Лариса Соболева - Наследник из Сиама

Она замялась, опустила глаза в чашку с чаем. Разве трудно догадаться, глядя на нее, что мадам Аннет немножко мучила совесть?

— Мешала дочь, — догадался Кирсанов.

— Это так. А как бы она сказала будущему мужу, что у нее незаконная дочь? К сожалению, плохая репутация способна навсегда сломать жизнь, да так, что и места гувернантки потом не найти.

— Селестина отдала девочку в приют?

— Что вы, я не позволила бы! Виола жила у меня, а Селестина вышла замуж, после венчания молодожены переселились в поместье мужа недалеко от Петербурга, но в город наезжали. Она навещала дочь, только… надломилась в ней некая струна: с одной стороны, малышку любила, а случалось, обдавала холодом, раздражалась. Полагаю, Мирона не смогла забыть, таила на него обиду, которая выливалась на крошку. Я говорила с Селестиной, к сожалению, мои доводы не действовали. Однажды она призналась, что боится встречи Виолы с мужем; как не велик Петербург, а случайность частый гость на улицах. Мне пришла мысль удалить Виолу подальше, дабы не мучить девочку приступами ненависти, исходящими от родной матери. Однако Селестине пришла безумная идея — отправить дочь в город, где жил дед. Я думала, она хочет отдать девочку деду, что было бы самым благоразумным шагом, а ничуть не бывало.

— Чего же она хотела?

— Отомстить. Хотя бы отцу Мирона. Но когда дочь вырастет.

— Как отомстить? — заинтересовался Кирсанов. — Убить князя?

— Уж не знаю. Мне кажется, она сама до сих пор не знает, все эти разговоры — пустое, глупые мечтания поквитаться с теми, кто сделал ее несчастной.

— Она несчастна?

— А вы как думаете, коль не угомонилась до сей поры? Мужа как не любила, так и не любит, а он от нее без ума, осыпал щедростью, у них родились двое детей. Отвозили крошку мы вместе, я посчитала своей обязанностью убедиться, что Виола станет жить в надлежащих условиях, за ней будет достойный уход. Селестина купила домик с садом, огородила его высоким забором от соседей, наняла прислугу — няню и женщину по хозяйству. Я предупредила обеих: навещать крошку мы будем внезапно, не предупреждая — днем, ночью, ранним утром, дабы застать врасплох, а также наймем тайного смотрителя. Они поняли и с девочкой обращались на должном уровне. Однако дальнейшие распоряжения Селестины меня шокировали.

Мадам Аннет пришлось сделать паузу, воспоминания давались ей нелегко, видимо, эта добрая женщина слишком болезненно воспринимала чужие ошибки. Она выпила залпом остывший чай, поставила чашку на блюдце и, отдышавшись, прочла мысли Кирсанова:

— Вас удивляет мое отношение к девочке, она ведь мне никто.

— Немного, — признался тот.

— Видите ли, сударь, я одинока. Муж, уйдя в мир иной, а ушел он рано, оставил мне квартиру и небольшое состояние, на него я приобрела этот магазин. Детей у меня нет. И друзей нет, не сложилось ни с кем доверительных отношений. Виола родилась в моем доме, с первого крика она была у меня на глазах, я привязалась к ней, как к родной, даже хотела удочерить, но…

— Селестина не отдала вам девочку, — понял Кирсанов.

У нее дрогнули губы, она их закусила, опустив глаза, таким образом пряча навернувшиеся слезы, делающие любого человека уязвимым и беззащитным. Казалось, что-то еще мучило ее. Кирсанов, несмотря на молодость, уже знал по опыту: человек доверился тебе, не мешай ему расспросами до поры до времени, чтобы душа его полностью раскрылась, он сам выложит боль, терзания, печали. И она продолжила, едва успокоившись:

— Я помогла ей в самую трудную пору жизни, когда она осталась без куска хлеба и нечем было платить за жилье. Я дала ей кров, хлеб, работу, взяла няню, принимала участие в ее судьбе. Ей не нужна была Виола, со мной девочка росла бы в любви и заботе, Селестина могла навещать дочь, но уже не называясь матерью. И тогда встреча Виолы с мужем Селестины не стала бы роковой, способной разрушить их брак. Разве это не благо для нее и ребенка? Она отказала. Понимаете? Не потому, что не доверяла мне, она ведь кинула дочь совершенно чужим людям, не зная, насколько они будут честны с девочкой. Это было несправедливо и по отношению ко мне, и по отношению к дочери.

— Почему ж они-с так поступили-с? — влез Пискунов со своим вывернутым показным достоинством, демонстрирующим, будто он есть важная персона.

— Потому что в ее сердце поселилось зло, за грех Селестины, за обманутые надежды, за прошлое отчаяние и нынешнее благополучие без радости должна расплатиться Виола и вернуть всем обидчикам долги матери.

Поскольку диалог вошел в прежнее русло, Кирсанов позволил себе напомнить мадам Аннет:

— Скажите, а что вас шокировало, когда вы перевезли девочку?

— Ах, да! — вспомнила она. — Селестина поставила дикие условия из слов «нельзя»: ребенка нельзя выводить за пределы ограды, нельзя девочке общаться с соседями, нельзя рассказывать о ней никому, нельзя Виоле играть с другими детьми, принимать гостей в доме само собой нельзя. Это неслыханно! Я сказала, что крошка не заслуживает тюрьмы, из-за чего мы первый раз поссорились и назад ехали по отдельности. Потом я тайком приезжала проведать малышку. Года три спустя мы помирились, Селестина сама приехала ко мне, ведь ей некому излить душу, а всякий человек нуждается в очищении не только у батюшки на исповеди. Хм, у некоторых есть тайны, что скрываются и от Бога. Мы стали ездить к Виоле вместе, привезли гувернантку, которая учила ее всему, чему учат в благородных домах, позже мы с ней подружились. Но более я не позволяла себе делать замечания Селестине. А бедный ребенок… мне очень жаль ее, живущую в изоляции до сих пор. Как она войдет в этот мир, полный непредсказуемых поворотов, кто ее примет?

Новая пауза понадобилась мадам Аннет, чтобы вновь отдышаться, хотя сейчас она находилась в эмоциональном равновесии, значит, у этой дамы больное сердце. Кирсанов терпеливо ждал; Пискунов, напившись чаю и съев все конфеты, скучал.

— Вас удивляет, почему я рассказываю так подробно все, чего не стоило бы рассказывать?

— Нет, мадам, уже нет, — сказал правду Кирсанов, понимая откровенный порыв — это забота о девочке.

— Ради Виолы. Я решила дождаться ее совершеннолетия и забрать, помочь выйти замуж, но боюсь, могу не дожить до этого. А раз вы приехали… Ежели вы, господа, отдадите Виолу родному деду, то сделаете доброе дело, спасете ее от безумных идей матери, а Господь вас вознаградит. Да, у Виолы все имеется: одежда, еда, кров, слуги. Но нет любви, понимания, участия, счастья, нет друзей, она одна. Князь ждет внука? Неужто он откажется от родной внучки?

— Думаю, рад будет и ей, — заверил Кирсанов. — Сколько лет Виоле?

— Семнадцать.

— Вы дадите мне ее адрес?

— Разумеется. А вы обещайте сообщить, как принял ее старый князь. Ежели он откажется, я приеду и увезу ее, Селестина никогда не узнает о местонахождении дочери. Все ради Виолы, поверьте, девочка очень хорошая.