Джефф Зентнер - Дни прощаний

– …был после выступления в рок-лагере. Мы тусовались за сценой, а люди расходились. Народу было много, но почему-то в тот момент, когда я пошла в гримерку за синтезатором, там был только Эли. Он забирал свои гитару и усилитель. И мы похвалили друг друга и каким-то образом оказывались все ближе и ближе. Из-за этого я так нервничала, но мне это понравилось. Такое же чувство, как на сцене. И потом мы просто… поцеловались. Не помню, кто был инициатором. Может, мы оба. Это был быстрый поцелуй, мы услышали, что кто-то идет. Но я помню, как весь день смеялась без причины. Родители, наверное, подумали, что я накурилась.

На самом деле рассказ Джесмин вызывает у меня чувство неловкости. Не уверен, почему. Это не похоже на вину или печаль. Что-то более стыдное и незрелое.

Но, похоже, на Пирса и Мелиссу история производит противоположное впечатление. Лицо Пирса немного оживляется. Мелисса смеется.

– Я помню тот день. Эли был такой веселый и легкомысленный, и мы подумали, что кто-то из ребят покурил после шоу. Пирс, помнишь?

– В машине нам даже не пришлось воевать из-за музыки. Редкий случай. Я не думал, что он был накуренный или что-то в этом роде. Я решил, что это эйфория из-за выступления.

У Джесмин печальное, отсутствующее выражение лица. Кажется, она смотрит на банку.

– Раньше я никого никого не целовала всего лишь после недели знакомства. Никогда. И, наверное, никогда не поцелую.

– Я могу сказать, что вас связывало нечто особенное, – говорит Мелисса. – Казалось, между вами была какая-то невероятная химия и дружба.

– Нам было хорошо вместе. До… до самого конца.

Я чувствую себя так, будто истекаю кровью. Может, исцеление подобно хирургической операции, когда, чтобы вылечить старые раны, нужно нанести новые. Надеюсь, это все не зря.

Разговор иссякает и умирает. Мы заворачиваем на стоянку, чтобы сходить в туалет и размяться, хоть и ехали всего час.

Пирс стоит у внедорожника, все так же прижимая банку к груди.

Я наблюдаю, как он устало смотрит куда-то вдаль, и понимаю, что есть и еще одно отличие у этого дня прощания. Мне не хочется ни в чем сознаваться, как это было с Наной Бетси. Хотя я и чувствую, что Пирс от меня ждет признаний. И даже чувствую в нем какую-то часть желания Адейр услышать мое признание.

Пирс садится за руль, а Мелисса держит банку Эли. Я размышляю о том, какой могу внести вклад, какое откровение могу предложить. На ум ничего не приходит. В голове – пустота, и нет ни одной мысли, за которую я мог бы уцепиться.

Пирс ерзает в кресле, как будто хочет что-то сказать.

– Теперь каждый раз, как сажусь за руль, последние моменты жизни сына не дают мне покоя.

Мелисса неодобрительно шепчет:

– Пирс…

– Я представляю, что видел сын в последние доли секунды с момента, когда грузовик появился в его поле зрения, и до того момента, пока там остался только он.

– Пожалуйста, не будь таким мрачным. Не сегодня.

Пирс горько и язвительно ухмыляется.

– Ага, ведь наш сын Эли, который одевался исключительно в черное и в четыре года просил почитать перед сном «Страшилки, которые нужно рассказывать в темноте», был бы сильно оскорблен моей мрачностью.

– Я не про Эли говорю.

– Извини, а о ком тогда этот день?

Мелисса мотает головой и поднимает руки в умоляющем жесте – «прекрати, я больше не могу».

Я на полную включаю доктора Мендеса.

– Все в порядке, – говорю я. – Мы… я справлюсь, если разговоры об этом помогают. Не волнуйтесь обо мне.

– Я тоже в порядке, – добавляет Джесмин.

Пирс ловит мой взгляд в зеркале заднего вида и решительно кивает. А потом смотрит на Мелиссу с видом победителя.

Она смотрит вперед и игнорирует его.

– Тогда говори, что хотел сказать. – Она отвечает ледяным тоном.

Я и раньше присутствовал при интеллектуальных спорах Пирса и Мелиссы. В доме Эли это было частью обстановки. Но этот выглядит куда более острым и личным. Неожиданно мне захотелось, чтобы доктор Мендес действительно был тут вместо моих попыток его имитировать. Интеллектуально он равен им обоим и мог бы разрядить обстановку.

– Мне интересно, осознавал ли он хоть немного, что происходило, жило ли его сознание хотя бы пару секунд. Или в одну минуту все было ярко и обычно, а в другую все покрылось чернотой.

– Ну хорошо. А – как ответ на этот вопрос изменит хоть как-то твою жизнь, и Б – как, черт подери, эти ребята должны помочь тебе на него ответить?

– Я не задаю вопроса, Мел. Я просто сказал, что мне интересно. Мне нельзя выражать любопытство по поводу чего-либо рядом с кем-то, кто не может полностью его удовлетворить?

Мелисса хочет ответить.

– Эли верил в Бога, – выпаливаю я.

Все мгновенно замолкают. Все будет отлично, если мы с Джесмин продолжим вспоминать драматические откровения каждый раз, когда Мелисса и Пирс начинают друг на друга набрасываться. Джесмин тоже выглядит заинтересованной.

– Наверное, – продолжаю я. – В каком-то смысле.

Пирс выглядит смущенным.

– Нам он такого никогда не говорил.

– Может, потому что ты выставлял религиозных людей идиотами при каждой возможности, – отвечает Мелисса.

– Это совершенно несправедливо.

Я говорю громче:

– Как-то раз – не помню, чем мы занимались, может быть, собирались в кино, – мы с Эли разговаривали в машине. Не помню точно, как мы переключились на эту тему, но заговорили о Боге. И так как я знаю, что вы атеисты, я удивился словам Эли: «Что если существует Бог, куда больший и могущественный, чем что-либо еще, и он создает вселенные, наподобие кораблей в бутылках, и неважно, насколько далеко ты сможешь дотянуться или посмотреть, но ты не сможешь потрогать или увидеть то, что снаружи бутылки. И ты не знаешь, что Бог существует. Нет никакой возможности доказать его существование. Но он есть. Ну, или вся наша вселенная – огромная компьютерная программа, которую запустил Бог». Так что да. Наверное, он верил в Бога.

– Что ж, он допускал возможность существования бога. Что не обязательно делало его верующим. Это сделало бы его агностиком. – У Пирса уязвленное и раздраженное выражение лица. Судя по опыту раскрытия новой информации Нане Бетси, я, скорее всего, могу понять, о чем он думает. У Мелиссы похожее выражение.

– Карвер имеет в виду , если я его правильно понимаю, что Эли не всегда разделял наши убеждения и создал свои. Этого я о нем не знала. Как, очевидно, и ты.

– Хотел бы я, чтобы он с нами об этом побеседовал, – говорит Пирс.

– Хотела бы я, чтобы у нас была для этого благоприятная атмосфера, – отвечает Мелисса.

Пирс трясет головой.

– Не думаю, что в этом кто-то виноват, – замечаю я. – Кое-что Эли всегда держал в себе. Ну, или мог поделиться только с одним-двумя людьми…