Меган Миранда - Идеальная незнакомка

Обвинение в том, что источник я выдумала — во имя погони за правдой, — было еще не последним гвоздем в крышку моего гроба.

Если бы я докопалась до правды, мне все простили бы, все сочли бы допустимым — я не сомневалась. Поэтому я сдала статью и стала ждать расследования. Я ждала, что колледж выяснит, у кого есть доступ к лекарству — Бриджет посещала занятия всего у четырех профессоров, вычислить было бы не трудно. Ждала, что другие девушки выступят с разоблачительными заявлениями; верила в это всем сердцем. Ждала, что полиция проявит интерес к делу и полюбопытствует, где Бриджет взяла таблетки. Полюбопытствует, не водится ли за профессором Аароном Хэмптоном каких-нибудь секретов.

Осознанный риск. Огромный шаг. И еще более огромный провал.

Последствия, которых я не ожидала и на которые не могла повлиять. Все завертелось с такой скоростью, что не успела я опомниться, — и моя жизнь полетела кувырком в пропасть.

Я не общалась с Аароном Хэмптоном около восьми лет. Однако он, словно неотвязный ночной кошмар, вернулся. Я даже не упоминала его имени в статье. Логан заявил, что мои доводы не имеют значения. Что я хотела уничтожить Аарона. Что при желании любой поймет, о ком именно я написала. Логан возмущался, словно я сделала что-то ужасное. Словно мертвая девушка с лицом, увековеченным на черно-белой фотографии, не взывала ко мне о возмездии. Словно не требовал того же голос в моей собственной голове.

— Я понятия не имела, — оправдывалась я, стоя перед столом Логана.

Ложь порождает ложь, а я и так увязла в ней по уши.

— Чушь собачья! — Он был свекольно-красного цвета, воплощение плохо сдерживаемого гнева. — В каком году ты окончила колледж?

Я не ответила.

— Ты знала профессора, Лия?

Я решила — пусть мое молчание говорит само за себя. Если Логан услышит, что я не только знала профессора, но и жила с ним одно время, будет куда хуже.

— Это серьезный конфликт, — изрек шеф.

Самое большое преуменьшение за весь разговор. Оно-то и стало последним гвоздем в крышке моего гроба.

— В статье все правда! — огрызнулась я.

И запоздало поняла — не стоило занимать оборонительную позицию. Вот где я просчиталась. Из моих оправданий Логан понял, что мне есть за что оправдываться.

Он посмотрел на меня в упор и, когда я не опустила глаз, побарабанил пальцами по столу.

— Сдай нам источник.

Мой ответ, похоже, был известен заранее. Видимо, Ной успел поговорить с шефом.

— Не могу, — произнесла я.

Он не шевельнулся. Не покачал головой. Не повысил голоса. Завершил все спокойно и быстро.

— Увольняйся. Увольняйся, собирай вещи и уходи сейчас же. И моли бога, чтобы эта история обошлась без последствий.

Я кивнула, попятилась из кабинета. Сердце бешено застучало. Душу охватило жуткое волнение, охватило и пропало. Однако я успела его ощутить — и понять, чту именно его вызвало. Правда, которая открылась благодаря мне. Она всплыла на поверхность, как пузырьки в кипящей воде, потому что я зажгла печь и бросила в нее дрова.

В этот раз мне не удалось избежать обязательного телефонного разговора с домом. Мама звонила каждое воскресенье в десять утра — исправно, как верующий ходит в церковь. У сестры звонок раздавался воскресным вечером, по окончании рабочего дня. В прошлое Рождество, которое мы провели вместе, я спросила у Ребекки, контролирует ли мама еженедельными звонками и ее, и с облегчением услышала утвердительный ответ. В такие минуты я чувствовала особую близость с сестрой, ведь в остальном у нас оставалось мало общего.

Ребекка со смехом заявила, что предпочла бы звонки по утрам, как у меня, — мол, выполнила свой долг, и дальше целый день свободна, — но я ей позавидовала. Я-то потом все воскресенье прокручивала в голове состоявшуюся телефонную беседу и размышляла над своими грехами.

В прошлые выходные я увильнула от разговора с мамой — сказала, что мне нужно подогнать учебу на преподавательских курсах. Однако если бы мама услышала подобную отговорку второй раз подряд, то забеспокоилась бы (я запустила занятия? правильно ли я распределяю время и приоритеты?). Самое смешное — в эти выходные мне и правда нужно было подогнать учебу.

Я ответила после первого же звонка — лучше покончить с разговором поскорее, прыгнуть грудью на амбразуру.

— Привет, мам.

— Доброе утро, Лия. Как продвигается обучение молодого поколения?

— Хорошо. Работы много. Скоро экзамены, я проверяю уйму заданий, выставляю оценки.

Я начала мыть кухню и протирать безделушки Эмми. Я давно поняла: беседуя с мамой по телефону, лучше одновременно делать что-нибудь еще — чтобы давать выход нервной энергии. Со времени моего отъезда из Бостона я постоянно вынуждена была что-то доказывать маме.

— Ребекка тоже очень загружена, — сообщила она. — То ли в аспирантуру поступает, то ли в какую-то научную программу, а число соискателей огромное… Подробностей не знаю. Может, ты в курсе?

— Нет, не в курсе.

Что бы ни утверждала мама, она прекрасно знала, чем именно занята ее старшая дочь. Мне просто завуалированно напоминали, чтобы я не отставала от сестры, — мама упрямо питала подобные надежды, хотя мы с Ребеккой никогда не соперничали. Давным-давно наша мать решила: конкуренция — залог успеха. Мы с Ребеккой не поддержали этой идеи — взяли да и разошлись как в море корабли, причем настолько далеко друг от друга, что нас никак нельзя было поместить в одно конкурентное поле.

По мере взросления я начала понимать, почему мама так на нас давит. Она осталась с двумя дочерьми: отец ушел, когда одной было пять, а другой восемь лет. Он создал новую семью, знакомство с которой меня не интересовало. Вторая попытка, повторный дубль. Мама получала вполне приличные алименты, чеки поступали вплоть до моего восемнадцатилетия.

Растила мама нас в одиночку. После ухода отца она заставила себя пойти в колледж медицинских сестер и позаботилась о том, чтобы мы стали самостоятельными и независимыми. Чтобы никто не смог выбить почву у нас из-под ног, как это произошло с ней самой. Я плохо помню то время — лишь соседку, которая часто за нами присматривала, — но вот Ребекка, наверное, сохранила больше воспоминаний. Не потому ли она чуть целеустремленней, чуть мужественней, чуть выносливей меня? Возможно, сестра знала, какой была наша мать раньше, и бежала от этого? Возможно, помнила дни, недели или даже месяцы — пока мама не взяла себя в руки и не устремилась вперед?

Ребекка сумела стать независимой. Оправдала все мамины надежды: окончила медицинский университет, с отличием прошла интернатуру, обеспечила себе надежный кусок хлеба. Если жизнь делала неожиданный поворот, у Ребекки обязательно имелся запасной план. Ее никогда не предавал парень, никогда не стучал на нее шефу. Она никогда не жила милостями окружающих — на выдвижном диване, в полуподвальной квартире, с оголенными нервами.