Фредерик Дар - Убийца. Бесполезное расследование

Мы проехали поселок, потом второй… Мой водитель даже не потрудился сбросить газ. Такие фокусы в населенных пунктах с ограничением скорости могли запросто навлечь на нашу голову мотоциклистов. Но штраф его, похоже, не пугал. Зато вот мне это было не в масть.

Мы выскочили на дорогу, прилегающую к скоростной магистрали, и мне стало чуть спокойнее. Я прикинул, что жандармы едва-едва успели всполошить оперативную группу, и, если не случится невероятного прокола, я спокойно доберусь до Парижа.

Но оказалось, что я слишком размечтался. У въезда на автостраду стояла машина радиопатруля и два ряда колымаг перегораживали оба направления: на Сен-Жермен и на Париж.

— Что там такое? — спросила женщина.

Она раскрыла рот впервые с тех пор, как я влез в машину. И могу сказать, что ее голос соответствовал всему остальному: он шел прямо в спинной мозг.

Но не время было погружаться в сладкие грезы.

— Полицейский заслон, — проворчал мужчина. — Иногда их заставляют устраивать проверки…

У обочины вытянулась вереница автомобилей; полицейские заглядывали внутрь и жестом разрешали ехать дальше. Было ясно: облава на меня. Делать им было, что ли, нечего у себя в конторе — такую толпищу согнали из-за одного несчастного жулика…

Я попался, и гордиться тут было особенно нечем.

Тогда я сказал себе, что должен что-то делать. Хоть что-нибудь, если не хочу, чтоб меня повязали, как последнего олуха.

В кармашке на спинке переднего сиденья лежала курительная трубка. Я украдкой достал ее и приставил чубук к шее водителя так, чтобы его жена не видела, что у меня в руке.

— Слушайте, — сказал я, — похоже, эти господа ищут меня, потому что я сбежал из Руанской тюрьмы. Я ничего плохого вам делать не хочу, но если вы меня не отмажете, я пальну вам в череп, чтоб развеять ваши грустные мысли.

Женщина повернулась и посмотрела на меня так, словно только что заметила. Похоже, я уже не казался ей прежним жалким недотепой…

— Хорошо, — сказал мужчина.

Он не дрожал. Напротив, он держался очень даже спокойно.

Когда к нам стал подходить парень из дорожной полиции, он высунул голову в окно, чтобы тот не сунул туда свою.

— В чем дело?

Полисмен по-военному отдал честь.

— Вы не брали по дороге пассажиров? — спросил он.

— Нет, — сказал человек с седеющими волосами, — я еду с женой и с сыном моего садовника, а попутчиков вообще никогда не беру. Случись что с ними — страховая компания проходу не даст. А что, кто-нибудь сбежал?

— Угу, — буркнул полисмен. — Ладно, проезжайте.

Мой водитель благословил его сердечным взмахом руки и уверенно включил скорость.

Когда мы проехали заслон, он, не оборачиваясь, сказал:

— Положите-ка трубку на место и перестаньте валять дурака.

На мгновение я потерял дар речи и почувствовал себя полным кретином. Я и не заметил, что на машине два зеркала: одно на обычном месте и второе на левом переднем крыле. В него-то он и заметил мою уловку.

Я не мог взять в толк, почему он меня не сдал. На него это было не похоже. Я-то воображал его образцовым гражданином, крепко сидящим на своих принципах и всегда готовым что-нибудь пожертвовать на полицейский алтарь… Честное слово, я просто оторопел.

Я глуповато засмеялся. Реакция не бог весть какая, но в моем положении и в моем наряде трудно было придумать что-нибудь получше. Я сунул трубку на место и откинулся на спинку сиденья.

Женщина больше не смотрела в мою сторону. Мужчина молчал.

Через двадцать минут мы проехали туннель Сен-Клу. Водитель съехал по спуску, обогнул клумбу у моста, проехал по левому берегу реки, затем свернул на узкую улочку с богатыми особняками.

Я недоумевал, куда это мы едем и почему он меня не высаживает, хоть и не сдал полиции.

Все эти вопросы прыгали в моей голове, как стая кузнечиков, но я гордо молчал.

Еще один поворот — и машина остановилась возле дома из шершавого камня. Мужик прогудел клаксоном условный сигнал. Почти сразу же за забором заскрипел гравий, и ворота отворились.

Поместье было большим и каким-то печальным. Огромный сад казался заброшенным — это и нагоняло меланхолию. Это, да еще закрытые ставни на окнах.

Мы подкатили к парадному. Женщина вышла и стала подниматься по ступенькам. Я вышел тоже. Я стоял посреди сада, плохо соображая, что со мной происходит. В голове у меня гудело.

Ворота уже закрылись, и от них шел высокий черноволосый парень в джинсах и черном свитере, державший руки в карманах.

На слугу он был не похож. Однако по его манерам было видно, что он и не родственник, и не друг семьи.

Мой водитель сухо спросил его:

— Новостей никаких?

— Нет, — буркнул парень, глядя на меня. — Удачно съездили?

— Очень.

Парень в свитере указал на меня пальцем:

— А это еще кто?

— Это наш друг… новый. Дай ему комнату на третьем этаже, белье и бритву.

Хозяин повернулся и ушел. Я остался стоять перед парнем в свитере. По его глазам было видно, что я ему совсем не по нутру.

— Ты кто? — спросил он.

— А тебе какое дело?

Я думал, что он на меня кинется, и уже готовился врезать ему, как умел. Но он сдержался, не зная толком, с кем имеет дело.

— Может, тебя как-нибудь зовут? — спросил он. — Или тебе свистят, как шавке?

— Зови меня Капут, если так уж хочешь прилепить мне табличку.

— Имя вроде немецкое? — проворчал он.

— Не отрицаю, но это неважно — все равно не мое.

Я был собой доволен. Раз все вокруг темнят, то и я в долгу не останусь — буду разыгрывать высокомерное безразличие…

Черноволосый парень хлопнул ресницами, что свидетельствовало о его замешательстве.

— Ну, а я — Робби, — произнес он и повел меня в дом.

В этой берлоге, видно, давно не жили, потому что внутри стояла гнетущая сырость и изрядно воняло плесенью. Пауки чувствовали себя здесь на своей территории и старались переплюнуть лучших городских кружевниц. Переступаешь порог — и всю рожу залепляет паутиной…

Робби отвел меня наверх, в комнату, где пахло пылью и старой бумагой. Он подошел к умывальнику, повернул кран: в кране сначала захрипело, потом забулькало, и в конце концов из него побежала-таки желтоватая вода.

— Подожди, — сказал он. — Сейчас схожу за мылом и бритвой. — Потом окинул меня долгим взглядом, будто снимая мерку.

— Да ты вроде прямо из тюряги, — сказал он.

— Что, заметно?

— И воняешь к тому же…

Я и сам это знал, черт возьми, да только мне очень не понравилось, как грубо он это сказал.

— Повежливей, приятель!

Не желая, видимо, обострять ситуацию, он молча пожал плечами и куда-то скрылся. Вернулся он минут через десять. Я валялся на клоповнике, подложив руки под голову, и разглядывал замысловатую трещину на потолке.

Робби приволок с собой кучу всякого добра.