Олег Финько - Живой смерти не ищет [Роман]

— Ну и модница ты, таких сейчас и в городе не сыщешь! Народ воюет, а она о красоте думает.

— Так не вечно воевать, чего же женихов отпугивать.

— Бойкая ты девка, не успели мы с тобой и на лавочке посидеть, а ты меня уже в женихи произвела. Под таким натиском я, пожалуй, и не сдержусь, дам вскорости согласие на законный брак.

— Тю, жених нашелся, — хмыкнула девушка, — тебе небось за тридцать? Да? Зачем мне такой старик. Я помоложе хочу, ровесника. А таких, как ты, у нас в бригаде пятьдесят человек. И получше тебя есть, им только мигни.

— Чего же ты в такой мужской монастырь работать пошла? Обидеть могут, принесешь в подоле, так мать из дому выгонит.

— Дурак ты, хоть и при должности. Я у них одна, они меня берегут, балуют, — похвасталась девушка, — а если кто только подумает ссильничать, так его братан в старый шурф сбросит. Стариков мой брат, бригадир.

— Чего же ты за мной по поселку гоняешься? — с обидой спросил Жарких.

— По делу, помочь тебе хочу, только у меня условие есть. Примешь, скажу, а нет, так иди себе с богом.

— Принимаю с ходу! — уверил ее Жарких. — Твое условие — мое условие, как у нас в роте один грузин говорил.

— Освободи Дарью, чего вы ее схватили? Как бандитку какую под ружьем держите, стыд какой!

— Думаешь, она не виновата?

— Мужики золото не устерегли, а на девку пеняют; что, слабее себя нашли? И отец с ней не разговаривает. Проклял, старый олух, а за что? За то, что она его от мук спасла? Ты вот после нашего разговора, только не сразу, а хоть через час, вернись снова в барак и потолкуй с Егором Паркаевым. Он сказал, будто хорошо знает одного из бандитов, даже имя его называл.

— Что же этот Паркаев такой несознательный? Пришел бы и рассказал сам.

— Он и хотел, а когда вы стали народ хватать, он испугался. Говорит, посадят ни за что ни про что, а у него в Аллах-Юне детишки.

— Как тебя зовут-то, девонька? Полчаса с тобой разговариваю, а все еще не познакомились, — протянул Жарких девушке руку.

— Еще чего придумал, за руки держаться, а если увидят, что скажут?

— Скажут, за руку девку брал — женись! Ты сама откуда, куда сватов засылать?

— Из Чертова Улова я, деревня таежная, в ста километрах отсюда. А зовут Надеждой, только мне твои сваты ни к чему, я ведь сказала, старый ты для меня. А ты что, на фронте был? Где это тебя, бедненького, так задело? — Она легонько, лишь на какое-то мгновение прикоснулась пальчиками к шраму на лбу у Жарких, и ему показалось, что боль в голове, беспокоившая его с утра, сразу утихла. Он потянулся к ней и тут же получил ощутимый толчок остреньким локотком.

— Но-но!.. Так помни, ты обещал Дарью отпустить. Похлопочи за нее. Хорошая девка, ей, кто понимает, так цены нету. И не замужем, понял?

— И ты не забудь, что меня Семеном зовут, а фамилия Жарких, — кричал он вслед.

Когда некоторое время спустя Жарких зашел в барак, к его огромному огорчению, Надежды там не было. Отсутствовал и Егор Паркаев. Бригадир Стариков сидел на краешке длинных, во всю стену нар и, опустив ноги в тазик с желтоватого цвета водой, громко кряхтел. Рядом с ним стоял огромный чайник, из которого вилась струйка пара.

— Понравилось тебе у нас, начальник? Или ты тоже пришел ноги попарить в пихтовом отваре? Садись, я подвинусь, жалко, что ли. У тебя работа не лучше нашей, весь день на ногах, да все вприпрыжечку. А пихтовый отвар боль и усталость снимает.

Тазик из-за его ножищ казался непропорционально маленьким, и Жарких улыбнулся.

— Попарил бы, да не поместимся. Ты лучше скажи, где Паркаев?

— Чего это он вдруг тебе понадобился?

— Разговор к нему есть, лучше с глазу на глаз, но могу и в твоем присутствии парой слов перекинуться.

— Вот чертова девка, болтанула все-таки! Ведь просил ее, не вмешивай мужика и сама подальше будь, нет, мокрохвостая, влезла. В шурфе Паркаев, где ему еще быть. Со смены придет, пришлю его к тебе в клуб. Только ты не стращай мужика, попробуй понять его. Вот прибрось: не дай бог вы не поймаете банду, а в ней узнают, что Паркаев вам наболтал. Этого он и боится.

— Поймаем, Стариков, обязательно мы их поймаем. Я вот удивляюсь, как это вы их прошляпили. Восемьсот работяг на прииске, а десятка ублюдков побоялись.

Стариков усмехнулся:

— Да если бы мы в это время в поселке были, от них мокрого места не осталось бы, потому они и выбрались утречком, знают, что с рабочим людом лучше не связываться. А вот вас они долго будут по тайге водить.

— Почему это ты так решил?

— Тайги вы не знаете, понаехали, понимаешь, из города. Пока вы тут кого попало хватать будете, они за тридевять земель ускакают. А вы попытайтесь к старателям с душой подойти, с тонким обращением, помощи у них попросите, не стесняйтесь, они с охотой помогут. В тайге ворья не любят. Если понял, иди с богом. И еще, паря, совет на прощание: к Надежде больше не подходи, не смущай девку разговорами.

— Да ты откуда знаешь?

— А у меня свои энкэвэдэ есть, когда надо — докладывают.

Вечером в клуб пришел Егор Паркаев.

— Знаешь, зачем я тебя сюда позвал? — поинтересовался Жарких.

— А чего ж не знать, — открыто улыбнулся Паркаев, — Денис Стариков рассказал, велел обо всем доложить. Так что спрашивай, чека.

— Кого из банды знаешь?

— Гошку знаю.

— А фамилия как? Где познакомились? Как он выглядит? — поторопил его присутствовавший при разговоре капитан Богачук.

— Фамилии не знаю, — пожал плечами Паркаев. — Слышал, что он из Якутска родом, но в наших краях часто бывал и раньше. Он по знакомству коронки делает, зубы вставляет. Отсюда и кличут — Зуботехник.

— Как вставляет, в больнице или нелегально? — заинтересовался Жарких.

— Раньше, говорили, в больнице работал. А потом с золотом связался, его и посадили. Сбежал он вроде. У нас в районе про него всякое болтали.

— А как выглядит?

— Лысый такой, а в середине головы плешь светлым пятном выделяется.

— Он! — переглянулись офицеры. — Гошка косолапый, ногами внутрь загребает? — вдруг уточнил Жарких.

— Ага. Коронки он делает хорошо, ничего не скажу. А зубы дергает больно. Меня мужики предупредили, ты, говорят, терпи, не подавай вида, что тебе больно, и кричать не вздумай, а то он заводной, как почувствует, что клиенту страшно, так с подковыркой рвет, подольше; бедняга до визга доходит, а ему в радость. Псих, одним словом, но мастер хороший. Во-о-о, — ощерился мужик, — поставил мне зуб с коронкой, так я никаких хлопот уже несколько лет не знаю. Но избави меня господи еще раз к нему в руки попасть! Говорят, что старика кассира Гошка до смерти запытал?

Когда Паркаев ушел, Жарких сообщил капитану Богачуку:

— Выходит, Витя, я тоже знаю этого Гошку. Хорошо знаю, его фамилия Налимов. Мы с ним в одном общежитии в Якутске жили. Не помню, рассказывал тебе или нет? До армии я в строительном управлении работал, сначала печником, потом в бетонщики перебрался. Мы с Гошкой недельки две даже в одной комнате квартировали, а потом он нашему коменданту чуть ли не всю челюсть у себя в поликлинике привел в порядок, тот его за такую услугу поселил отдельно в комнатушке. Когда ребята подняли шум, комендант пояснил: мол, медик, и лекцию может прочитать о достижениях медицины, и любому врачу порекомендовать внимательнее относиться к работникам нашего управления, и медицинский бюллетень в общежитии выпустить. Я был доволен тем, что он отселился. К нему столько народу приходило, хоть караул кричи. Кто за консультацией, кто с просьбой без очереди на протезирование устроить. А мне его гости учиться мешали, я тогда вечернюю школу кончал. Он как ключи от своей комнаты получил, так попросил меня ремонт в ней сделать, я от радости, что он уходит, ему даже накат на меловой основе сделал. Это, знаешь, какой шик — накат елочкой! Хотел мне деньги за помощь дать, но я отказался, неловко как-то было со своего брать. Ну, говорит он мне, если зуб заболит или зашатается, приходи, по знакомству так вырву, что и не заметишь.