Анна Данилова - Crime Story № 05 [антология]

— Сергей Сергеевич, десять часов, — заглянувший в дверь Олег Георгиевич был мрачен, потому что орудие убийства за полтора часа так и не нашли. Если убийца прошел к стеллажам с книгами, то вполне мог спрятать его там, а это означает, что необходимо перерыть три больших зала.

— Давай отпустим свидетелей, — вздохнул Корольков и робко глянул на оперативника. Георгич на провокацию не поддался и на его уши смотреть не стал, потому что и так помнил: они большие и сверху прижаты к черепу. — Данные Игнатов переписал, досмотр провели, раскалываться никто не пожелал.

— Детские писатели — народ суровый, — сочувственно согласился оперативник. — Крепкий, закаленный в боях с детьми…

— И нахальный, — дополнил Корольков характеристику среднего детского писателя. — В комнатах куча народу, а товарищ входит, стучит Развратинскому по голове и выходит как ни в чем не бывало.

— Распутинскому, — поправил его Георгич.

— Один фиг, — махнул рукой Корольков. — Ладно, отпущу страдальцев, пусть к Новому году готовятся.

Когда полноватый, с двумя симметричными залысинами на висках мужик вышел в зал, разговоры стихли. Маша уставилась на следователя, ожидая чего-нибудь нехорошего, но вместо этого Корольков устало сказал:

— Товарищи, все могут быть свободны. На сегодня, — прибавил он многозначительно.

— Неужели вы за полтора часа так и не поняли, кто это совершил? — с возмущением осведомилась рослая девушка в майке с крысой. — Известнейший писатель убит, а вам лишь бы домой поскорее вернуться!

«И мне, мне домой поскорее вернуться!» — мысленно вякнула Маша.

Она со страхом посмотрела на следователя, ожидая, что сейчас он в одну секунду передумает и запретит им расходиться. Но тот устремил на рослую девушку неожиданно беспомощный взгляд, и Маше на долю секунды показалось, что сейчас он удерет из комнаты в паническом страхе. Видимо, то же самое показалось и девушке, потому что она, сменив тон, успокоительно добавила:

— Нет, я понимаю, конечно, что вы работали… Я понимаю. Вы не обижайтесь, господин следователь, просто все мы очень переживаем за Матвея Сергеевича!

— Вот лично мы не переживаем, — бессердечно сообщила на весь зал шоколадная брюнетка и встала с дивана. — Во-первых, переживать уже поздно, потому что он умер. Во-вторых, он был сволочь и импотент.

— Как вы смеете! — взвизгнула девица. — Как ваш язык повернулся!.. Он такое писал, а вы….

«Начинается», — с тоской понял Корольков.

— Вот именно, он такое писал, что лучше бы не писал вовсе, — вмешался юркий мужичок, в котором Маша неожиданно опознала хорошего сказочника, пару раз приходившего в гости к Хрюше и Степашке. — Мне теперь полгода будут фаллосы мерещиться во всех углах. Ваш Распутинский привил мне отвращение даже к киви, не говоря уже о бананах.

— Ну, бананы — вообще очень эротичный фрукт, — со знанием дела заметила Вика с акриловыми ногтями. — Это я вам как сценарист говорю.

— Да вы просто зашоренные ханжи! — обрушилась на них девица. — Вы не можете дойти до той степени свободы, раскованности, до которой дошел Матвей!

— И слава богу, что не можем, — решительно сказала Полина Лебедева, поднимаясь и подходя к вешалке, заросшей куртками и дубленками. — Мне, конечно, очень жаль, но я иду домой.

Все начали вставать со своих мест, не прислушиваясь к девице, по-прежнему что-то вещавшей о степени свободы. В наступившем шуме Маша уловила несколько реплик.

— Коринна Андреевна, что же дальше? — плаксиво спрашивала в углу Ниночка. — Нужно следующее собрание назначить…

— Да подожди ты, Нина, со своим собранием, — раздраженно отмахивалась заведующая. — Дай бог с этим разобраться.

— Коринна Андреевна, я вам очень сочувствую, — печально гудел Мастодонт — Рокотов. — Такое ужасное происшествие… в вашей старой библиотеке. Я понимаю, конечно, что это может быть смешно и некстати, но давайте я вам хотя бы новый стол подарю, что ли.

— Ах, Антуан Валерьянович, — растрогалась Коринна. — Все-таки галантный человек остается галантным в любой ситуации.

— Эх, не достанется «Детство Иннокентия» ни мне, ни Крамошину, — себе под нос пробормотал Эдуард Резцов, проходя мимо Маши.

«Ну почему же не достанется, — мысленно возразила Маша. — Если Распутинский уже заключил контракт на свою рукопись, то очень даже достанется».

И вдруг до нее дошло.

— Стоп! — громко сказала Маша, но в набирающем силу шуме на нее никто не обратил внимания. — Ну-ка все стойте!

Теперь ее услышали. Остановилась Полина Лебедева, прижимая к себе короткую светлую дубленку. Перестала вещать девица с крысой. Эдуард Резцов, Коринна Андреевна и дама по имени Вика смотрели на Машу с одинаково настороженным выражением на лицах. Все собравшиеся в комнате смолкли, обернувшись к ней и удивленно ожидая продолжения.

Маша не смотрела на них. Она смотрела на пухлого следователя, стоявшего около дверей соседней комнаты с заинтересованным лицом. «И что же дальше, голубушка?» — казалось, было написано на нем.

— Стол! — громко сказала Маша через весь зал, обращаясь только к нему. — Отчего опрокинулся пузырек с йодом?

— Убитый задел его головой, когда упал, — не задумываясь ответил Корольков.

Маша кивнула головой и вздохнула. Затем перевела взгляд на Антуана Рокотова, придерживавшего под локоть Коринну.

— Зачем же вы?.. — извиняющимся тоном проговорила она. — Зачем же вы так… про стол?

Мастодонт качнул чернявой головой, словно собираясь пробежать через зал и боднуть Машу. Потом выпустил локоть заведующей и поднял руку к глазам.

— Вы-ы?! — ахнула Ниночка, взвиваясь голосом на букве «ы» куда-то под высокий потолок библиотеки. — Не может быть!!! С чего вы взяли? — она направила длинный тонкий палец на Машу.

— Потому что Антуан Валерьянович только что предложил поменять в кабинете стол, — с сожалением сказала Маша. — Я это слышала своими ушами. Но никто не мог знать о том, что йод разлился по столу. Никто, кроме меня и Коринны Андреевны, которая опознавала труп… И убийцы. Ведь никто другой в кабинет не заходил.

— Коринна Андреевна, вы говорили кому-нибудь про йод? — живо спросил Корольков.

Та отрицательно покачала головой, и лицо у нее стало таким же желтым, как янтарные бусы на шее.

— Сволочь, — глухо проговорил Рокотов, проходя по залу и садясь на стул, на котором в начале вечера читал Распутинский. — Грязная развратная скотина. Неужели он думал, что я смогу пропустить эту подробность?!

— Какую подробность, Антуан Валерьянович? — осторожно спросила Маша.

— Р-р-родинку! — прогремел Мастодонт так, что вздрогнула девица с грызуном. — Ее родинку в форме листа клевера! Ах, я чувствовал, чувствовал, что не нужно было знакомить Настеньку с этим похотливым извращенцем! — простонал он. — Она молода, она ветрена, темпераментна, в конце концов! Конечно, она увлеклась! Но этот мер-рзавец! — Голос его прокатился по старому залу библиотеки как громовой шар. — Имел наглость сунуть мне свою бесстыдную книжонку с дарственной надписью! «Покорителю стихотворного Олимпа от покорителя женских сердец!» Разумеется, я его стукнул книжкой, — обыденно добавил он. — Каждый из вас, друзья, поступил бы так же.