Александр Тамоников - Время мертвых

В это мгновение меня и пронзило. Оппоненты, на которых до «возвращения» работал Рязанов, до сих пор не выяснили, что за артефакт и с чем его едят. Не факт, что микрофон, содранный с сумки Варвары, принадлежал им. Он мог принадлежать их оппонентам, заинтересованным в сохранности артефакта и пребывании его в музее! По некоторым признакам они сделали вывод, что я знаю, о чем речь, но сами не знают, как не знали и раньше! В музее меня не взять, тем более не развязать язык. Там охрана, там стены, которые помогают. А вот если выманить… Вот дьявол! Это не фигуры, засевшие в тумане, это люди или человек, которого я постоянно вижу в музее или неподалеку, это те, кто, возможно, прикончили Тарапуньку со Штепселем…

— Константин, останься… — какого черта я вообще его потащил? Не в моих это правилах — рисковать посторонними! Но инерция работала. Я вынул ключ от домофона. Он оказался ненужным, домофон не работал! Почему?

Я распахнул дверь — она отъехала без скрипа, ее ничто не держало. Болталась сорванная пружина. Миниатюрный фонарик, травматический пистолет в правую руку… Я скользнул в темноту тамбура, фонарь не включал. Рязанов — за мной. Какого черта? Ведь сказал же ему…

В подъезде было тихо, свет не горел. Я нащупал нижнюю ступень, чтобы не споткнуться, на цыпочках отправился дальше. Остановился на площадке, придержал рукой рвущегося в бой Рязанова. И напряженно слушал. В подъезде царила пыльная, какая-то гнилостная темень. Словно картошку кто-то бросил, и она проросла… Почему никогда раньше этого не чувствовал?

Я осторожно включил фонарь — и сразу выключил. Озарился лестничный пролет на второй этаж. Я прошептал Рязанову, чтобы не лез вперед батьки, заскользил вверх. И встал, как вкопанный, на площадке между первыми этажами. Где-то выше с сухим щелчком открылась дверь. Мне ли не знать щелчок своей двери? В ушах надрывались колокола, мешали слушать.

Из квартиры кто-то вышел. Да не один человек и даже не двое! Тихие голоса. Но я готов был поклясться, что один из этих голосов я уже где-то слышал! Слова не различались, смысл сказанного ускользал, но тембр был очень знаком! Нет, не сейчас, само придет…

А дальше я снова дал серьезного маха! Они пустились вниз — быстро и неслышно. Возможно, знали, что мы где-то рядом. Информация запоздала — встреча в подъезде и для них оказалась неожиданностью! Мглистый свет заплясал по перилам. Они уже выруливали из-за поворота. Я оттолкнул Рязанова, включил фонарь, вскинул руку с травматиком. Пистолет негромкий — не та штука, что производит оглушающий эффект. И у них оказались «негромкие»…

Луч света выхватил из темноты сосредоточенную мужскую физиономию — вроде незнакомую. Эффект разорвавшейся бомбы! Он вскрикнул, отшатнулся, вскинул руку с пистолетом. Не травматик — отметилось машинально. Кто в своем уме станет наворачивать глушитель на травматическое оружие?!

Я выстрелил первым — дважды надавил на спуск. В ближнем бою — тоже оружие. Резинка попала в руку, сжимающую рукоятку, вторая — в плечо. Мужик ударился о стену, пятка соскользнула со ступени, ушибся мягким местом, покатился вниз. Но появился другой — он неплохо прыгал.

Я отшвырнул фонарь — и вовремя! Двойной щелчок, за ним еще один. А как же брать живым? Возможно, он метил по ногам, я не знаю. В темноте не разобрать. Пули искрили, рикошетя от стен. Я что-то кричал, палил из своего смешного пистолета, метался от стены к перилам. И Рязанов сзади кричал. Как-то отметилось мимоходом — вроде живой, не зацепило. А я опять попал! Стрелявшего отбросило к стене, он глухо ругался.

Топал третий. Я выбил на звук оставшиеся резиновые пули, метнулся назад, уткнулся в Рязанова. Он как-то тяжело сопел. Я схватил его за шиворот, стал толкать вниз. Он тормозил. Я волок его на себе, мы спрыгнули с последней ступени, вбежали в тамбур. Мы стали бы прекрасной мишенью для того, третьего — но он споткнулся, потерял драгоценные секунды. Я пнул дверь, она распахнулась, и мы вывалились наружу.

— Константин, ты что?

— Никита, меня, кажется, подстрелили… — кряхтел Рязанов. — В бедро попали, хорошо, если навылет…

Вот только этих новостей мне не хватало! Всю оставшуюся жизнь буду каяться за сегодняшнюю дурь! Он падал, нога не держала. Я подхватил его под мышки, поволок через подъездную дорожку. Он стонал, ухитрялся как-то прыгать на одной ноге. Мы перевалились через бордюр, я поволок Рязанова в кустарник, дальше — под ветки тополей.

Справа осталась детская площадка, темные горки припаркованных машин. Выстрелы не могли не слышать, но кто в своем уме вылезет интересоваться? Мы повалились в изнеможении. Рязанов пыхтел, держался за простреленную ногу. Я выдернул ремень из штанов, затянул выше раны. Хоть немного уменьшить кровопотерю… А из подъезда уже выбегали люди! Мутный силуэт прыгнул на подъездную дорожку, завертелся. Двое других едва передвигались, кряхтели, плевались. Резиновые пули тоже могут кое-что!

Уцелевший что-то злобно шипел на них, поторапливал. И неизвестно, чем бы все закончилось, не вырули из-за угла машина патрульно-постовой службы! «УАЗ» ехал без сирены, без проблесковых маячков — но главное, ехал! Я чуть не умилился — как же я люблю нашу полицию! Неприятеля словно ветром сдуло с подъездной дорожки. Они ушли к крыльцу, бросились в темень и как-то сразу стали маленькими, прозрачными, двинулись вприсядку вдоль цветочных кустов и охапок папоротника. Полиция их не заметила. Патрульная машина остановилась напротив подъезда. В салоне потрескивала рация, что-то бубнил дежурный. Обладатели кокард выбирались неохотно, подтягивали штаны. Обменялись парой слов и поплелись к подъезду. Ну, не было у меня времени вступать с ними в разъяснительные беседы!

— Константин, ты живой? Встать можешь?

— Да живой я… — огрызался подстреленный напарник. — Замечательно проводим ночь, Никита. Вот скажи, за что ты мне такое устроил? За то, что я тебе тогда на Железнодорожной по морде дал?

Не было времени раскаиваться. Я поднял его, схватил под мышки, поволок дальше — в темноту двора, из которой не доносилось ни звука. Узкий проезд между жилыми строениями, клумбы, кусты, за углом — «Террано», и слава богу, что люди с пушками, устроившие нам засаду, отправились не в эту сторону! Я загрузил Рязанова на заднее сиденье, прыгнул за руль. Выехав на Советскую, я пролетел квартал в сторону церкви Вознесения, встал в пустом парковочном кармане. Аптечку в зубы, вытряхивал бинты, заставил Рязанова стащить штаны. Мы вдвоем обматывали рану, вокруг которой пузырилась кровь. Рязанов сдавленно ругался.

— Терпи, боец, терпи, — бурчал я. — Рана сквозная, зацепила мягкие ткани, кости не задеты, жить будешь, бегать будешь! Ну, поваляешься в больнице неделю-другую, от тебя же не убудет? Тебе все равно где-то надо прятаться.