Джефф Зентнер - Дни прощаний

А вот и первый признак того, что тут живет кто-то моложе сорока. Стены темно-серого цвета, покрытые плакатами групп, о которых я никогда не слышал, – блэк- и дэт-метал-групп со скелетообразными замороченными логотипами, в которых почти ничего не разобрать. Одна из стен похожа на музей гитар, на ней висят четыре электрогитары и две акустические.

На полу валяются черные джинсы и черные футболки, тоже с названиями групп.

Я переступаю через что-то из одежды.

– Музыкант, да?

– Как ты догадался? Ну, а что насчет тебя? Какая фишка привела тебя в Нэшвилльский колледж искусств?

– Писательство. Беллетристика.

– Круто. Хочешь быть нашим писарем?

– Конечно. – Я достаю свой ноутбук и сажусь за стол Эли.

Эли снимает акустическую гитару и садится на край кровати.

– Ты не против? Я лучше соображаю, когда играю.

– Вперед.

Он начинает играть, демонстрируя пальцевую технику. Сразу становится ясно, как он попал в Нэшвилльский колледж искусств.

– Итак, – говорит он, – мы должны предсказать технологию будущего…

– И как она повлияет на наши жизни.

– Чувак, я рад, что нас назначили партнерами. Это должно быть как раз по твоей части.

– Жаль, но я не пишу научную фантастику.

– А о чем пишешь?

– В основном мрачные южные штуки [9] Южная готика (англ. Southern Gothic) – литературный жанр, развившийся в США в первой половине XX века и вобравший в себя многие элементы классического готического романа (склонность к макабрическому, гротескному, иногда мистическому), но при этом неразрывно связанный с бытом и традициями американского Юга. .

– Клево. Я люблю мрак.

– Кто бы мог подумать?

Он смеется.

– Может, нам стоит объединить усилия как-нибудь? Ты напишешь текст, а я музыку.

– Я не против.

– Отлично. Итак, в будущее. Моя мама однажды рассказывала о том, как ученые вырастили человеческое ухо на спине мыши. Об этом писали в одном из ее медицинских журналов.

– Да ладно! Противно.

– Ага. Но круто.

– А что если когда-нибудь вырастят, ну, скажем, полноразмерный мужской член на мыши?

Ну, вот и все. На следующий день Эли обедал со мной и Блейком, а не с Адейр. И так каждый день после этого.

Дверь нам открывает Мелисса. Она одета для прогулки – спортивные штаны, обувь для бега и флисовая жилетка. Кудрявые темные волосы собраны в хвост. Помню, Эли говорил, что она фанатка бега. Взгляд у нее такой же, как у Наны Бетси, – отсутствующий и печальный.

– Заходите. Рада вас видеть.

– Привет, Мелисса, – говорю я. Вроде бы неправильно обращаться к нейрохирургу на ты, но Эли и Адейр всегда звали родителей Мелисса и Пирс, так что…

Дом по большей части остался таким же, каким я его помню. Даже пахнет так же – мама Эли любит свечи со смешанным ароматом черного чая, листьев табака и кожи, – и это вызывает еще больше воспоминаний.

Я замечаю знакомое выражение боли на лице Джесмин.

– Эй, – шепчу я.

– Эй, – шепчет она в ответ.

Мы идем за Мелиссой на кухню. На тарелке высятся башни из разного печенья и круассанов. Она предлагает нам угощаться.

– Здесь любимая выпечка Эли из пекарни «Provence». Мы ходили туда каждое субботнее утро, когда я не работала и если была хорошая погода. С Адейр мы ходим до сих пор. Джесмин, ты же как-то раз ходила с нами?

Она кивает.

– Я ела шоколадный круассан.

– Они тут тоже есть, – говорит Мелисса.

Мы с Джесмин берем себе по круассану и начинаем есть, пока Мелисса молча готовит свежий апельсиновый сок и ставит перед нами по стакану.

– Пирс тоже будет? – спрашивает Джесмин.

– Ах… да. Он вышел по делам. Должен вернуться с минуты на минуту.

– А что насчет Адейр? – неуверенно спрашиваю я. – Она придет?

Меллиса вздыхает и чуть запинается.

– С Адейр… все непросто.

Ух ты, неужели?

– Мы ее позвали. Она отказалась. Решила переночевать у подруги, – продолжает Мелисса. – Сейчас она там же. Она не готова для всего этого. С близнецами все по-другому. Мы с Пирсом никогда не понимали их связь. Да и как мы могли бы?

– Сегодняшний день не сделает все только хуже? – спрашивает Джесмин.

Мелисса отворачивается от нас и протирает уже и так чистую пеструю гранитную столешницу.

– Забавно на самом деле. Она настаивала на том, чтобы мы провели день прощания, однако сама присутствовать не захотела. Но мы решили пока не развеивать прах Эли. Не без Адейр. Это мы сделаем в другой раз.

Почему Адейр хочет, чтобы ее родители это сделали? От этого мне должно стать легче, но не становится.

– Мы можем все отменить, если хотите, – говорю я.

– Нет, – отвечает Мелисса тихо, но уверенно. – Я хочу это сделать. Нужно разобраться со своими чувствами. Вы оба знаете об Эли то, чего не знаем мы или Адейр.

Она поднимает стеклянную банку, наполненную песком яркого цвета.

– Мы развеем у водопада вот это. Это первое, что для меня сделал Эли, еще в садике. Здесь его творческая энергия. Такой и будет наша церемония.

Воздух заряжен напряжением. Семья Эли и раньше не была мягкой и пушистой. Доедая угощение, мы с Джесмин периодически обмениваемся ободряющими взглядами.

Примерно пять минут спустя слышно, как открывается входная дверь, и появляется Пирс. Он выглядит измученным, до смерти уставшим, исхудавшим, особенно осунулось лицо.

– Всем привет, – говорит он. И хотя у меня нет синестезии Джесмин, для меня его голос звучит как серый.

– Привет, – шепчем мы почти в унисон.

Пирс подходит и чмокает Мелиссу в щеку. Та улыбается одними губами, скорее сжимая их, чем поднимая уголки.

– Угощайся, – говорит Мелисса.

– Я не голоден, – отвечает Пирс.

– Спасибо вам, что решили провести день прощания, – говорит Джесмин. – Рада вас снова видеть. Я скучала.

Мелисса дарит ей более теплую улыбку.

– Мы тоже по тебе скучали. Нам нравилась твоя компания.

– Итак, – говорит Джесмин, – не знаю, что из этого получится, но могу рассказать вам о том, как мы с Эли познакомились, если хотите.

– Мы бы очень хотели об этом услышать, – говорит Пирс. – У нас лишь смутное представление, и только по версии Эли. Не по твоей.

Джесмин делает глоток апельсинового сока и вытирает рот.

– Я заметила Эли в рок-лагере в самый первый день. Нас всех собрали в зрительном зале. Вожатые пытались научить нас панк-рок-аэробике, но я постоянно отвлекалась, глядя на него. Он сидел прямо передо мной. Я подумала, что у него красивые волосы. Длинные, темные и кудрявые. Он напомнил мне Джона Сноу из «Игры престолов».

– Я так боялась, что у него будут мои волосы, – говорит Мелисса. – И, разумеется, так и случилось. Эти постоянные драмы с расчесыванием в детстве.

Джесмин продолжает.

– Я не заморачивалась, я была там ради музыки, а не в поисках парня. Но в любом случае нас стали распределять по группам, и конечно…