Виктор Пронин - Ошибка в объекте

— Что вы на это скажете, Сухов?

— Ничего. Ничего я вам больше не скажу. Мне плохо. Я устал. Вот и все. Может, это было, может, не было, не знаю… А может, и меня там не было вовсе. Чем докажете?

На следующее утро Демин проснулся разбитым. Многочасовые допросы Аврутина, оформление показаний, очные ставки с Суховым, с Фетисовой опустошили его. Придя на работу, он медленно прошел по коридору, долго вставлял ключ в замочную скважину, а войдя в кабинет, сел, не раздеваясь. В нем до сих пор звучали голоса всех, кто прошел перед ним вчера, кто побывал в этом кабинете.

«Вот так, гражданин Аврутин, это все и кончилось. Долго тянулось, а завершилось, вишь, как неожиданно… Сам пришел… А с другой стороны, Коля, любая тюрьма для тебя будет избавлением, это уж точно. Можно, конечно, годами в прятки играть с милицией, с друзьями, с самим собой… Но ведь это уже не жизнь, это уже черт знает что…»

Позвонил Кучин. И после первых же слов понял состояние Демина.

— О, да ты совсем раскис! А ко мне в гости никто не идет… Ты, Валя, не представляешь, как бывает иногда печально, когда никто в гости не идет! Нет-нет, не подумай, что вообще никто не идет, приходят всякие кикиморы болотные с вежливо-настороженными взглядами и быстренько начинают обследовать твою квартиру, обстреливать ее стыдливыми глазками… И чего они, думаешь, ищут? Хотят убедиться, что не обошел ты их, вазу хрустальную не хапнул по случаю, ковер не приобрел, мебелишка у тебя та же, что и прежде… А закончив такой вот негласный обыск, успокаиваются и проникаются к тебе благорасположением. И ты понимаешь, в чем весь ужас, Валя, — они искренне располагаются к тебе, поняв, что ты ничем не угрожаешь их самолюбию.

— Ну, Кучин, ты преувеличиваешь, — усмехнулся Демин.

— Преувеличиваю?! Ха! Знаешь, я был недавно в гостях у одного парня, с которым учился когда-то… так вот, его квартира — это некий итог. Итог жизни, стремлений, итог сверхурочной и левой работы, это тот предел, которого можно достичь, если поставить перед собой единственную цель — создать такую берлогу. Валя, у него на фужерах свято хранятся фабричные бумажные нашлепки, и он следит, чтобы ни один гость по недоумению их не ободрал. Импортные они, Валя! У дитя тапочки, которые надеваются только при гостях. Пластинки есть, которые он сам для себя никогда не ставит. И не только потому, что они ему неинтересны, он бережет их, Валя! И бутылочка гостевая есть. Бедный Костя, как он заглядывал мне в глаза: «Ну что скажешь? Каково мы живем?» А я подумал — что же вы, бедные, будете делать, когда я через полчаса выйду от вас? Хотел было похвастаться, что есть, дескать, у меня ножичек булатный и цена ему никак не меньше тыщи, но спохватился. Тогда я обесценил бы их сокровища! Вот что им нужно — превосходство. О, как они держатся за людей, перед которыми это превосходство могут показать. Грустно все это, Валя, грустно…

— Теперь я знаю, зачем ты меня в гости зазываешь, — попытался пошутить Демин. — Ты хочешь убить меня своим ножом булатным.

— Только в переносном смысле, — быстро ответил Кучин. — Одним только видом ножа я тебя убью! Но знаешь, Валя, если понравится так, что душа у тебя дрогнет, — подарю!

— Острые предметы нельзя дарить, — назидательно сказал Демин, — рассоримся.

— А я с тебя пятак возьму. Вот ты и откупишься. А то зашел бы, а? Слышал, ты женишься?

— Знаешь, я тоже об этом слышал, не помню от кого, правда…

— Ладно-ладно, не лукавь. До анатомички тоже кое-какие новости из мира живых доходят. А то приходи с дамой…

— А как насчет мяса?

— Колбасы купим, в конце концов. Бог с ней, с бараниной… А то дожили — просто так человека в гости не пригласишь, все поразить хотим друг друга, удивить, озадачить… А я тебе сразу говорю — приходи ко мне. Ко мне. И все.

— В семь годится?

— Заметано! — И Кучин положил трубку, боясь, что при дальнейшей утряске вдруг обнаружатся какие-то забытые дела, которые не позволят им встретиться.

Демин усмехнулся невинной хитрости Кучина и тут же позвонил Кларе. А вечером, когда они стояли на площадке у двери, до них донесся запах жареного мяса.

— Ага, — сказал Кучин удовлетворенно, и Демин не мог не заметить, как в его глазах блеснули и радость и облегчение. — Пришли. Ну, проходите, — проворчал тот. — А я подумал, если не придете — все сам съем.

— Знакомьтесь, — Демин представил Клару.

— Вы как, уже расписаны или еще?..

— Еще! — рассмеялась Клара. Она пришла в джинсах и все в том же желтом свитере. — А вы? Расписаны или еще?..

— Я! — Кучин раздумчиво склонил голову к плечу. — И уже и еще… Я был расписан и надеюсь еще разок расписаться. При благоприятных обстоятельствах, разумеется. А расстались мы очень мило. Осчастливили друг друга расставанием. Принято считать, что люди делают друг друга счастливыми, сходясь, а у нас все наоборот. Мы шлем друг другу поздравительные открытки, что… Минутку!

Он убежал на кухню и вскоре выбежал оттуда, неся на вытянутых руках дымящуюся сковородку с ломтями мяса. Все это он водрузил на журнальный столик, вокруг которого стояли кресла.

— Будем кутить за маленьким столиком, — сказал он. — Когда сидишь в кресле, больше можно съесть. Вы ужинали?

— Зачем? — удивился Демин. — Ужинать, собираясь в гости? Ну, ты даешь, Кучин!

— Правильно! — ответил тот и бухнулся в кресло. — Прошу следовать за мной. — Он разлил в высокие стаканы красное сухое вино, положил себе в тарелку кусок мяса, посыпал его зеленью, которая возвышалась горкой в большой тарелке.

— Давайте выпьем, ребята! Мы так долго шли к этому вечеру, к этой вот встрече, что любой тост покажется скучным, потому что это будет еще одна проволочка. Выпьем.

Он подержал стакан в опущенной руке, поставил на стол, с трудом найдя для него место, посмотрел, как осторожно отпила Клара, одобрительно глянул на пустой стакан Демина и вздохнул освобожденно.

— Я слышал, твой Сухов из изолятора письма пишет?

— Да, хочет дать чистосердечные признания.

— Как, опять?

— Он при каждой встрече дает все новые и новые показания. И все — чистосердечные.

— Так он, выходит, знал, что сбрасывает в воду живого человека?

— В том-то и дело! Он и себе боялся в этом признаться. Аврутину он в истерике проболтался там, на берегу, что видел, как Фетисов шевельнул рукой, но потом запретил себе об этом и думать. Живой Фетисов становился опасным Сухову. Постоянно действующий живой укор. Понимаешь? Если человек, видевший твою подлость, низость, всегда рядом, тяжело жить. Но если такой человек мертв, то вроде и спокойнее.

— Значит, убийца — Сухов?

— Да. Можно и так сказать. Если бы Аврутин знал, что Фетисов жив, он бы не стал сбрасывать его в воду. Зачем? Сухов же топил живого человека.