Александр Тамоников - Время мертвых

Он стонал, пускал слюни, хрипло сожалел, что не прибил меня в памятную ночь, сейчас бы с ним такого точно не случилось! Ну, подумаешь, нашел бы артефакт и сдох от инсульта… Он раскорячился на заднем сиденье, вытянув перебинтованную ногу, а я уже рвал рычаги, давил на газ, выезжая на перекресток к цирку. Светофор мигал желтым. Никого. Я перелетел перекресток, покатил дальше по Советской — мимо главного городского храма с поблескивающими куполами, мимо Нарымского сквера — зеленого оазиса среди кирпично-бетонных громадин…

Кривицкий на этот раз отозвался. Но выражал такое недовольство, словно я стащил его не с жены, а как минимум с первой красавицы Вселенной.

— Так, заткнись и слушай! — рявкнул я. — Я еду в сторону горбольницы, со мной раненный в ногу Рязанов, и меня самого чуть не подстрелили!

И далее по тексту — проблемы в музее, о которых ему лучше не знать (ПОКА не знать), чужаки, взломавшие мою квартиру, жаркая перестрелка, в которой враги тоже получили увечья; патруль ППС, который до сих пор может находиться у меня дома. А еще, возможно, брызги крови в подъезде…

— Развлекаешься, Ветров? — мрачно заключил Кривицкий.

— Да, скучно, девочки… Вадим, никто не заставляет тебя куда-то мчаться. Свяжись с врачами горбольницы, пусть встречают. Свяжись с патрульными — пусть хотя бы посмотрят за моей квартирой, пока не вернусь. Злодеев вы не поймаете, да и бес с ними, сам поймаю. И пусть избавят от утомительных допросов, выяснения обстоятельств, медицинских освидетельствований… Завтра тоже пусть оставят меня в покое, я все потом объясню!

— Слушай, я тебе Хоттабыч? — не понял Кривицкий.

— Нет, ты порядочный мент, которому небезразлична судьба школьного товарища и всех его близких. Все!

Дальше как в тумане. Ворота городской больницы № 1, изгибы бордюров, о которые я шоркал колесами, пандусы лечебного корпуса. Люди с носилками уже ждали. Рязанов ворчал, что и сам дойдет, но фактически не мог передвигаться. Его увезли готовить к операции, а я метался по приемному покою, злой, как барракуда.

Снова телефонные звонки: ругалась Варвара, которую я бросил, не предупредив; сердился Сергей Борисович — всегда невозмутимый, но сегодня дал волю эмоциям. Звонил Кривицкий, справлялся, не влип ли я еще куда. Моя квартира действительно вскрыта, но явного шмона нет, патрульные присмотрят за ней. Он поступился принципами — сказал дежурному в ППС, что меня нет в городе, телефон не отвечает, где меня искать, знает только Бог, и теперь я его должник до самой смерти! В музее в этот поздний час было тихо — сообщил Сергей Борисович. Охрана на месте, люди спят по очереди, попыток несанкционированных проникновений не отмечено.

Остатки совести не позволяли сбежать из больницы. Я провел там половину ночи. Потом возник зевающий хирург, объявил, что операция прошла успешно, но пациенту придется пару недель полежать, а потом полгода хромать.

Пациент лежал в палате с забинтованной ногой и смотрел на меня, как адмирал Колчак на свою расстрельную команду.

— Константин, прости, — взмолился я. — Кто же знал, что такое произойдет? Ну, давай, когда встанешь, тоже мне ногу прострелишь, и будем квиты?

Он не выдержал, засмеялся.

— Ногу, говоришь, прострелить? Помнишь старый анекдот, где два кретина дерьма задаром наелись?..

Картина «Возвращение блудного детектива» состоялась лишь под утро, когда уже серело небо. Моя машина тоже с трудом ковыляла. Власть на территории крематория пока не сменилась. Охранники посматривали на меня со смесью удивления и сочувствия.

Я доволокся до комнаты отдыха. Варвара не спала — скользнула ко мне в ночнушке, едва я переступил порог, обняла, застыла. И правильно, черт возьми! Зачем ругаться, скандалить?

— Ладно, иди в постель, — подтолкнула она меня к кровати. — Поспишь, а потом мы с тобой очень серьезно поговорим.

Засыпая, я слышал, как она включила компьютер, гремела чашкой, делая себе кофе. «А ведь уже суббота, 18 августа, — пронеслась последняя мысль перед атакой Морфея. — А ты, хренов сыщик, вообще никакой…»

Я очнулся в пятом часу пополудни, подлетел с кровати, стал метаться, кинулся к окну. Почему так темно? Всему виной оказались низкие тучи, которые на глазах меняли форму, растягивались, сжимались, принимали уродливые очертания. Стекло покрылось водяной пленкой — атмосферу за бортом насыщала плотная изморось.

Комок стоял у горла — нехороший знак. Словно что-то произошло или вот-вот произойдет. Я натянул штаны, рубашку, что-то еще, сполоснул лицо. Снова кинулся к окну, взглянул на мир другими глазами. Что-то недружественное витало в воздухе, сгущалось.

Варвара, впрочем, сразу отозвалась — и голос ее, к моему великому облегчению, звучал нормально!

— Проснулся, — неодобрительно хмыкнула она. — Из тебя потрясающий смотрящий за ситуацией.

— Что с ситуацией?

— Как ни странно, все тихо. Будем надеяться, само рассосется… если мы все правильно поняли.

— А подробнее?

— Утром ненадолго заходила полиция, снова опрашивали по убийству той парочки. У них, похоже, свежая информация, но они не делятся. О тебе не спрашивали. Рязанов лежит в палате под чутким присмотром медсестер. Звонил твой друг Кривицкий. Я не стала тебя будить. Музей закрыт, похорон сегодня нет по причине субботы. Охрана работает. Французские журналисты снимают свой фильм — сейчас они в музее, в дальнем зале на первом этаже. Не знаю, почему, но меня эта «бывшая русская» страшно бесит… Сергей Борисович с ними, уже несколько дублей сняли.

— А ты где?

— И я примерно там же…

— То есть все в порядке?

— Именно поэтому тебе и дали спокойно поспать.

Немного успокоившись, я почистил зубы, выпил кофе. Все равно что-то было не так. Комок давил на стенки гортани, плохо дышалось. Злые духи были здесь, рвались через защиту и ловушки, расползались по обширной территории, чтобы в нужный момент собраться и ударить…

Я вышел на улицу, прогулялся вдоль ограды с задней стороны здания. Там прохаживались охранники. Кто-то возился в нише колумбария — наводил порядок в последнем приюте своего почившего родственника. Строители вытаскивали мусор из здания крематория. Жестикулировал прораб Павел Афанасьевич, что-то внушая своим курящим подчиненным.

Спокойствие не приходило. Травматический пистолет покоился во внутреннем кармане ветровки. Я вспомнил, что выбил вчера всю обойму. Запасная находилась в автомобильном бардачке. Как она там оказалась, уже и не вспомнить.

Чертыхнувшись, я побрел на парковку. Здесь не было никого, кроме сторожа и нескольких машин. Завывал ветер, гнул молодые деревья за решетчатой оградой. Я забрался в салон, перезарядил пистолет. А когда пристроил его за пазуху и выбирался из машины, вдруг почувствовал себя очень плохо…