Александр Трапезников - Ночные окна

Я покинул кабинет, но сначала заглянул в комнату слева, где только что манипулировал зажигалкой-фотоаппаратом Сатоси. Потрепанная дерматиновая тетрадь лежала на столе. Я тоже начал ее листать, все больше убеждаясь в правильности своих предположений. Хотя и ничего не мог понять из написанного. Это был не почерк – а какие-то куриные каракули: обрывки фраз, цифры, схемы, стрелки, физические формулы, даты… Причем некоторые даты перемежали цифровой и словарный ряд и явно относились к будущему. Например, мне удалось прочесть всего одну полузашифрованную фразу: «Апрель 2007 года. Испыт. пуш. ЭМБ-4. Где? Гибл. Австр. Или Яп. Еще нея. Мощн. ураг. Колосс, взрыв». Все это могло означать следующее: в апреле 2007 года пройдет испытание той самой электромагнитной пушки с биологическим ресурсом, о которой мне рассказал Тарасевич сегодня утром, а в результате последует «гибл.» (гибель) Австралии (или Австрии?) либо Японии, что «еще неясно»; затем «мощный ураган», «колоссальные взрывы».

Что же это означает в реальности? Параноидальный бред, вылившийся в «новую хронофутурологию» физика, или черновик его вполне трезвых мыслей, научных разработок, заметки «на полях шляпы», как говорится? В том, что потрепанная тетрадь принадлежала Тарасевичу, я не сомневался. И меня уже не удивляла сумбурность записей, их обрывистость, неряшливость изложения. Некоторые гениальные умы совершали свои великие открытия на бумажных салфетках в ресторане. Существует ли эта «ЭМБ-4» на самом деле – я не знал. Может быть, в своей секретной лаборатории Евгений Львович, действительно, занимался чем-то подобным. А вот что маленький японец фотографировал эти исчерканные страницы далеко не случайно – неоспоримый факт. Если только Сатоси сам не является параноидальным больным. Но непохоже, чтобы это было именно так. Скорее он просто искусно притворяется, а сам выполняет задание. Не из тех ли он людей, которые, по словам самого физика, окружили его в последнее время плотной «заботой»? Охотятся за его научными разработками? Похоже, я не ошибаюсь.

Но если дело обстоит таким образом, то все гораздо серьезнее и… опаснее. «Целее останетесь, если ничего не будете знать», – примерно так сказал мне накануне Тарасевич. И был прав. Как врачу-психиатру мне тут делать в общем-то нечего. Не мой профиль. Здесь замешаны государственные интересы, стратегические, да еще и возня спецслужб. Любого постороннего и шибко любопытного просто прихлопнут как муху. Сейчас я был уже готов поверить Тарасевичу, что он вынужденно скрывается в моей клинике. Как «прячется» здесь же и Сатоси, преследуя свою цель. А может быть, и еще кто-то, который отслеживает уже самого японца? Голова у меня, признаться, немного пошла кругом. Шпионские страсти не по мне.

– А вы не видели тут… – раздался за спиной голос Евгения Львовича, – ах, вот она где!

Я протянул ему дерматиновую тетрадь.

– Ваша?

– Конечно. Черновичок-с! Никогда не расстаюсь, а сегодня забыл здесь. Это моя новая хронофутурология.

Тарасевич сунул тетрадь в боковой карман лапсердака.

– Да не только, – сказал я.

– Что? – переспросил физик.

– Не только хронофутурология ваша, не только. Ею вы лишь намеренно прикрываете другое, более важное. Словно напяливаете на изысканный смокинг дурацкий балахон. Чтобы никто посторонний не догадался. Я не прав?

Тарасевич усмехнулся, повеселел.

– Ну, правы. Вы сегодня уже второй раз «ловите меня за руку». Экий же вы проницательный человек! Уважаю. Понимаете, вокруг меня слишком много охотников за моими мыслями. Так всегда было. А в последнее время – особенно. Но я же не могу все держать в памяти? Свихнусь и попаду к вам в клинику уже по-настоящему, всерьез. Вот и приходится порой разбавлять черновик всякой глупостью.

– Но в нем, как я полагаю, и много ценного, того, что может заинтересовать научные центры из других стран?

– Разумеется, – кивнул физик. – Не только научные центры, но и целые военно-промышленные комплексы, если точнее. Так-то вот, Александр Анатольевич. Однако у меня много черновиков. – И он похлопал себя по другому карману. – По одной тетрадке выводов не сделаешь. Общей картины не увидишь. Нужна совокупность знаний. – Тут уж он постучал себя по лбу: – Все же главные секреты я держу здесь.

– Но и тетрадками своими особо не разбрасывайтесь, – посоветовал я. – А то один человек тут уже совал нос между страницами.

– Да? – беспечно хмыкнул Тарасевич. – Я даже догадываюсь кто. Он как-то пытался вывести меня на нужную тему. Большой любитель сашими и суши. А также электромагнитного и биологического оружия. Угадал?

– Будьте с ним осторожнее, – сказал я. – Мне кажется, Сатоси – очень опасный человек.

– А другие-то ко мне и не лезут! – вздохнул Евгений Львович, словно уже давно привык к этому.

Судьба порой собирает в одном месте и в одно время людей, которые зачастую против своей воли начинают фонтанировать негативным излучением, аккумулировать отрицательную энергию, вокруг них происходит цепь событий и происшествий, подобных снежному кому, превращающемуся в стремительную горную лавину, что было бы невозможно в ином пространстве и отрезке времени. Почему так случается и в чем причина этой образующейся «черной дыры», готовой поглотить всех и вся, – я не знаю. Но всегда ощущаю эту концентрацию страстей, чувств, идей, мыслей и даже каких-то полумистических звуков, шорохов, запахов, зрительных миражей. И мне постоянно хочется докопаться до истины – что и кто за всем этим прячется? Вот и сейчас мне предстояло решить много психологических ребусов, число которых начинало достигать предела, попросту зашкаливать.

Я вытащил из искусственного камина сверток Елены Стаховой и направился в свой кабинет. В коридоре мне встретился Левонидзе, который искал меня. Вид у него был не самый лучший.

– Я вот что придумал, – громко прошептал он. – Надо провести у всех без исключения обыск! Ты не возражаешь?

– Конечно, возражаю, – ответил я, пряча сверток за спину. Но Георгий не заметил этого – его мысли были поглощены другим, – новой навязчивой идеей.

– Обыск необходим! – настойчиво повторил он, взявшись за пуговицу на моем пиджаке. – Как ты не поймешь? Это существенно расширит доказательную базу. Во-первых, у нас нет орудия преступления. Я еще раз осмотрел грот и лаз в катакомбы. Ничего нет. Наверное, убийца нож не выбросил, а оставил у себя. Видно, он чем-то ему дорог, раз не решился расстаться. А может быть, это не первое его преступление, совершенное именно этим орудием. И не последнее, – добавил Левонидзе, задумавшись.

– Хорошо, а что во-вторых? – спросил я, сам начиная нервничать.

– Серьги, колье, часики Ползунковой, – отозвался он. – Ежели убийца украл их, то где-то прячет. Поэтому… давай санкцию на обыск!