Эдуард Маципуло - Подземные дворцы Кощея [Повести]

…Товарищ Муминов вернулся усталый, еще более недовольный.

— Был тайник! Да, да! Под мазаром! И нет его. Совсем недавно перенесли… Куда, хотел бы я знать! И кто?

На Коротышку накатил нервный, кудахтающий смех.

Меня привели в кабинет товарища Муминова. Уже стемнело, и на столе сияла на редкость чистая керосиновая лампа, разгоняя темень по углам.

Товарищ Муминов сидел в своем любимом кресле, обложившись бумагами.

— Хочешь, порадую? — спросил недобрым тоном. — Слух уже гуляет, будто ты знаешь, где хаза, и морочишь всем головы. Что на это скажешь?

— Мое дело слушать, что скажете вы… — пробормотал я, удрученный и слухами, и нехорошим тоном начальства.

— Я верю крепким фактам, ты знаешь. А факты…

— Фактам? — выкрикнул я.

— Спокойно, Надырматов.

— Хорошо, я спокойно…

Я выложил все, что думаю по поводу фактов, даже самых крепких, наикрепчайших — хоть вместо спирта глуши, хоть бомбы заряжай. Вообще-то я должен был молиться на факты, должен был добывать их упорно и кропотливо, как золото и алмазы. Но я уже не раз испытал на себе несправедливость и ложность многих фактов.

— Шайтан знает, до каких вредных суеверий ты договоришься, Надырматов, если не остановить тебя, — выслушав, заключил Муминов.

— Если хотите знать, Таджи Садыкович, все суеверия опираются на крепкие факты. Со свидетелями! С печатями!

— Дурной разговор, — поморщился товарищ Муминов. — Мысли какие-нибудь есть насчет хазы?

— Нету! Мысли хорошего обхождения требуют. А вы в чем-то подозреваете меня. Сплетни какие-то глупые слушаете. И еще…

— Хватит, Надырматов. — Он пододвинул к себе листок бумаги, аккуратно обмакнул перо в чернильницу. — А теперь скажи, сколько раз ты виделся с гражданкой Курбановой Адолят?

— Все-таки допрос, Таджи Садыкович?

— Повторяю, сколько раз ты виделся с гражданкой Курбановой?

— Только раз!

Товарищ Муминов аккуратно вывел на листе: «Отв: один раз!» Я увидел, что вопросы в протоколе были записаны заранее.

— Честно, Таджи Садыкович, что вы имеете против меня?

Он пододвинул ко мне тонкую стопку исписанных листков. Это были показания Назимбая, Хамидбая, Алимбая и всех прочих «баев» из Салимова семейства. Назимбай утверждал, что застал меня в саду с Адолят, причем она была голая и плакала. Назимбай хотел позвать на помощь, но я вынул наган и стал целиться ему в лоб. А потом дал Назимбаю денег и обещал жениться на обесчещенной девушке. Хамидбай тоже показал, что я угрожал ему наганом, когда я опять пришел на свидание с Адолят.

— Отпустите меня ненадолго, Таджи Садыкович. На день. Ну, до утра.

— Не терпится дров наломать? Ты уже наломал. Сиди тихо и способствуй дознанию.

— Таджи Садыкович! Вы же меня знаете, зачем же как врага…

— Дурной разговор. — Он опять обмакнул перо в чернила, посмотрел в протокол.

— Тогда, Таджи Садыкович, отвечать на вопросы отказываюсь.

— Это почему?

— Вы вашим фактам верите больше, чем сознательным бойцам. А что такое факты? Наговоры этих «баев» — факты?

— Ты молодой еще, Надырматов, горячишься. Вроде бы умно рассуждаешь, а копнешь поглубже — бешбармак из умных слов, и только. Запомни: люди — это и есть факты, а факты — люди. Ты не уважаешь факты, и выходит — не уважаешь людей. Почему вокруг тебя всегда буча? Потому что лезешь напролом. Хочешь видеть всех людей правильными, будто они прожили пятьдесят или сто лет после пролетарской революции. А строим-то светлое будущее не с пришедшими из будущего, а все с теми же — из вчерашнего. Вот такая лекция, Надырматов.

Разговоры о моих недостатках я воспринимал болезненно, и сейчас у меня пылали уши. Покаяться бы, протянуть начальству руку дружбы… Но вот какое дело — я уже догадывался о сути моих страданий! Если бы в моей голове был не бешбармак из многих мыслей, а уютно устроилась бы лишь одна мыслишка, уже кем-то выстраданная, опробованная, заработавшая право на жизнь, то дышалось бы мне легче. Товарищ Муминов диктовал мне, какая должна быть эта мыслишка. И я, конечно, заупрямился.

— Революция — это и есть бунт против фактов! Старых, отживших свое фактов! Посмотрите, какие могучие, проверенные, неопровержимые факты были! Российская империя. Триста лет Романовым. А эти трехсотлетние? Кто такие? Самые умные, самые правильные?.. Армии у них — самые непобедимые? Народы — самые счастливые? Боги — самые вечные? А оказалось — все вранье! Как же верить этим проклятым фактам?

— Ты говоришь об исковерканных фактах. Или подтасованных. А мы ищем настоящие факты, Надырматов.

— Показания Назимбая — какие факты, по-вашему? Те самые, которые вы ищете?

— Во всем разберемся, Надырматов. Не кажется ли тебе, что мы отвлеклись? Вернемся к делу.

— А мы уже вернулись. Назимбай все врет в своих показаниях. Это значит, кто-то из его родственников замешан в смерти Адолят. Она не могла сама… не могла, Таджи Садыкович! Дайте мне пару дней, и я…

Товарищ Муминов вдруг начал рассказывать о похоронах Адолят. Хоронили ее согласно обычаю в день смерти, и только мужчины, близкие родственники.

— Они поклялись отомстить тебе, Надырматов…

— Поэтому меня бережете? — Я не сдержался, фыркнул. — А допрос — это чтоб я не скучал? Ну ладно, Таджи Садыкович. Большое спасибо вам за заботу. А теперь отпустите меня. Честное слово, вернусь.

— Хватит дурных разговоров! Отвечай: когда ты виделся в последний раз с гражданкой Курбановой?

— Вы сами убедились, Таджи Садыкович; хазу перенесли. А что было до этого?

— Что?!

— Я сидел в камере, вот что. Сидел, думал и додумался: хаза в мазаре.

— Благодарность тебе выписать? Так?

— А что было до того? Смерть Адолят. А что было до смерти? Поиски подстреленного бандита, который приходил к Коротышке. Мы не потеряли ни секунды, прочесали махаллю вдоль и поперек. Бандит не мог уйти. Он же подстреленный. Тем более что в поисках помогало население. А какое население? Родственники Салима. Если бы они наткнулись на умирающего помощника Коротышки, то как бы поступили? Сдали бы его нам? Нет, конечно. Они начали бы его раскалывать: где хаза? Ведь Салим тоже знает, что хазу перенес сообщник Коротышки, что Коротышка ради этого и сдался.

— Хочешь сказать… из мазара все унесли… эти?

— Да! Благородное семейство. Продолжать? Так вот. Они уверены, что мне помогает шайтан, поэтому я обязательно найду хазу. Если, конечно, буду искать. Вы поняли, Таджи Садыкович? Если буду искать. Умерла Адолят, началось дознание, и я уже не ищу. Умерла в нужный им момент… Поэтому вы должны меня отпустить.

— Это все догадки, не факты. Мы их проверим. Ты мне лучше скажи честно, за что не любишь Курбановых? Ведь бедняки же, в заплатах и дырах.

— Думаете, они бедные оттого, что их баи грабили? Нечего у них было грабить, не дожили до такой жизни из-за большой лени. Всегда хотели на чьем-нибудь горбу ехать. Не народ это, не трудящиеся бедняки. В учебниках гимназии я читал про них, в Древней Греции их называли охлократией.