Марина Крамер - Пластика души [litres]

После того как одна из кинокомпаний купила права на экранизацию двух моих романов и сняла по ним сериал, Вадим смог приобрести мне собственный дом. Через три года жизни в доме-интернате я обрела настоящее жилье и предложила Кате переехать ко мне, но сестра неожиданно отказалась:

– Я буду приезжать. Но жить останусь в нашей квартире, мне оттуда на работу быстрее добираться.

Катя лукавила. Теперь, когда мои дела так стремительно пошли в гору, я смогла подарить ей машину, хоть сестра и отказывалась.

– Ты ведь понимаешь, что мне тратить эти деньги некуда, – убеждала я. – Все, что нужно, у меня есть, на тот свет деньги не потащишь – надо жить сейчас. А ты единственный родной мне человек, так почему я не могу обеспечить тебе хорошую жизнь?

Но Катя не соглашалась, и со временем я устала спорить. Доходы мои росли, банковский счет пополнялся регулярно, но было кое-что, чего нельзя купить ни за какие деньги мира. Возможность самостоятельно передвигаться.

Когда, в какой момент я вдруг поняла, что Вадим меня обманывает? Даже не знаю. Но он вдруг изменился по отношению ко мне, в его голосе стали проскальзывать неприятные повелительные нотки, он начал вести себя со мной как с наемной рабочей силой. Со временем пришлось все-таки нанять девушку, которая записывала тексты и доводила их до удобоваримого состояния. Жила она в моем доме, осуществляла функции секретаря, сиделки и кухарки. Катя по-прежнему приезжала очень часто, занималась моим телом, категорически запретив Свете – так звали помощницу – подниматься в это время наверх. Мы как-то сразу не сказали, что Катя моя сестра, и для Светы она так и осталась врачом-реабилитологом.

Когда я сказала Кате о своих подозрениях относительно Вадима, она только усмехнулась:

– Ты такая наивная, сестренка. Думаешь, он для тебя старается? Нет, дорогая, он старается для себя. Отгрохал особняк, снял этаж в бизнес-центре, купил роскошную тачку. Вот сейчас ты думаешь, что он в Москву уехал, а он на Багамах отдыхает.

Не скажу, что меня это как-то слишком уж задело в тот момент, но потом я проанализировала каждое Катино слово и поняла, что Вадим не просто обманывает меня, а делает это с размахом, потому что я никогда не смогу ничего проверить. И не смогу ничего доказать – меня ведь, по сути, нет. Это открытие здорово разозлило меня, а злость в некоторых ситуациях, как известно, очень хороший двигатель и мотиватор. Я задалась целью непременно наказать Вадима за нечистоплотность.

Самое удивительное, что мой организм от этого всплеска злости вдруг мобилизовался, очнулся от многолетней дремы и стал отвечать на Катины массажи и манипуляции. Когда я начала шевелить пальцами ног, нашей радости не было предела. Однако когда эйфория прошла, я вдруг поняла, что никому об этом не скажу. И запретила делать это Кате.

– Мы сохраним это в тайне, понимаешь? Для всех я так и буду неподвижным инвалидом, до тех самых пор, пока не смогу – если смогу – ходить. И вот тогда Вадик, жлобяра, поплатится за все, что сделал.

Катя только головой покачала:

– Это будет очень нелегко. Как ты обманешь Светку, которая ухаживает за тобой?

– Слушай, я столько лет лежу бревном, что мне даже напрягаться не придется, – убеждала я, абсолютно уверенная в собственной правоте. – Ты только помоги мне, и мы с тобой уедем из страны, купим дом где-нибудь на побережье моря и начнем все заново. У нас еще столько лет впереди – неужели я так и буду горбатиться на Вадика, чтобы он жирел и богател? Ну нет! Я с ним рассчиталась за все, что он сделал, уже раз пятнадцать, так что хватит.

И Кате пришлось согласиться.

Я открыла в себе недюжинный актерский талант. Оказывается, не так просто прикидываться парализованной, когда ты понемногу начинаешь чувствовать себя иначе. Но я очень старалась, и Света так и не заметила происходивших с моим телом метаморфоз. Ничего не замечал и Вадим, которому, разумеется, дела не было до моего физического состояния – лишь бы продолжала выдавать вовремя романы. Он продолжал наглеть и за моей спиной заключил договор на еще один сериал, ухитрившись не заплатить мне ни копейки. Катя кипела от гнева, но я велела ей молчать и делать вид, что она ничего не знает.

– Потом, Катюша, все потом, – увещевала я возмущенную сестру. – Ничего не остается безнаказанным.

Но в один момент мой блестящий план начал пробуксовывать. Меня покинуло вдохновение, навалилась апатия, я неделями лежала в кровати, не надиктовав Свете ни строчки. Вадим забеспокоился, забегал – еще бы, если я не буду выдавать тексты, ему нечего будет отправлять издателю, не будет новых контрактов со студиями, не будет денег, к которым Вадик уже так привык, что считал только своими. Я же превратилась в расходный материал.

Однажды он привез мне какие-то таблетки, сказал, что обезболивающие – меня в последнее время стали мучить головные боли. Я выпила одну и – о, чудо… В тот день я не умолкала до ночи, Света не имела возможности даже в туалет отлучиться, только бегала пальцами по клавиатуре. Когда же я закрыла рот, чувствуя, как заболели голосовые связки, она выдохнула:

– Ну, вы даете…

Оказалось, что за день я надиктовала ей больше половины романа. О волшебных таблетках я ничего не сказала Кате, понимая, что она тут же их заберет, а мне необходимо было работать. Я дала себе слово не принимать их чаще раза в неделю и долгое время держалась. Кроме того, теперь по ночам я тренировалась в ходьбе – за два года Катя смогла-таки поставить меня на ноги, и теперь я заново училась ходить. Я делала осторожные шаги по комнате, держась за кровать, стол, стены, и испытывала такую радость от этого простого действия, что, казалось, больше ничего в мире не может обрадовать меня еще сильнее. Об этих упражнениях знала только Катя. От Светы я скрывала то, что уже могу не только двигаться, но и ходить, хотя приходилось терпеть и притворяться лежачей. Бедная ассистентка по-прежнему возилась со мной, а я даже не испытывала угрызений совести – знала, сколько денег из заработанных мной уходит на оплату ее усилий.

И Вадим… он с каждым днем становился все более невыносим, требовал больше работать, устанавливал такие сроки, что нормальному человеку и в голову не пришло бы, что роман может быть написан за такой промежуток времени. Таблетки я принимала все чаще, чтобы выдавать километры совершенно галлюциногенных текстов, я и сама видела, как с каждым днем они только ухудшаются. Но машина была давно запущена и работала как часы – книги издавались, раскупались, некоторые отбирались для экранизации. Страшно представить, сколько денег при этом оседало в карманах моего агента. Я же с каждым днем злилась все сильнее.

– Когда ты уже решишься? – спрашивала Катя, замечая, как я изменилась.