Эдуард Маципуло - Подземные дворцы Кощея [Повести]

— Скорей уезжайте! Кадыр-байбача и лихие люди опять в шалман собираются, за спрятанным оружием в горы людей послали. Наверное, грабить вас будут, ваши хурджуны…

Значит, никакое перевоспитание не подействовало? Придуривался курбаши или на самом деле хотел нажить по-новому, да звон в хурджунах не вовремя услышал? Коротышка, Салим с братьями Адолят, старики Курбановы, а теперь и Кадыр с шайкой… кто еще на подходе? Непременно еще кто-нибудь объявится. Звон-то по всей округе пошел, устоять трудно душонке затаившейся… Тут же забыли об амнистиях, клятвах, как только золотишком запахло, начали хвататься за оружие.

Хамракул заторопился. Я успел шепнуть девчонке, чтобы прихватила тот замечательный клубок ниток с толстой иглой. У меня уже появилась идея, как спасти хурджуны от искателей безбедной жизни. Но разве Хамракулу втолкуешь? Тем более со связанными руками. Он сейчас весь в подозрениях.

Телега была перегружена, поэтому Хамракул не взял с собой охрану — обоих представителей кишлачной власти. И лошадей в кишлаке не осталось, чтобы кто-то мог сопровождать телегу верхом, а на ишаках за ней не угнаться. Надо же было спешить и спешить!

Телега тяжело взбиралась на дамбу, по которой пролегала единственная кишлачная дорога. Мужчины, женщины, дети — почти все население кишлака — сопровождали нас, подталкивая телегу, стараясь прикоснуться к хурджунам, пощупать, что в них. Хамракул, кусая ус, следил, чтобы не вспороли хурджуны ножами.

— Всего-то тридцать верст, — он виновато взглянул на меня. — Ведь проскочим, а?

Но эти тридцать стоили всех ста.

— Надо что-нибудь придумать, Хамракул. А так не доедем, и не надейся.

Телега ходко покатила под уклон, люди побежали следом, постепенно отставая.

— Колеса выдержат, — сказал озабоченно Хамракул. — Только бы оси… Оси слабые.

— А теперь развяжи мне руки и послушай, что я придумал.

На его лице было написано недоверие. Ну, конечно же, злой язык Назимбая уколол его в душу, посеял в ней сомнения. Недаром говорят: колючка ядом страшна.

— Ну, Хамракулджан. Ты свое дело сделал, дальше я буду делать. Только не обижайся. Все будет хорошо.

— Что будет хорошо? — рассердился он. — Лучше не мешай! Сиди тихо, не то привяжу к телеге. — И девчонке: — А ты не прикасайся к нему! Отодвинься подальше, не то прогоню! Ты меня знаешь!

Хамракул — надежный джигит в бою и в походе. Но хурджуны до города ему не довезти. Ведь он терпеть не может хитростей. Ну почему я должен еще с ним бороться?

Хамракул выбрал окольную трудную дорогу, как будто Кадыр-байбача, Салим или другие ее не знали. Мы переходили вброд через горные ручьи и речушки, с трудом взбирались на безлесые пологие перевалы, за которыми, как правило, начинались опасные, долгие спуски. Нас трясло и подбрасывало. Адолят — или Мухаббат, кто ее знает — то и дело вскрикивала, вцепившись в крепежные веревки.

И в любой момент могли появиться те, кому не терпится завладеть хурджунами!

— Хамракул! — крикнул я. — Даже если нас не догонят, на Большом перевале они нас встретят! Большой перевал же не минуешь!

— Проскочим! — Хамракул обернулся, вцепившись в вожжи. Глаза бешеные. — Не может быть, чтоб не проскочили!

На глубокой рытвине нас так тряхнуло, что я чудом удержался на телеге.

— Падаю! Хамракул!

Он крикнул девчонке:

— Помоги ему!

Тонкая крепкая ручонка обняла меня за горло, и всхлипы защекотали мое ухо:

— Спаси нас, аллах милосердный, милостивый…

— Развяжи веревку! — шепнул я. — Зубами!

Еще раз телега подскочила, затрещав всеми суставами, и мы с Адолят чудом удержались на хурджунах. И хотя ей было страшно, она принялась за узлы на моих путах.

— Эй, Хамракулджан, послушай! Надо спрятать в хорошем месте все сокровища, ведь на перевале кто-нибудь самый хитрый нас обязательно поджидает, например, Кичик-Миргафур. Непременно надо спрятать, а потом вернуться с большой охраной…

— Нет! Не надо прятать. Они увидят нас без хурджунов и сразу начнут искать. Охотничьих собак приведут. Найдут быстро! Нельзя прятать!

— Но я же не все сказал, Хамракул!

— Будем пробиваться. Кони хорошие. А с Большого перевала до самого города — под гору, быстро поедем.

Я растер кисти рук и полез по хурджунам к Хамракулу, чувствуя под собой то острые углы, то мягкие подушки. Дорога уже стала пологой, когда я дотянулся до кобуры с наганом. Хамракул не ожидал нападения, поэтому наган оказался у меня в руке.

— Не шуми, Хамракулджан. Все будет хорошо. Я знаю, как спасти хурджуны, а ты нет, поэтому…

Он плюнул мне в лицо и спрыгнул с телеги. Кони, почувствовав свободу, тотчас перешли на шаг, затем потянулись к придорожным зарослям.

— А я-то мучился! — выкрикнул с ненавистью Хамракул. — Думал, хорошего человека обидел!

Я вытерся.

— Слушай внимательно, Хамракул…

— Лучше быть спиной клячи, чем другом плохого человека! Лучше пить расплавленный свинец, чем пить чай из твоей пиалы!..

— Некогда с тобой разговаривать, да и уши у тебя плотно заткнуты. На, держи! — Я бросил ему шапку, которую он машинально поймал. А я погнал коней во весь опор, крикнул Хамракулу на прощание: — Не нарвись на Салима или Коротышку!

Ну, о Кадыре-байбаче он уже знает…

Без Хамракула стало еще тревожней на душе. А если мне все-таки не удастся довезти хурджуны до города? Страшно подумать, что скажут товарищи, что скажет Хамракул… Было такое ощущение, что я попал в трясину и, вместо того чтобы выбираться из нее, лезу в самую глубину. Ну а что делать? Ведь иначе, без хитростей и без ссоры с Хамракулом, добро это не довезти. Даже до Большого перевала не довезти!

И в то же время во мне зрела какая-то мальчишеская радость, она заставляла сладко ныть и трепетать мою душу: сокровища-то здесь! Мы на них сидим! Какие-то непонятные теплые лучи пронзили нас насквозь — и меня, и девчонку. Вон как светится ее лицо. Это несмотря на страх светится, а что будет потом, если страх исчезнет?

Часа через два отчаянной гонки по бездорожью мы въехали в туннель из густых зарослей, внутри которого шумела мелкая, воробью по колено, речушка с каменистым дном. Адолят порывисто прижалась к моей руке.

— Что будет с нами дальше, Артыкджан? Догонят нас или нет? Ведь столько людей…

— Так кто ты? Адолят? Мухаббат?

— Как вам нравится, так и называйте.

— Если ты Мухаббат, то было две Мухаббат? Одну убили. Не сама повесилась, а убили!

— Нет, она повесилась. Все знают…

— Неправда. Ее тайно обмыли, прежде чем похоронить. А ведь самоубийц не обмывают, понимаешь?

Девчонка задумалась, погрустнела слегка, но я сказал, что сейчас некогда размышлять, а нужно хорошенько поработать и что без ее помощи я не справлюсь с этим делом.