Марина Крамер - Пластика души [litres]

– Черт побери… это что же…

– Звоните в полицию, срочно.

– Уже. Вы не волнуйтесь, тех двоих мы скрутили, никуда не денутся.

– Мне нужна помощь, – не отпуская пальца, сказала я. – Мне нужен хирург, нормальный хирург, я не справлюсь…

– Может, «Скорую»?

– Да сделайте хоть что-то! – рявкнула я, вдруг очнувшись и овладев собой. – Позовите сюда сестер, позвоните в «Скорую» – что угодно, только быстро!

Охранник убежал, и через несколько минут в кабинет ворвалась Лена с аптечкой первой помощи. Спасибо ей – она оказалась собранной, спокойной и размеренной в действиях, вдвоем мы наложили давящую повязку на грудь Матвея и поставили капельницу с физраствором. Только после этого Лена позволила себе всхлипнуть:

– Господи… это что же такое-то…

– Сама пока не поняла…

– Аделина Эдуардовна, там полиции полный коридор, с вами хотят поговорить, – в кабинет заглянул охранник, но я отмахнулась:

– Мне не до этого, скажи, что завтра я отвечу на любые вопросы, а сейчас у меня тут хирург с огнестрельным ранением.

Я не отрывала глаз от лица Матвея, мне казалось, что я вот-вот его потеряю насовсем, и это уже ничем нельзя будет исправить.

«Только выживи, я тебя прошу – только выживи, а там все будет так, как ты скажешь, так, как ты захочешь, – повторяла я про себя. – Только не бросай меня».

С улицы донесся вой сирены – слава богу, приехала «Скорая», значит, шансы увеличиваются. Я поехала вместе с ним и провела всю ночь и все утро в городской больнице, на куполе над операционной, где хирурги вынимали пулю из груди Мажарова. Ему повезло – смести блондин руку чуть левее, и уже ничего не помогло бы. У меня не было даже времени осмыслить все, что я услышала и пережила ночью, все мои мысли устремились туда, вниз, где под стеклянным колпаком светилась операционная, а над лежащим на столе Матвеем склонились двое хирургов.

Когда его наконец повезли в палату реанимации, я чуть не кубарем скатилась по лестнице с купола и побежала туда. Меня, разумеется, пропустили, и я провела с Матвеем все время до того, как он открыл глаза.

– Матвей… это я… – прошептала я, заметив, что он моргает. – Я здесь, с тобой, я всегда буду с тобой.

Он ничего не ответил, только снова закрыл глаза и прерывисто вздохнул, как будто с его плеч свалился тяжелый груз, не дававший ему покоя долгое время.

Я смотрела на него и думала, что никого роднее у меня нет и уже никогда не будет. Мы так долго сопротивлялись чувствам и так долго ходили кругами, что теперь у нас просто нет больше времени на игры. Мы должны быть вместе.

И мне совершенно не было дела до того, что в моей клинике под чужим именем и с чужими документами переделывала лицо писательница Аглая Волошина, которую все считали погибшей.

Сколько себя помню – все время что-то писала. Научилась этому рано, лет в пять уже умела складывать в слова корявые печатные буквы. Никто в семье не придавал этому особого значения, звездой всегда была старшая сестра Катя, высокая, спортивная, целеустремленная. Она старше меня на пять лет. Мама с папой считали, что Катя добьется в жизни чего-то особенного, а я предназначена для обычной жизни – семья, дети, со временем – уход за родителями. Наверное, так бы все и было, если бы не случай. Как всегда, в нашей жизни часто все решает не выстроенный и выверенный четкий план, а глупый, нелепый, а зачастую и страшный случай. Родители погибли, когда мне было пятнадцать, а Катя училась в медицинском институте. Нелепая случайность, взрыв газа в квартире – и от нашей старенькой хрущевки не осталось ничего. И родителей у нас тоже не стало. Мы остались совершенно одни, без денег, а я и без документов, в чем были. Жить негде, идти некуда, обратиться не к кому. Кате пришлось устроиться на работу в больницу, я тоже пошла мыть подъезды, но мне еще нужно было заканчивать школу, Катя категорически заявила, что не позволит мне уйти в училище:

– Ты должна учиться, мама с папой хотели бы этого.

У меня не было таких блестящих способностей, как у Кати, но, признаться честно, и осваивать профессию, где нужно что-то делать руками, мне тоже не хотелось, душа просила иного. Я потихоньку писала какие-то зарисовки, рассказики и втайне мечтала, что смогу стать журналистом.

Мы жили в общежитии городской больницы, где Кате дали комнату – просто повезло, заведующий отделением узнал, что у нее на иждивении младшая сестра, а живем мы в комнатке, предназначенной для консьержа, в многоэтажке по соседству с нашей сгоревшей квартирой. В общежитии, конечно, было получше – хотя бы душ и кухня, а не вечные бутерброды. Так мы протянули полтора года, остававшиеся до моего выпуска из школы. В университет я поступила, к великой радости моей сестры, которая гордилась этим куда больше, чем собственным красным дипломом. С работой у нее не складывалось, Катя устроилась врачом-реабилитологом в медицинский центр, училась на разных курсах – от массажа до иглорефлексотерапии, подрабатывала, выезжая к состоятельным клиентам на дом, – словом, деньги были, а удовлетворения от работы – нет. Я по-прежнему мыла лестницы, жили мы все в той же комнатке общежития, но уже другого, ближе к Катиной работе. После третьего курса меня отправили на практику в одну из газет, и там я познакомилась с Вадимом. Он был в то время молодым, но уже известным и перспективным журналистом, заведовал одной из редакций. Он как-то сразу рассмотрел во мне желание писать и всячески его стимулировал. Мы проводили вместе много времени, Вадим даже в обеденный перерыв частенько заставлял меня в трех предложениях описать, допустим, работницу столовой, стоящую на раздаче, придумать ей биографию, рассказать о проблемах, которые ее волнуют в тот момент, когда она выставляет на прилавок очередной поднос со стаканами компота… Это была такая милая и увлекательная игра, захватывавшая нас обоих и заставлявшая забыть о времени и о том месте, где мы находились. Все это очень помогало мне развить наблюдательность и умение выразить мысль короткими, но емкими фразами. Для газеты это было хорошо.

Между нами, как ни странно, не возникло романтических отношений, даже не знаю почему. Наверное, нам и так было хорошо, и портить дружбу чем-то еще просто не имело смысла.

По окончании университета я ожидаемо получила предложение работать в газете и согласилась. Так прошло еще три года, я стала одним из ведущих журналистов, мы с Катей купили, наконец, небольшую квартиру на окраине города. Она по-прежнему работала в медицинском центре, неплохо зарабатывала, но из-за постоянной занятости так и не устроила свою личную жизнь. Я никак не могла понять, чего не хватает мужчинам – Катя была привлекательной, стройной, спортивной, правда, характер испортился за эти годы. Но ведь если бы появился человек, который полюбил бы ее, все наверняка могло бы измениться. Но Катя на мои вопросы только качала головой: