Джефф Зентнер - Дни прощаний

Я как-то потихоньку в нее влюбился. Незаметно для себя. Как солнце, идущее по небу. Это чувство проникло в мое сердце, как стебли лиан перебираются через каменную стену. Оно захватило меня, как река в половодье.

Может, любовь, как и вода, тоже находится в непрерывном цикле, меняя форму.

В какой-то момент между ударами сердца, когда я не думаю о последствиях, мне снова кажется правильным держаться за что-то такое свежее и живое среди всего серого и бледного. Как, наверное, иногда то, что кажется дорогой в закат, на самом деле приводит к рассвету.

Всего момент между ударами сердца.

Щебетание оживленных голосов, звучащих дальше по тропе, прерывает наши размышления. Мы направляемся к стоянке. Пирс первый. Затем Мелисса. За ней Джесмин. Последним иду я. Мы киваем, проходя мимо веселящихся туристов, которые, смеясь, спускаются по тропе.

Но когда я смотрю на идущую впереди Джесмин, я моментально забываю про все вокруг и думаю лишь о том, что меня мучит. Ты не можешь ее любить. Ты не можешь ее любить. Ты не можешь ее любить! Ты только что растворил творческую энергию Эли в воде, как шипучую таблетку. Ты не имеешь никакого права ее любить. Ты не можешь ее любить.

Джесмин поворачивается, словно почувствовав мой взгляд.

– Я вспомню еще много всего, что хотела бы сказать, но не сказала, – говорит она.

Она дожидается меня, чтобы мы могли пройтись вместе. Пирс и Мелисса ждут у входа на тропу.

– Мне нужно в туалет перед тем, как мы поедем обратно, – говорит Мелисса. Они с Джесмин отправляются в женский туалет.

– Мы, наверное, тоже сходим, – говорит Пирс.

Мы с ним идем в мужской туалет. Делаем свои дела и моем руки над раковинами рядом друг с другом. Он ловит в зеркале мой взгляд. Глаза у Пирса запавшие, тусклые и серые.

– Я рад, что у нас есть секунда-другая наедине, – говорит он. – Хочу снять кое-какой груз с души.

Естественно, я готов наложить в штаны. Хорошо хоть туалет рядом. Я медленно выключаю воду.

– Эм… Хорошо.

Пирс продолжает смотреть на меня в зеркале. Он вытирает лицо.

– Мне нужно быть с тобой откровенным, как я понимаю, сегодня мы не вешаем лапшу на уши.

– Понятно.

– Я не совсем примирился с тем, какую роль ты сыграл в смерти Эли.

Эй, нас таких двое. И по поводу смерти для меня сейчас это неплохой вариант. Но я взываю к доктору Мендесу и слушаю, стремясь к его невозмутимости.

Пирс продолжает.

– Я ни в коем случае не разделяю позиции Адейр. Видеть, как ты страдаешь от правовых последствий обвинения, мне покоя не принесет. И все же, Карвер. Ты должен был написать Марсу именно в тот момент? Я изучаю исторические причины и следствия целыми днями. Думаешь, для меня легко пережить смерть сына?

Кровь стучит у меня в ушах, и я испытываю такое чувство, словно что-то тяжелое вот-вот обрушится на меня. И все же никаких позывов к откровениям, как было с Наной Бетси или с доктором Мендесом. Наоборот, я хочу рассказать ему о Билли Скраггсе. О Хиро Такасагаве. Нелепо. Я хочу себя защищать.

Я открываю рот, чтобы попытаться заговорить.

Пирс пристально и грустно смотрит на меня в зеркале.

– Ну?

– Я… Я не… Простите меня. Простите.

– М-да.

Я начинаю двигаться по направлению к двери.

Он поворачивается и смотрит мне в лицо, придвинувшись так близко, что я чувствую его металлическое дыхание, как будто он облизывал монеты. Его грусть расплавилась в бледно-синем пламени.

– И еще кое-что. Довольно очевидно, что вы с Джесмин сблизились – куда больше, чем было бы возможно, если бы моего сына не убили. И я не имею права говорить кому-либо из вас, как поступать. Но я очень не хотел бы когда-нибудь увидеть или услышать о том, что ты сошелся с подругой моего мертвого сына. Потому что, как минимум, ты не должен извлекать какой-либо пользы из его смерти.

Голос Пирса напряжен от какого-то чувства, которое я не могу определить словом. Может, у этого чувства и нет названия.

Он не ждет ответа, а разворачивается и уходит.

И что-то тяжелое обрушивается со шкафа. Ощущение, что я заживо погребен под толщей речного льда, охватывает меня, как гигантская стальная пневматическая клешня. Я качаюсь на ослабевших ногах и хватаюсь для опоры за раковину.

Воздуха.

Воздуха.

Воздуха.

Дыши.

Дыши.

Дыши.

Ноги подкашиваются. Кости и мускулы превращаются в желе. Я опускаюсь на грязный (очень надеюсь, что это только грязь) пол, опираясь на кабинку. И буквально молюсь, чтобы никто не вошел и не увидел меня в таком состоянии.

Несколько минут спустя я слышу, как кто-то осторожно чуть приоткрывает дверь.

– Карвер? – Это Джесмин.

– Да? – слабо отзываюсь я.

– Как… ты там? Все в порядке?

– Эм… – Да все отлично. Наслаждаюсь обстановкой. Тут прекрасный букет ароматов. Земной, мшистый, с тонкими нотками писсуара и сосны. Я слышу, как Мелисса говорит что-то Джесмин.

– Почему-то, – говорит Джесмин умышленно громким голосом, – эти туалеты напомнили мне первый день школы.

Сейчас я не особенно быстро соображаю, но все же понимаю, о чем она говорит. Мне тоже.

Слышу, как Мелисса что-то говорит Пирсу. Возможно: «Он был в порядке, пока вы вдвоем туда не зашли. Зайди внутрь и посмотри, что случилось». А Пирс, наверное, отвечает: «Ой, да ладно, Мелисса. Ничего с ним не случится. Размышляет в одиночестве… о чем-то».

Я пытаюсь встать, но снова оседаю.

– Ты там один? – спрашивает Джесмин.

– Ага.

– Ты… в пристойном виде?

– Ага.

Дверь открывается, и в туалет входит Джесмин. Ее взгляд полон сочувствия, она быстро подбегает ко мне.

Мне даже удается изобразить смешок.

– Пытаюсь побить рекорд первого дня в школе.

– Ну, – говорит она вполголоса. – ты променял разбитую голову на грязный пол в туалете городского парка.

Я рад, что она не велит мне дышать. Мой растущий опыт панических атак говорит мне, что это редко бывает полезным советом, так как перспектива не дышать меня не радует.

Она помогает мне встать на ноги и держит за локоть, пока я опираюсь на раковину, опустив голову. У меня получается сделать пару глубоких вдохов. Внезапно появляется образ Хиро, парящего над землей в своей крылатой машине. Странно, но это успокаивает. Сердцебиение замедляется, а черные пятна перед глазами исчезают.

– Ух… Это было жестко.

– На дне прощания с Блейком с тобой тоже такое случилось?

– Нет.

– Что он тебе тут сказал? Или ты не хочешь рассказывать?

– Мне не хочется об этом говорить.

– Попробуешь выйти отсюда?

– Давай через пару минут?

Она кивает.

– Расскажешь что-нибудь смешное? – спрашиваю я.

– Я сказала маме, что ароматическая свеча, которую она недавно купила, пахнет как красивый дедушка. Мне это показалось смешным.