишь, Пимпренетта?

— Конечно, слышу.

— И что ты думаешь о моем предложении?

— Я думаю, что над ним надо подумать.

Он обнял ее за плечи и притянул к себе.

— Ох, ты не можешь себе представить, как я рад! Я боялся, что ты по-прежнему мечтаешь о Бруно.

Она заставила себя рассмеяться:

— Бруно? Да я давным-давно и думать о нем забыла! Полицейский! Скажи пожалуйста, за кого ты меня принимаешь?

— Так, значит, Пимпренетта, я могу прийти поговорить с твоими родителями?

Что-то сдавило ей горло, и ей пришлось собраться с силами, чтобы ответить:

— Если хочешь…

Полицейские, занятые в расследовании, провели часть ночи в работе над этим делом. Инспектор Ратьер встречался в своем кабинете со всеми своими даже незначительными осведомителями, от которых он и не ждал особо важной информации, но и не имел права пренебрегать даже самой незначительной деталью. Бруно допросил всех, занимающихся контрабандой, кроме Адоля, которого он оставил на потом, так как сильно подозревал, что отец Пимпренетты принадлежал к тем, к кому разные темные личности итальянского и французского побережья от Генуи до Марселя вполне могли обратиться в случае надобности. Ну, а Пишеранд нанес длительный, очень длительный визит Амедею Этавану, прозванному Двойной Глаз. Вопреки его ожиданиям, последний ничего не слышал об этой истории и, как человек с большим опытом, высказал свое мнение:

— Если вы хотите знать мое мнение, месье Пишеранд, так все это смахивает на импровизацию… Случайное убийство… Кто-то увидел драгоценности, которые ему предлагали, и потерял голову…

— Кто? Тони Салисето?

— Я его не знаю лично, но вокруг него крутятся люди, которые неплохо владеют ножом.

— Да и Тони не промах в этом деле.

— Совсем не промах.

Рано утром коллеги комиссара Мурато собрались на рабочих местах, вконец замотанные и в дурном расположении духа.

Не лучше было настроение и у Адолей на улице Монте дез Аккуль. Какой-то не особо важный груз был перехвачен таможенниками недалеко от замка Иф. Дьедонне упрекал свою жену в том, что она рискует их авторитетом из-за пустячных дел, которые, вдобавок ко всему, выходят им боком. Перрина, возмущенная, отвечала, что если бы она вышла замуж за мужчину, достойного этого звания, ей бы не пришлось всем этим заниматься. Привыкшая к подобным перебранкам, Пимпренетта обычно старалась в них не вмешиваться и уже в начале ссоры тихонько выходила, чтобы заняться своими собственными делами. Но в это утро она была какой-то вялой, ни на что не реагировала. И то, что должно было случиться, случилось. Перрина Адоль, не видя в своем муже противника, стала цепляться, без видимой причины, к своей дочери, упрекая ее в том, что она ни на что не способна, ни в чем не помогает матери и в двадцать лет ведет себя, как маленькая дурочка.

— Говорят, и это точно, что с тех пор, как тебе не удалось выйти замуж за этого мерзавца Бруно Маспи, у тебя с головкой не все в порядке!

— Бруно вовсе не мерзавец!

— Глядите-ка! Она его еще защищает!

— Я его не защищаю… Я просто говорю, что он думает не так, как мы, вот и все, и хватит об этом!

— «Хватит об этом»! Нет, ты ее слышал, Дьедонне? «Хватит об этом»! Хватит, если я этого хочу, мадемуазель!

— Ой, ну ладно, мама…

— Нахалка! Где тебя только воспитывали?