Марина Серова - Музей неживых фигур

– Но можно я хоть чуть-чуть посмотрю, как девочки задания делают? – взмолилась я, уже понимая, что сражение проиграно. Кузнецов отрицательно покачал головой.

– Нет. Порядки в институте устанавливаю не я, но, если таковые существуют, и студенты, и преподаватели, и посетители курсов обязаны соблюдать их. Если по уставу художественного заведения сказано, что «храм» открыт только для учащихся кафедры иконописи и лаковой миниатюры, не вы, ни я не имеем права нарушать правила. Если вы не согласны, ничем не могу вам помочь. Либо вы занимаетесь в тех мастерских, которые для этого специально отведены, либо покидаете институт. Выбор за вами.

– Хорошо. – Я развела руками, показывая, что все поняла. – Но тогда разрешите мне почаще заниматься, я хочу ходить на уроки каждый день. Пока я могу себе это позволить, но в любой момент у меня может образоваться срочный завал по работе, и я не буду посещать курсы. Если я приду завтра, вы не будете возражать?

– Приходите так же в два часа, – разрешил Роман Александрович. – Только завтра в это время аудитория будет занята первокурсниками с отделения художественной вышивки, они пишут акварелью. У них преподает Сергей Иванович Матвеев, я же целый день веду занятия в «храме», поэтому к вам смогу подходить редко. Если не хотите, приходите в четверг, на курсы, у меня как раз в этот день вечером вы одни.

– Нет-нет, я приду завтра! – заверила я его. – Буду работать самостоятельно, мы же так с вами договорились!

– Смотрите, чтоб только у вас не было претензий ко мне, – пожал плечами Кузнецов. – Сегодня будете продолжать рисунок натюрморта?

– Думаю, да, – неопределенно протянула я. Роман Александрович улыбнулся, дав понять, что я могу возвращаться в аудиторию, и закрыл за мной дверь на замок. Вместо того чтоб подняться на пятый этаж в мастерскую живописи, я спустилась вниз, к стенду расписания. Кузнецов сегодня вел до позднего вечера мастерство, то есть попасть в «храм» не представлялось возможным. Вздохнув про себя, я решила, что сегодня могу возвращаться домой. Я не собиралась начинать уродовать свой холст, все равно допоздна не просижу, рано или поздно Кузнецов попросит меня покинуть стены художественного заведения. Лучше спокойно подумать над делом у себя в квартире. Там хотя бы есть кофе и сигареты…

Утро выдалось мрачное и дождливое, и я с тоской думала, что мне снова придется покидать теплую и уютную квартиру, ехать в художественный институт и снова браться за карандаш. Честно говоря, двух дней мне полностью хватило для того, чтоб возненавидеть рисование и все, с ним связанное. Я сердилась и на себя, и на судьбу за то, что не могу наконец-то исследовать так называемый «храм», а потому топчусь на месте и не предпринимаю практически никаких действий по делу Куприянова. Все, что я узнала за эти два дня, – это то, как относятся к Кузнецову его студентки. Опять же насчет Светланы у меня только теории, не подтвержденные доказательствами. Камера не установлена, «жучки» проверять рано. Если я и сегодня не исследую мастерскую иконописцев, то стану всерьез сомневаться, а не утратила ли я чутье и сноровку в работе частным детективом. Раньше мне хватало и двух дней, чтоб достать нужную информацию, а сейчас, придется с этим смириться, я нахожусь в тупике.

Не помогала ни пятая за это утро чашка крепкого кофе, ни выкуренные одна за другой сигареты. Я бестолково сидела за компьютером, смотрела на имена студенток и преподавателей и абсолютно ничего не могла придумать. Все упиралось в этот несчастный «храм», будь он неладен! Смысла устанавливать прослушки и скрытую камеру в других местах я не видела, а воспользоваться отмычками пока не представилось возможности.

Оставив чашку кофе недопитой, я вышла из кухни и подошла к книжному шкафу. Достала мешочек с гадательными костями, которыми раньше пользовалась довольно часто. В последнее время я прибегаю к услугам высших сил гораздо реже, полагаясь на логику и свой трезвый расчетливый ум. Правда, иногда возникают ситуации, когда расследование заходит в тупик или я сомневаюсь в правильности собственных действий. Тогда в ход и идут мои гадательные кости, хотя, чтоб истолковать некоторые предсказания, требуется немалое воображение и абстрактное мышление. В принципе гадание – дело увлекательное, я могу бросить кости и просто так, на сон грядущий, а потом проверить на следующий день, сбудется ли предсказание.

Я мысленно задала вопрос, прав ли Куприянов в своих подозрениях касательно Светланы и Кузнецова, и наугад вытащила из мешочка три кости, подбросила их и внимательно склонилась над столом. Получившаяся комбинация – 27+7+23 – означала следующее: «Он обучит вас чему угодно, только не порядочности. Его самого этому никогда не обучали».

Что ж, вроде все ясно: если «он» – это Кузнецов, то предсказание явно говорит, что он поступает непорядочно, другими словами, крутит романы со студентками и совращает замужнюю Светлану. Значит, я на верном пути, и Куприянов не ошибается в своих подозрениях. Надеюсь, что мне удастся в ближайшее время добыть доказательства связи Светы с Романом Александровичем и можно будет не ездить каждый день на эти бестолковые уроки…

Группа девушек, учащихся на отделении художественной вышивки, состояла из семи человек. Я узнала студентку с высокой прической, за которой наблюдала в первый день моего посещения института. Похоже, она всегда забирала волосы в пучок, чтоб не мешались, только на сей раз кофточка на ней была не голубой, а бирюзовой. Еще я запомнила стройную красотку с длинными каштановыми волосами и короткой челкой. Остальные девушки были мне незнакомы, точнее, я не обратила на них особого внимания. Мое внимание привлекла высокая полная особа с властным и строгим лицом, которая совсем не походила на своих одногруппниц. Может, из-за массивного телосложения, может, из-за выражения лица девушка казалась старше остальных студенток. Рядом с ней сидела блондинка со стрижкой каре, на вид – простоватая и недалекая. У всех вышивальщиц в руках были планшеты с натянутыми на них белыми листами, на которых были изображены какие-то странного вида листья. То, что это именно разнообразные листья деревьев, я поняла только по их очертаниям. Внутри они были закрашены разнообразными узорами, у некоторых – просто поделены на неровные сектора, заполненные определенным цветом. Мольбертами девушки не пользовались, расположили свои работы на коленях. Вместо акварельных красок у всех на свободных стульях находились баночки с густыми колерами, наверно, гуашь или акрил. То ли они рисовали по воображению, то ли по фотографиям, но никакой наглядной натуры в аудитории не было. Про себя удивившись такой специфической работе, я заняла свое место возле натюрморта с вороном и распаковала холст на картоне.