Меган Миранда - Идеальная незнакомка

— Простите, вроде нет. Вы точно знаете, кого ищете? — Официантка уперлась ладонью в бедро, глянула на меня с подозрением.

Ничего удивительного, я ведь даже имени толком назвать не могла.

Я в сотый раз представила девушку, которая хочет исчезнуть из виду. На какое-то время она становится Амелией Кент. Потом отбрасывает ее в сторону, превращается в кого-то другого.

Я тихо произнесла:

— Лия Стивенс?

Глаза официантки вспыхнули.

— Лия. Что-то знакомое. Точно, Лия. Только на одно лето, да?

Я чувствовала, как расширяются у меня глаза, каменеет лицо.

— Я помню. Помню, потому что босс ее любил. Называл дерзкой чертовкой. Хотя не скажу, что хорошо ее знала. Зачем вам Лия? Как она?

Я помотала головой, не в силах нормально дышать.

— Я выяснила, что хотела.

Жужжание в черепе, пронзительный звук — предостережение, слышное только мне.

Кошелек, который я потеряла в баре, давным-давно; был вечер, мы гуляли с Эмми. «Ты-то в порядке, Лия, — утешила она. — Это просто вещь».

Все мои кредитные карты. Водительское удостоверение. Несколько месяцев я бегала по инстанциям, восстанавливала утраченное. А что тем временем Эмми делала с документами? Со мной?

— Спасибо. — Я попятилась к выходу.

Не было никаких случайностей. Никаких неожиданностей, незапланированных последствий.

Даже тогда, Лия. Она использовала тебя даже тогда.

Эмми вернулась совсем не за коробкой. Спустя восемь лет Эмми вернулась за мной.

Я с трудом переступила порог бара, вышла на дневной свет, зажмурилась от солнечных зайчиков, пляшущих в окнах, прислушалась к отдаленному реву грузовиков. Где она? Где была тогда, где сейчас?

По дороге к машине я свернула в библиотеку, села за компьютер и вновь поискала информацию о Бетани Джарвиц. Не все публикации доступны в интернете, особенно такие давние. Я переключилась в архивный раздел. Архивные выпуски всех главных газет. В них я отыскала заметки, которые упустила в прошлый раз. Одна датировалась серединой июня, восемь лет назад, когда мы с Эмми стали соседками в полуподвальной квартире.

Благодаря анонимному заявлению на прошлой неделе была арестована Бетани Джарвиц. Ей предъявили обвинение в поджоге и непредумышленном убийстве Чарльза Сандерсона, 32 лет, жителя пенсильванского города Нью-Брэдфорд. Сегодня утром она признала свою вину в обмен на смягчение приговора. Второй подозреваемый остается неопознанным.

Перед заметкой — тот самый снимок Бетани, по которому ее опознали. Снимок очень зернистый, но цветной и уменьшенный, из-за чего изображение видно полностью. Лицо Бетани с такого расстояния разглядеть трудно, зато в кадр попал и стоящий рядом с ней человек. Он в капюшоне, скрывающем лицо, плечи ссутулены.

В глаза мне бросилось яркое цветное пятнышко. Сочно-зеленое, в ладони Бетани. Я прильнула к экрану, стала увеличивать фотографию — до тех пор, пока пиксели не распались на отдельные цветные квадратики. Неоново-зеленые с вкраплением красного. Зажигалка. Зажигалка из коробки. Красное сердечко, выглядывающее из кулака Бетани. Зажигалка, которая однажды побывала у меня в руках.

Нужно позвонить Кэссиди, пусть пробьет имя: Мелисса Келлерман. Я попросила Ноя проверить не ту девушку. Истратила остатки его расположения ко мне. А Мелисса-Эмми по-прежнему где-то бродила, и я гонялась за ее призраком.

Бетани, конечно, получила бы хорошее послабление, если бы назвала имя соучастницы. Эмми боялась, что Бетани ее выдаст. Вечно была в бегах, на всякий случай.

Затем, верная привычке копать до конца, я ввела в поисковую строку имя сгоревшего мужчины и приготовилась прочесть некролог. Я знала год, город, возраст — отпечатки пальцев и ДНК печатного мира.

В газетах о деле почти не упоминали — и я быстро выяснила причину. Подобная жертва для читателя — не лучшая приманка. За погибшим числились разные правонарушения, угрозы и словесные оскорбления, хотя и без судебных приговоров.

Потом я увидела, откуда он родом. Не город, где произошел поджог, а город, где этот человек родился и, по-видимому, вырос. Знакомое название! Именно там, на севере штата Нью-Йорк, Винс окончил старшую школу. Там познакомился с Эмми — тогда Мелиссой. Жертва, Чарльз, тоже был родом оттуда. Вот оно: видимо, Эмми его знала.

В судебном отчете говорилось, что Чарльз был пьян и погиб в огне, охватившем дом.

Взгляд, которым одарила меня Эмми в ответ на мой откровенный рассказ, — в ту далекую ночь, на полу нашей квартирки. Взгляд, говоривший: «Я понимаю». Отражение в зеркале.

Мы с Эмми похожи, считала я. Тогда и сейчас.

Что-то вынуждало нас бежать.

Что-то вынудило ее вернуться, когда Бетани вышла из тюрьмы.

Эмми считала себя должницей Бетани. Долг измерялся восемью годами жизни. Об этом говорилось в письме: «Я буду ждать твоего освобождения. Я помогу. Обещаю».

Я же последовала за Эмми. И на этот раз дошла до правды.

Когда после долгих поисков находишь правду, она не обязательно нравится. Не всегда брезжит, или сияет, или горит, или распирает грудь, или озаряет светом. Все может быть наоборот. Кости выкручивает и ломит, с телом происходит то же самое.

Когда понимаешь, что ты ошибся в людях.

Когда стоишь перед объявлением о сдаче комнаты и считаешь девушку, приютившую тебя, спасением. Видишь ее именно такой, придумываешь такой, живешь ею. Я стояла тогда — с раскалывающимся черепом, с ноющими ребрами, совершенно потерянная. Я была — никто.

А она увидела во мне нечто; нечто знакомое, что можно использовать по своему усмотрению. Лицо с зернистой фотографии, удивительно похожее на мое.

Попавшая в беду подруга, кузина. Способная, кстати, погубить саму Эмми.

Меня затошнило.

«Ты веришь в судьбу?» — однажды спросила Эмми. Она верила. Еще бы. Я возникла перед ней из ниоткуда, восемь лет назад, — просто подарок судьбы.

А, Б или В, спросила Эмми. Поможешь нуждающемуся другу или сдашь его? Я-то всегда считала, что она спрашивает о нас, о наших отношениях, о нашей близости. А Эмми говорила о другом. Сама исповедовалась.

Искала ли она меня в тот вечер, когда я вновь с ней повстречалась? Что привело Эмми в тот бар? Намеренно ли она задела меня, проходя? Чтобы я заметила, чтобы окликнула: «Эмми!..»

Она знала Бетани всю жизнь.

Я же была фигурой посторонней. Фигурой, необходимой Эмми. Ребекка твердила — ты готова себя отдавать, и окружающие этим пользуются. Так и есть. Пользуются.

Встреча с Эмми не была случайной. Ни тогда, ни сейчас.

Вечером, возвращаясь от библиотеки к машине, я выбрала дорогу через Гавернмент-Центр — свою прежнюю дорогу домой. Прошла чуть дальше. Отклонилась от Коммонвелт-авеню, свернула налево во второй переулок — по привычке.